Все же он обуздал свои чувства и переправился в Локры с десантом, достаточным лишь для защиты города, но Луцию Сципиону в Мессане и Гаю Лелию в Сиракузах поручил готовить легионы к переброске на италийский берег в случае разрастания конфликта.
Тем временем Ганнибал подступил к Локрам и попытался с ходу овладеть городом. Но Квинт Племиний четко наладил оборону и успешно отразил как нападение пунийцев из второй крепости, так и попытку атаки со стороны Ганнибала. Карфагенский вождь понял, что для достижения победы придется немало потрудиться, и вернул войско в лагерь. Пока пунийцы готовили штурмовое снаряжение к следующему дню, вечерней порою тихо и незаметно для них в локрийскую гавань вошла эскадра Сципиона.
Всю ночь Публий рассылал и опрашивал разведчиков, несколько раз сам обошел городские укрепления и осмотрел ворота. Только в четвертую стражу он предался покою на жестком походном ложе.
Недостаток сна восполнился воодушевлением, вызванным предстоящим делом, и утром Сципион чувствовал себя бодрым и радостным. Стоя на высокой башне, он жадно прислушивался к звукам сигнальных труб в обоих пунийских станах и с цепкостью хищника всматривался в строящиеся ряды самоуверенных африканцев Ганнибала. Ему было видно, как сам полководец прошел на возвышение и обратился к наемникам с короткой напутственной речью. При этом ему показалось, будто Ганнибал прихрамывает и сутулится, правда, едва заметно, но достаточно для того, чтобы наблюдательный человек обнаружил изменения в осанке карфагенянина, происшедшие за двенадцать лет бесплодной войны. Публий обратил внимание на то, что вначале Пуниец намеревался выехать перед строем на коне, поскольку на ровном месте пешего его не было бы видно всему войску и воззвание к воинам не произвело бы на них должного впечатления, но потом передумал, отослал коня обратно и велел насыпать небольшой холм. Наверное, он посчитал, что появление полководца перед строем верхом на коне предполагает его дальнейшее участие в битве, а после ранений под Сагунтом и Плаценцией он предпочитал руководить сражением из безопасного места.
Все эти подмеченные Сципионом нюансы в поведении соперника, которые в той или иной мере раскрывали его характер и душевное состояние, тогда как тот вообще не подозревал, с кем ему предстоит вступить в бой, давали Публию моральное превосходство. Он нервно повел плечами; ему не терпелось скорее схватиться с врагом. Много лет Сципион мечтал о таком дне, и теперь он упивался предвкушением битвы.
Как и накануне, карфагеняне начали атаку с двух сторон: из крепости и из-за пределов города. В соответствии с планом Сципиона, вражескую вылазку из цитадели нейтрализовали решительными действиями на возведенных за ночь укреплениях, после чего все внимание было обращено на войско Ганнибала. Римляне на стенах разыграли переполох перед пунийцами, а когда те увлеклись штурмом, одновременно из двух ворот произвели контратаку. Одним отрядом руководил сам Сципион, а другим — Секст Дигиций, которого Публий как талантливого офицера приблизил к себе еще в Испании, несмотря на его весьма скромное происхождение. От такого поворота событий африканцы, до сих пор верившие в свое превосходство, растерялись, а увидев значки консульских легионов, и вовсе пришли в ужас. Назревал разгром, но Ганнибал мгновенно оценил ситуацию и организованно вывел войско из-под удара, благодаря чему потери пунийцев оказались незначительными. Сципион не располагал силами, достаточными для штурма вражеского лагеря, и вынужден был возвратиться в город в ожидании следующего хода противника. Хотя он и не успел развить свой успех, но все же был доволен тем, что с малым отрядом заставил отступить Пунийца.
Ганнибал навел справки и, убедившись, что в Локрах в самом деле находится консул, оставил город и вернулся в свой зимний лагерь, бросив гарнизон крепости на произвол судьбы. Однако пунийцы сумели бежать из города под прикрытием разожженного ими пожара. Сципион торопился в свою провинцию, потому его вполне устроило бегство карфагенян из крепости, и он не предпринял особых мер, чтобы задержать их. Цель была достигнута: Локры полностью перешли под власть римлян, а Ганнибал оказался отброшенным от города и более ему не угрожал.
