сражения был загодя расписан пунийским вождем. Во время боя он, наверное, даже скучал: настолько ясен ему был исход разыгрываемой пьесы.
Продумав все это, Сципион стал взрослее лет на двадцать. Он понял, что римляне ведут войну не с превратностями случая, не с прихотью богов, а с волей и умом коварного, люто ненавидящего их человека. Сейчас Публию стало страшно не только за будущее, но и за прошлое. Он вспоминал свои надежды перед боем и содрогался теперь, когда знал, что был тогда всего лишь одной из марионеток хитрого Пунийца. Происшедшее ужасно, но то, что могло произойти, пожалуй, еще страшнее. А ведь Ганнибал всего на десять-одиннадцать лет старше него, Публия. Каков-то он сам будет в тридцать лет. Так Сципион впервые сравнил себя с Ганнибалом.
Ему не терпелось поделиться своим открытием с другими. Однако отец теперь находился далеко, с ровесниками говорить было бесполезно, а вожди не слушали его, считая юнцом. Тогда он, прежде мечтавший о ратной славе, вдруг почувствовал, что ему тесны доспехи военного трибуна. Что можно сделать, командуя несколькими турмами, центуриями или даже легионом? Он стал помышлять о собственном войске, но путь к империю пролегал через длинный ряд магистратур и множество казавшихся бесполезными лет. Если бы он родился раньше — думал Публий — сейчас государство имело бы полководца, способного справиться с Ганнибалом.
8
Для римской армии зимовка была под стать переполненной неудачами осени. Во всей округе хозяйничали нумидийцы, а в холмистой местности — иберийские горные племена кельтиберов и лузитанцев, составлявшие значительную часть войска Ганнибала. Римляне не смели показаться за валом своего лагеря, и подвоз продовольствия осуществлялся только по реке. Однако Ганнибал решил перекрыть и этот путь снабжения, вознамерившись овладеть торговой пристанью возле Плаценции. Ночью с небольшим отрядом, полагаясь более на внезапность, чем на силу, он подступил к крепости. Но караулы вовремя обнаружили врага и сообщили о нем в город. На рассвете подоспел консул Корнелий Сципион, который тогда еще был в Италии и руководил обоими лагерями в отсутствие Семпрония, отбывшего в Рим. В схватке сам пунийский вождь получил легкую рану, и обеспокоенные этим карфагеняне отступили.
После выздоровления Ганнибал напал на другой город, помельче. Навстречу ему вышло многочисленное ополчение граждан, но противостоять опытному войску африканцев они не могли и при первом столкновении обратились в бегство. На следующий день город сдался. В ворота вошли пунийцы, приветствуемые жителями как новые друзья, и вдруг бросились грабить и уничтожать все живое, будто захватили город с бою. Стратегический план Ганнибала не предполагал снабжения войска извне, потому грабеж мирного населения был частью его кампании.
Закончив год таким «подвигом», Ганнибал разбил зимний лагерь и в дальнейшем занимался в основном встречей галльских посольств. Все племена предальпийской Галлии после битвы у Требии приняли сторону пунийцев и теперь скрепляли свою измену Риму заключением договоров с карфагенянами. К Ганнибалу всю зиму стекались полчища галлов, из которых он формировал воинские подразделения и отдавал на обучение своим офицерам. К весне его армия возросла более чем вдвое.
Поскольку в Риме было очень неспокойно, Тиберий Семпроний, едва устроив войска на зимовку, почти без сопровождения пустился в путь к столице, невзирая на то, что окрестности кишели врагами. Ему удалось перехитрить посты противника и благополучно прибыть в город. Там он первым делом провел консульские выборы, чем несколько приободрил народ, увидевший, что государственная система все еще функционирует нормально. Вожди плебса свалили вину за неудачный ход войны на сенат и под торжествующий рев масс провели в высшие магистраты злейшего врага знати, а значит, народного кумира Гая Фламиния. Вторым консулом избрали Гнея Сервилия Гемина. После выборов Семпроний столь же поспешно вернулся к войску. Фламинию по жребию достались легионы Семпрония, Сервилию — Сципиона. Принять командование новым консулам предписывалось в Аримине.
