Через несколько мгновений их окружили вышедшие из курии Марк Эмилий Павел, Корнелий Цетег, Квинт Цецилий Метелл, Эмилий Пап и другие соратники Сципиона. На лицах сенаторов лишь временами неуверенно просвечивалась надежда сквозь сумрак озабоченности.
— Формально мы добились своего, но по сути… Боюсь, что из-за ограничений Фабия мы ничего не сможем сделать и только скомпрометируем нашу идею и самих себя, — сказал Ветурий.
— Нет, друзья! — окидывая всех светлым взором, произнес Сципион. — Мы победили! Правда, нам предстоит несколько изменить тактику. Лишившись поддержки государства, мы одновременно избавились и от зависимости, обрели свободу от всех этих фабиев и фульвиев, которые в противном случае строили бы нам козни на протяжении всей африканской операции. Теперь же нам будет потруднее вначале, зато станет легче потом. Смотрите в будущее с оптимизмом, благо, нам есть куда обратить взор. Назавтра я всех вас, друзья, приглашаю на обед, там и поговорим о дальнейших действиях. Сегодня же мы потрудились достаточно и заслужили отдых.
Сципион подошел к ступеням, ведущим вниз к форуму. При его появлении над волнующейся на площади толпой взвился смерч ликования. Ощутив хмельной дух славы, Публий поднял руку, приветствуя народ, и начал медленно, величаво сходить с Капитолия. На последних ступеньках он задержался и, используя их как трибуну, обратился к народу с короткой речью.
— Квириты! Поход в Ливию состоится и подведет итог этой затянувшейся войне! — провозгласил Сципион. — Сенат отказал нам в помощи по организации этой кампании, но не в силах был запретить патриотам стремиться к победе! Люди, вознесшие свои корыстные страстишки над интересами Отечества, открыто самоустранились из этого грандиозного предприятия нашего государства. Тем лучше! Борьба с Карфагеном становится истинно народным делом, нашим делом, и мы докажем, что не нобили выигрывают войны, а рядовые граждане, народ!
Консул шагнул вниз, толпа покорно расступилась перед ним. Тут по людскому морю пробежала рябь. К Сципиону пробивался какой-то отряд, сплотившийся наподобие «черепахи». В центре этой группировки Публий увидел Эмилию Павлу. Поверх ее торжественной столы была накинута пурпурная палла, что вызвало нездоровое возбуждение у стоящих на склоне Капитолия сенаторов враждебной Сципиону партии. Когда Эмилия в борьбе прорвалась к Публию, ее разгоряченное лицо пылало румянцем, глаза сверкали торжеством, а яркое покрывало спало с головы на плечи, обнажив сверхмодную прическу.
— Ты отлично руководила боевыми действиями своей свиты и по праву облачилась в одеяние триумфатора, — сказал с улыбкой Сципион, несколько ошеломленный поведением жены.
— К тебе, мой консул, невозможно подступиться. Мне пришлось оставить лектику у торговых рядов и вступить врукопашную, — промолвила она лукаво, — а если бы моя палла была обычного цвета, ты бы меня даже и не заметил среди великого множества твоих почитателей.
— Да, триумфальный плащ как раз тебе под стать. И если лицо твое не красно, как у Юпитера, то уж, без сомнения, прекрасно, как у Юноны! Торжествуй с полным правом, Эмилия Павла, мы с тобою победили.
Своим самообладанием Публий сумел внушить плебсу мнение, будто поступок его жены в высшей степени похвален и не содержит в себе ничего предосудительного, нескромного, и народ умилялся, видя Сципиона одновременно в двух лицах: сразу и в мужской, и в женской ипостаси.
Дальнейший путь домой не принес происшествий. В атрии сыновей встречала Помпония. Взглянув на вошедшего Публия, она опустила голову, но через миг, гордо выпрямилась и посмотрела в глаза старшего Сципиона.
— Все хорошо, мой Публий, ты отправляешься в Африку? — почти без вопросительной интонации твердо произнесла она.