В ближайшие дни Сципион провел следствие по делу об измене локрийцев и, желая поскорее закончить это второстепенное для него мероприятие, работал даже по ночам. Опросив всех свидетелей и рассмотрев представленные документы о связях местных жителей с пунийцами, он вынес решение, целью которого было не столько возмездие провинившимся десять лет назад, сколько обеспечение прочной власти проримской партии на будущее, поскольку, в его понимании, высшая справедливость такого суда состояла именно в том, чтобы неверного союзника сделать надежным.
Приговор был объявлен гражданам Локр и без промедления приведен в исполнение. Организаторов измены и ставленников Африки римляне казнили, а их имущество передали своим сторонникам, пострадавшим при перевороте. После этого консул выступил перед локрийцами с суровой речью, обличающей неприглядность их поведения.
Все помыслы Сципиона находились в Ливии и Сицилии, когда его фигура блистала серебряными доспехами на народной сходке в Локрах. У него совсем не было настроения увещевать здешних греков в их давно канувших в прошлое проступках. Правда, предвидя отсутствие вдохновения, он предпринял иные меры для усиления эффекта воздействия на слушателей. В Сицилии Публий обычно беседовал с местным населением по-гречески и носил гражданскую тогу, а иногда, в неофициальной обстановке, даже греческий гиматий, здесь же он намеренно облачился в воинское обмундирование и произносил речь по-латински, благодаря чему, кроме прочего, в переводе сглаживались ее шероховатости. Таким образом, Сципион предстал перед локрийцами как суровый воин и грозный победитель.
Основным мотивом выступления было внушение горожанам чувства вины перед римлянами, которую невозможно смыть кровью нескольких казненных зачинщиков смуты, а необходимо совместно искупать всеми последующими делами. Он говорил, что кучка заговорщиков не способна сделать весь народ предателем, когда тот в основе своей честен, а может спровоцировать только алчных и слабовольных. Если же изменили все, то, по его словам, ответ обязан держать каждый. Напоследок консул объявил, что сам он ограничится уже совершенным, а окончательное решение об участи Локр вынесет сенат римского народа.
Официально проводя жесткую политику по отношению к локрийцам, Сципион исподволь внушал им через сиракузских соотечественников мнение, что нет на свете союзника надежнее и справедливее римлян, нет власти, более благодатной для греков, чем римская, и нет человека могущественнее и великодушнее, чем Сципион. Таким образом, демонстративно отталкивая от себя граждан Локр, он заботился о том, чтобы привлечь их к себе, заставить желать его расположения, предполагая в таком стремлении источник их нравственного выздоровления.
В считанные дни управившись с делами в покоренном городе, Сципион отплыл в Мессану, оставив в Локрах небольшой гарнизон под командованием Квинта Племиния. Возвратившись в Сицилию, Публий с головою окунулся в заботы о предстоящем дальнем походе.
Однако Локрам предстояло вновь напомнить о себе Сципиону. Квинт Племиний, точно исполнявший данные ему поручения и проявлявший должную инициативу под оком консула, оставшись хозяином в городе, увидев всех под собою и никого — сверху, потерял ориентацию в обществе, ибо не имел в себе великой идеи, являющейся компасом души, и, как следствие этого, постепенно стал лишаться человеческих качеств. Выпав из цепи взаимозависимости, где его интересы и действия диктовались волей и потребностями окружающих, он решил сам задавать направления процессов жизни, но, заглянув в себя, не нашел там ничего, кроме алчности и жестокости. Племиний посчитал, что консул слишком мягко обошелся с локрийцами и вздумал в собственном лице явить им возмездие. Весь город стал для него пиршественным залом, где он предавался дурным страстям. Каков начальник, таковы в массе своей и подчиненные. Солдаты быстро переняли образ действий легата, тем более, что весь Бруттий в результате тлеющей, вялой войны давно был заражен не только чумой, но и эпидемией грабительства: здесь одинаково успешно разбойничали и бруттийцы, и пунийцы, и римляне. Жизнь в Локрах превратилась в вакханалию. В течение каких-нибудь нескольких дней одичавшие солдаты пьянством и насилием старались восполнить вынужденное многолетнее воздержание, а грабежом — лишения военного времени. Трибуны Сергий и Матиен попытались приостановить разгул и водворить порядок в городе, наказав уличенных в воровстве. Однако Племинию в действиях трибунов почудилось покушение на его власть. Он приказал схватить их и
