идея о религиозном действе, которая требовала немедленного воплощения.
Но как бы то ни было, замешан ли в локрийских событиях Фабий или Случай, ошибка ли это Сципиона, переоценившего своего легата, или виновата алчность, решение, приемлемое в этих условиях, виделось только одно: локрийский пожар следовало потушить так, чтобы ни огонь, ни дым, ни искра его не достигли Рима. Публий предпринял попытку примирить Племиния, трибунов и местную знать, изъявивших к тому полную готовность, поскольку все они чувствовали за собою долю вины, и оставил за каждым прежние полномочия. Если бы Сципион поменял что-либо в городе, кого-то сместил, кого-то наказал, то тем самым он дал бы повод политическим соперникам уличать его в ошибках. Допустив малую беду, он рассчитывал избежать гораздо большей.
Такому решению способствовали и дополнительные факторы. Так, например, разжаловав бы Племиния, уже вполне показавшего неспособность руководить людьми, он обидел бы италиков, поддерживавших его во время подготовки к походу. В общем, Сципион полагал, что легат, получивший серьезную острастку от подчиненных, сможет обуздать свои пороки на два-три месяца, пока минет пора магистратских выборов, а трибунам тот сам в достаточной степени внушил готовность к повиновению.
Подводя итог на солдатской сходке, Сципион заявил, что, оставляя всем прежние должности, он и одному, и другим дает испытательный срок и возможность для искупления своей вины. После этого Публий поспешно вернулся в Мессану, а оттуда — в Сиракузы, унеся с собою из Локр неприятный осадок от всего происшедшего и тревогу в душе.
3
За время отсутствия Сципиона накопилось множество дел. В Сиракузы стекалась информация со всей Сицилии, а также из Рима, Бруттия, Галлии, Македонии, Испании и даже из Африки, куда Публий засылал купцов из нейтральных стран в качестве разведчиков. Толпы гонцов из разных краев Средиземноморья сновали по дворцу Гиерона в ожидании консульского пакета.
Сейчас настал такой период, когда ответы на все частные вопросы, сложившись, должны были дать решение одной общей, глобальной задачи. На протяжении целого года неспешно зрели события в отдаленных регионах мира, чтобы теперь в своем завершении задать нужное направление основному процессу, развертывающемуся в столице. Итоги всех военных и политических кампаний, в той или иной мере контролируемых Сципионом, суммировались на Марсовом поле, Форуме и в Курии, подобно тому, как все дороги сходились в Риме, и целью Сципиона в нынешний, решающий момент было добиться, чтобы эта сумма стала для него положительной. Публий работал почти круглосуточно. По ночам его возбужденный ум продуцировал идеи, которые днем материализовывались в дела. К дальним и близким друзьям и союзникам беспрестанно неслись распоряжения Сципиона, облеченные в форму приказа, просьбы, совета или намека.
К проведению выборов он подготовился как следует, но с религиозными мерами несколько запоздал. Только в Локрах, по непонятной прихоти сознания, в самый неподходящий момент, при разбирательстве неприглядной склоки, у него возникла светлая мысль связать воедино темное по смыслу упоминание в записях Кумской Сивиллы о некоем священном камне, приносящем победу, с фригийским культом Идейской Матери, олицетворяемой в куске необычного мрамора, по преданию, упавшем с небес. По прибытии в Сиракузы Сципион сразу же пересмотрел тайно присланные ему выписки из Сивиллиных книг, содержащие, по мнению жрецов, наиболее подходящие к случаю пророчества, и убедился в плодотворности своего замысла. Особенно подкупала выполнимость задуманного акта, так как друг Рима царь Аттал, пользующийся большим влиянием в Малой Азии, вполне мог предоставить римлянам возможность овладеть желанным камнем. Сципион без промедления передал эти соображения в столицу на рассмотрение жрецов.