— Да, но еще не скоро. У нас много дел в Италии и Сицилии, — стараясь говорить будничным тоном, ответил Публий.
— Да помогут тебе Юпитер и Марс!
— И Венера также, — усмехнувшись, добавил Публий и улыбнулся Эмилии.
— Луций поедет с тобою?
— Да, конечно, ведь он тоже Сципион, — сказал Публий и вытолкнул стоявшего за его плечом брата на передний план.
Ветурия при этом восхищенно взвизгнула, зарделась румянцем, но в следующие мгновение расплакалась.
Обед прошел в домашнем кругу, чинно и холодно. Мысли и мужчин, и женщин были устремлены в будущее, которое грозно нависло над настоящим и выпило из него жизненные соки, отчего эти часы сделались призрачными.
Вечером Эмилия властно повлекла за собою Публия и потребовала, чтобы сегодня он наконец-то принадлежал ей целиком, не только телом, но и душою.
10
На следующий день Сципион пришел на Марсово поле и некоторое время усиленно занимался военными упражнениями, восхитив присутствовавших там новобранцев. Попутно ему удалось завербовать кое-кого из зрителей добровольцами в свое войско. Несколько позже пришел на плац и Красс. У храма Беллоны он занимался формированием пополнения в бруттийские легионы, доставшиеся ему в наследство от Ветурия.
— Вот срываю злобу к Фабию на этих деревянных манекенах, — сказал ему Публий, — ну и исполосовал же я их!
— Лучше пойди в рощу и найди трухлявый пень, а эти бревна оставь для моих солдат, — в тон ему ответил Красс.
Возвратившись домой, Публий долго полоскался в своих термах, где ему хорошо думалось, а потом расположился в таблине и несколько часов писал послания к различным городам и коллегиям граждан.
Часа за три до наступления сумерек стали собираться приглашенные гости. Сципион устроил им роскошную трапезу. За обедом он острил без удержу, говорил стихами, импровизировал на различные темы, то есть предстал настоящим Сципионом, таким, каким он был мил сердцам друзей. Вначале гости чувствовали себя скованно, будучи удрученными трудностями, возникшими в их деле по вине политических противников, но благодаря бодрящему жизнелюбию хозяина постепенно повеселели, стали смелее высказываться, и некоторые из них произвели на свет неплохие идеи. Выслушав друзей, Публий столь же легким, изящным слогом, каким произносил экспромты и тосты, начал говорить о своих планах. Разбуженные застольным весельем умы всех присутствующих живо анализировали каждый пункт предлагаемой консулом программы, и тут же велось их смелое обсуждение. Совещание затянулось до полуночи, но никто не замечал времени, поддавшись воодушевлению творчества.
В последующие дни друзья Сципиона стали собирать своих друзей и пропагандировать среди них политику консулов, давать указания клиентам. Вскоре забурлил весь Рим, а следом — и Италия. Многочисленные гонцы заполонили дороги, неся послания общинам союзных городов и просто влиятельным людям. Отправились в различные регионы страны и многие сенаторы, дабы личным влиянием способствовать успеху.
Посланцы консулов обращались к италикам и гражданам с воззванием поддержать передовых людей Отечества на переломном этапе истории. Африканская кампания Сципиона провозглашалась началом новой эпохи, его идеи о гармоничном устройстве мира подавались как доктрина качественно нового бытия Италии, возвышения ее до роли всемирного сената со всеми вытекающими из этого последствиями. Каждому италийскому народу, всякому городу были подчеркнуты конкретные выгоды такого положения. Портовым городам обещали с подавлением Карфагена обеспечить свободу торговли сначала в западном, а потом и в восточном Средиземноморье, другим сулили богатства Персии и Индии, третьим — африканских рабов, четвертым предрекали возможность наслаждаться миром, не опасаясь воинственных соседей, и всем вместе — положение первых граждан новой цивилизации. «Чем больше государство, тем более велик человек, ибо горизонты его жизни расширяются от границ городской черты в перспективе — до крайних
