себе отцовское царство. Но это была лишь первая песнь эпопеи. Далее в дело вмешались карфагеняне. Видя, что соседней страной овладел способный самостоятельный человек, вышедший из повиновения, и не располагая второй Софонисбой, Газдрубал отправился к Сифаксу и поднял его на войну с Масиниссой. Пока пуниец и его дочь вдохновляли царя на славные деяния, Масинисса сумел помириться с Мазетулом и бывшим молодым царем и привлечь их на свою сторону. Но, несмотря на консолидацию всех сил своей израненной в междоусобице державы, он был разгромлен Сифаксом в первом же сражении. Благодаря своей ловкости Масинисса сумел спастись и с горсткой людей укрыться в горах. В целях пропитания царь без царства вынужден был заняться разбоем. Скоро он столь преуспел в этом деле, что к его лагерю пролегли торговые пути, по которым купцы развозили добычу во многие страны. Сифакс, считая унизительным для себя воевать с разбойничьей бандой, снарядил против нее одного из своих военачальников. Тот выследил дислокацию шайки и уничтожил ее. Но Масинисса вновь спасся. Преодолевая скалы, равнины и реки, уворачиваясь от вражеских стрел и копий, он ускользнул от преследования и всего лишь с двумя соратниками долгое время скрывался в пещере, почитаемый всей Африкой мертвецом. Когда Сифакс отпраздновал победу и возвратился в свои земли, Масинисса буквально явился из-под земли и во второй раз вернул себе царство. Соседи опять пошли на него войною. Масинисса собрал войско и смело вступил в битву с Сифаксом. Хотя молодой царь-скиталец был учеником одновременно и карфагенян, и римлян, ни его отвага, ни выучка не спасли слабое войско от разгрома со стороны превосходящих сил соперника. Сифакс одержал полную победу, но Масинисса, сдружившийся за время своих похождений со всеми природными стихиями, снова сумел ускользнуть от повсеместно расставленных вражеских заслонов. Еще долгое время воины Сифакса преследовали Масиниссу по всей Нумидии, но, вконец измученные, ни с чем вернулись в свою страну. С тех пор Масинисса проводил время в изгнании, на границе с дикими племенами каждый день в приключениях заново отстаивая свою жизнь.
Теперь Масинисса горячо убеждал Лелия ускорить вторжение римлян в Африку, но Гай был весьма озадачен сложившимся положением: один союзник перешел на сторону врага, а оставшийся верным не столько мог оказать помощь, сколько сам нуждался в таковой.
Так, с полными трюмами добычи и с дурными вестями Лелий отправился в Сицилию. С тем он и прибыли в Сиракузы к консулу.
Выслушав Гая Лелия, Сципион понял, что в Африке стоит рассчитывать лишь на собственные силы и начинать поход можно только с полностью укомплектованным и хорошо обученным войском. Друзья некоторое время погрустили, но из дворца вышли бодрые и, общаясь с легионерами, энергично выражали радость по поводу привезенной добычи. О нумидийцах речи не было, словно цель экспедиции Лелия состояла лишь в грабеже.
2
Итак, поход откладывался до весны. Остаток дня после возвращения легата и всю последующую ночь Публий терзался муками неутоленной жажды деятельности. Заснул он только на рассвете. Около полудня Сципион нехотя вышел из дворца Гиерона, в котором после взятия Сиракуз располагалась резиденция римских магистратов, взглянул вокруг с высокого порога и замер, зачарованный представшею картиной.
В сияющей истоме летнего зноя пред ним лежал прекраснейший и едва ли не величайший город Средиземноморья, давно превзошедший размахом и блеском свою метрополию Коринф и даже Афины. Его великолепие соперничало с роскошью природы. Из дворца, расположенного в старейшем районе, называемом Остров, открывалась грандиозная панорама на весь город. Над изящными частными строениями возвышались украшенные статуями фронтоны храмов, подпираемые рядами грациозных колонн. Здесь же, поблизости, стояли храмы Артемиды и Афины. Однако эти и другие здания Острова, способные украсить любой город, лишь готовили устремляющийся вперед взор к восприятию чудес архитектуры и искусства форума и прилегающих общественных сооружений Ахрадины — другого города внутри Сиракуз. Далее вверх по склону холма с одной стороны амфитеатром поднимались жилые кварталы района Тихэ, названного в честь богини Фортуны, с другой — Неаполя с господствовавшими на возвышенности огромным театром и храмами Деметры, Коры и Аполлона. Линии городских стен, извиваясь, убегали вверх по холму, охватывая дополнительно пригородную зону Эпиполы. Повернувшись влево, Сципион мог любоваться обширной изумрудной гаванью, а справа распростиралось сверкающее всеми оттенками синевы море.