И вот в Риме было провозглашено: в связи с тревожными знамениями, явленными богами, сенат повелевает коллегии децемвиров обратиться за разъяснением божественной воли к Сивиллиным книгам. Взглянув же в священные свитки, жрецы ко всеобщему восторгу обнаружили запись, гласящую, что чужеземного врага изгонят из Италии и победят, когда из окрестностей прародины римлян — прославленной Трои — привезут в Город Великую Матерь богов. Тут же стали готовить посольство в Малую Азию. Возглавил его, по настоянию Фабия, заподозрившего нечто неладное во всей этой шумихе, Марк Валерий Левин длительное время воевавший в Македонии и потому признанный главным в настоящий момент специалистом по Востоку. Валерий сформировал делегацию по собственному вкусу, но это уже мало беспокоило Сципиона, так как для поддержания своей репутации Левин так или иначе обязан был добыть реликвию.
4
Пора выборов застала римлян в состоянии невиданного воодушевления и активности. К этому времени благоприятно разрешились конфликты в Испании и Македонии. Восстание иберов было подавлено, инициаторы устранены: Индибилис погиб в сражении, а Мандоний оказался в плену. Семпроний Тудитан заключил вполне почетный мир с Филиппом, который был тем более целесообразен, что этолийцы, чьими руками римляне вели македонскую войну, растратили свой пыл и склонились пред царем. Ганнибал и Магон бездействовали, и о них уже стали забывать. Вся обстановка сулила надежду на успех в последнем предприятии этой войны, и мысли римлян устремлялись к Африке.
Избрание магистратов прошло под диктовку в прямом и переносном смысле партии Сципиона. Торжественной процедурой на Марсовом поле должен был руководить Публий Лициний Красс как консул, находящийся в Италии. Однако, будучи человеком мягким по натуре, Лициний не был уверен в своих силах на случай возможных осложнений при противодействии соперничающей группировки, потому по внутрипартийному соглашению он, сославшись на болезнь, назначил вместо себя диктатора для проведения выборов — Квинта Цецилия Метелла. Тот взял в помощники недавнего коллегу по консульству Луция Ветурия Филона. Таким образом, фабианцы оказались на задворках Марсова поля и остались не у дел.
Консулами избрали Марка Корнелия Цетега и Публия Семпрония Тудитана, который еще находился в пути, возвращаясь из Македонии. В преторы также прошли двое сторонников Сципиона: Марк Помпоний Матон и Марк Марций Ралла, а из явных противников — только Тиберий Клавдий Нерон. Даже эдилами в этот раз были Корнелии.
При распределении полномочий, как и на выборах, тон задавали сторонники Сципиона. Корнелий Цетег получил назначение в Этрурию и возглавил борьбу с Магоном. Семпроний Тудитан отправился в Бруттий, где в паре с Лицинием Крассом должен был нейтрализовать Ганнибала. Один из ключевых постов наступающего года — сицилийская претура — досталась Марку Помпонию. Правда, претору отказали в наборе нового легиона, так как Фабий уличил его в намерении усилить войско Сципиона, и тому пришлось довольствоваться каннскими легионами, отбывающими ссылку на острове. Зато наиболее опасного из магистратов, Клавдия Нерона, практически устранили от важных дел, отправив его наместником в Сардинию. Городским претором стал Марций Ралла. Публию Корнелию Сципиону безоговорочно продлили империй в Сицилии, Корнелию Лентулу и Манлию Ацидину — в Испании. Марку Ливию и Спурию Лукрецию оставили прежние войска.
Согласно политике Сципиона расстановка сил и распределение власти в этом году были сориентированы на войну в Африке. Официально о ливийском походе не говорили, но всеобщее настроение уже не позволяло медлить, народ требовал решительного наступления и финала войны под стенами Карфагена. Дух Сципиона незримо реял над любым собранием граждан, будь то в курии или на Комиции, и его имя носилось в италийском воздухе, слетая с губ людей символом надежды.
Открывая новый административный год, сенаторы пришли к выводу, что утвердившееся положение государства позволяет несколько отвлечься от внешнеполитических проблем и уделить внимание