Гай Фламиний опасался, и не без причины, что сенат с помощью нобилей, облеченных жреческим саном, попытается задержать его в городе под видом неблагоприятных предзнаменований или вовсе объявит его избрание недействительным на том основании, что какая-то курица не с той стороны клюнула зерно, подобно тому, как это случилось во время его предыдущего консульства, когда он вел войну с галлами. Потому он пренебрег традиционными ауспициями и прочими атрибутами ритуала вступления в консульство и, незаметно, будто по частным делам, покинув город, устремился в Аримин.
Тем временем Ганнибал столкнулся с непредвиденными осложнениями. Галлы, мечтавшие о завоевательных походах под руководством Пунийца, до сих пор были вынуждены видеть, как обе противостоящие армии опустошают их собственные земли. Потому непостоянные галлы, легко переходящие от одной крайности к другой, от восторга к отчаянию, от дружбы к вражде, возненавидели Ганнибала и, не смея вступить с ним в открытую войну, неоднократно пытались его убить. Пунийцу пришлось применить свою изощренную хитрость, чтобы выжить. Он менял местопребывание, переодевался в различные одежды, использовал множество париков и прочий грим.
Учитывая сложившуюся обстановку, карфагеняне с приходом в долину Пада первых признаков весны, двинулись через Апеннины в направлении Этрурии. Однако в горах их застала лютая буря, и Ганнибал поспешно вернул войско в зимний лагерь.
До наступления настоящей весны более ничего не произошло за исключением нескольких стычек пунийцев с солдатами Семпрония, которые не дали перевеса ни одной из сторон.
9
В марте Фламиний прибыл в Аримин, принял войско и горными тропами направился к Аррецию, чтобы перекрыть врагу удобную дорогу к Риму.
Ганнибал, предпочитая действовать быстро и неожиданно, кратчайшим путем пошел в Этрурию. Он пересек болотистую долину реки Арно. Четыре дня и три ночи его войско не имело возможности устроить привал. Люди могли отдыхать только на трупах павших животных, во множестве возвышавшихся над болотной жижей. Этот переход унес немало человеческих жизней, но еще больше погибло лошадей и волов, не вынесли похода и шесть слонов из семи, оставшихся после сражения у Требии. От ядовитых испарений сырой местности заболел и сам Ганнибал. Он был столь слаб, что ему пришлось ехать на единственном уцелевшем слоне. Болезнь не прошла для него бесследно: он ослеп на правый глаз.
По прибытии в Этрурию войско долго приходило в себя, а Ганнибал собирал информацию об очередном сопернике — Гае Фламинии. Убедившись, что консул еще более горяч и заносчив, чем Семпроний, он демонстративно двинулся по плодородной этрусской равнине, грабя и разрушая все на своем пути. Фламиний нетерпеливо бросился в погоню. За счет смелого перехода через труднодоступную долину реки Арно Ганнибал выиграл в расстоянии и теперь опережал римлян. Однако, тщательно разведав местность, он тайно вернулся немного назад и устроил засаду в облюбованном им месте у Тразименского озера.
Товарищи предостерегали Фламиния от поспешных решений, советовали дождаться второго консула, чтобы действовать сообща, но он не слушал не только людей, а даже богов, которые не раз дурными знамениями оповещали его об опасности. Так, во время жертвоприношений теленок вырвался из рук жрецов и забрызгал окружающих кровью, что, по мнению римлян, недвусмысленно свидетельствовало об отказе богов принять жертву; выступая в поход, консул упал с коня, а знаменосец не мог вырвать древко «орла» из земли, на что Фламиний лишь с издевкой сказал: «Пусть выкопает знамя, если окаменел от страха и не способен его выдернуть!»
У Тразименского озера горная гряда расступалась и между холмами и водою оставляла узкую полосу ровной поверхности. В окрестностях это была единственная удобная дорога в равнины Этрурии. Ганнибал расположил тяжелую пехоту в горах вдоль озера, конницу — в конце прохода, а легковооруженных спрятал