Только теперь, когда перед глазами рассеялось пыльное облако забот, отступивших к весне, Публий вдруг разом увидел красоту Сиракуз, осознал их величие, ощутил аромат прелестей этой древней земли. До сих пор ввиду необходимости Сицилия была для него всего лишь провинцией, базой для подготовки к войне, но сейчас он наконец-то постиг мыслью и душою, что находится на острове Цереры, в той Треугольной, как ее называют греки, стране, цивилизация которой стала дочерью Эллады, в каковую та, прежде чем одряхлеть от старости, вдохнула свою молодость, культуру и жизнь.
Занимаясь делами магистрата и полководца, Сципион уже несколько раз пересек Сицилию из края в край. И теперь память восстановила перед его мысленным взором виденные, но не замеченные им ранее картины. Он вспомнил желтые, как солнце, пшеничные поля, которыми были размечены почти все равнинные участки этой плодородной земли, каменные утесы береговой линии, купающиеся в море, богатые села, изысканно гармоничные греческие и пестро раскрашенные мишурой торгашеского довольства пунийские города. Ему вновь захотелось посетить расположенную в самом центре Сицилии Энну, обозреть осененные мифом окрестности с крутой горы этого города, побродить по роще, где, по преданию, обитает сама богиня Церера, осмотреть пещеру, ведущую в подземное царство Орка. Множество других интересов и желаний пробудил в нем дух Сицилии, и он даже порадовался отсрочке в войне.
Публий ненадолго вернулся во дворец, отдал распоряжения письмоводителю Гаю Цицерею и с небольшой свитой пешком отправился в город, чтобы свежим взором оценить его достопримечательности. На площади он без труда нашел экскурсовода, так как многие местные жители охотно промышляли этим ремеслом, и отправился в путешествие по бесконечному лабиринту улиц.
Здесь все еще не заросли раны войны: стены и некоторые здания были разрушены, местами чернели следы пожарищ. Но даже и теперь Сиракузы производили радостное впечатление. Бродя по чистым светлым улицам, Публий насыщался интеллектуальной поэзией, звучащей в архитектуре этого города, и сам уподоблялся Эсхилу и Платону, по чьим следам сейчас ступал, его посещали их идеи и чувства, он ощущал безмятежность, уравновешенность духа, питающегося возвышенной мыслью.
В тот же день Сципион побывал на могиле Архимеда. Глядя на колонну памятника, увенчанную цилиндром и сферой, напоминающими о решенной ученым задаче, и перечитывая эпитафию, Публий решил подробнее ознакомиться с трудами великого грека.
Посвятив несколько часов эстетическим интересам и, казалось, напрочь забыв об Африке и карфагенянах, вечером Сципион, к собственному удивлению, обнаружил в голове готовый план долгосрочной программы подготовки к весенней кампании. Утром он оформил свои идеи письменно и, созвав на обед легатов, которые одновременно были его друзьями, за трапезой в непринужденной беседе дал им задания на всю зиму.
Придумал Публий кое-что и на нынешнюю осень. В Сицилии врагов не осталось, в Африке, наоборот, их было слишком много, поэтому он решил поискать военного счастья в южной Италии. Близость Ганнибала не давала ему покоя, однако он не мог открыто ввести войска в Бруттий, поскольку эта провинция была вручена государством Лицинию Крассу. Потому, прежде чем отважиться на какое-либо мероприятие, следовало произвести разведку и нащупать слабые места противника, чтобы достичь быстрого успеха без применения больших сил. Для этой цели Сципион переправил через Сикульский пролив надежных и расторопных людей, которые должны были действовать как самостоятельно, так и через его италийских друзей.
Сам же он продолжал проводить время в пирах с сицилийской знатью, созерцании художественных красот Сиракуз и в занятиях греческими науками. Публий окружил себя философами, риторами и поэтами.
