восприняты как лицемерие.
С деланным вниманием Сципион обвел взглядом остальных испанцев, и затем сказал, что внешность людей, выражения их лиц нередко говорят больше, чем язык, потому, знакомясь с гостями, он первостепенное значение уделяет их облику. Краткая пауза, открывшая их встречу, по его словам, не прошла для него даром: теперь он уже знает, что перед ним люди достойные.
Пока переводчик произносил эти слова на одном из языков Испании, Публий полностью пришел в себя. Дальше он повел разговор в том же духе, как и с остальными делегациями. Обращался он в первую очередь к старшим, расспрашивал, кто они, откуда, какова их земля, велика ли численность народа, есть ли у них города, чему они отдают предпочтение: скотоводству или земледелию, наконец, служат ли их воины у карфагенян, в каком количестве, и у которого из полководцев.
В ответ он услышал, что перед ним представители одного из самых воинственных кельтиберских племен из центральной Испании, их города невелики и в основном выполняют функции крепостей для защиты сельского населения из ближайшей округи во время вражеских нашествий, что их юноши являются украшением армии Газдрубала Барки и Магона, однако один отряд уже покинул Газдрубала и движется к Новому Карфагену, возглавляет его сын кельтиберского вождя, храбрый молодой человек Аллуций. Тут испанцы несколько замешкались, но вскоре самый пожилой из них указал на прекрасную девушку и сообщил, что она как раз является невестой Аллуция.
Публий вздрогнул, но мгновенно снова овладел собою и тут только позволил себе заметить красавицу. Он снисходительно выразил свое удивление ее прелестью и произнес несколько обтекаемых комплиментов не столько девушке, сколько всему народу, который рождает таких гармонично-прекрасных людей. При этом он будто нехотя направил на нее взгляд, прежде лишь украдкой скользивший по ее лицу. Она и не подумала потупиться и отвести взор голубоватых глаз, смотревших с первозданной откровенностью. Ее ясный и напряженный долгий взгляд, лучившийся из-под пушистых ресниц, с могуществом неукротимой женской силы властно проник в его недра и вынул оттуда душу. Тогда Публий обратил глаза к полу, впервые не выдержав чужой взор, и почувствовал, что потерял себя. Наполненье его души испарилось от жаркого дыханья страсти, и в образовавшуюся пустоту хлынул обжигающий поток новых чувств.
Судорожным усилием воли Публий поборол слабость и, тревожно прислушиваясь к бурлению своей внутренней энергии, попытался продолжить нейтральный разговор. Он пожелал, чтобы ему представили юношу, избранника этой восхитительной девушки, выразив мнение, что тот должен быть столь же прекрасен, но уже мужскою красотой. А напоследок он спросил, как ее зовут. Девушка мягким, но глубоким голосом произнесла свое имя, и этот звук породил многократное эхо в душе Публия. Он обернулся к переводчику, который объяснил, что ее зовут Фиалка.
— Ах, Виола! — воскликнул Сципион. — Да, таким цветком может гордиться вся природа. Так, значит, эта красавица — царица цветов!
Испанцам стали переводить эти слова, но девушка засияла еще до того, как услышала их на своем языке, поскольку женским инстинктом поняла их смысл, а точнее — чувства, овевающие их, по облику Сципиона. Публию показалось, что оживленная мимика ее лица тронула небесные струны и с высот зазвучала музыка. Ему нестерпимо захотелось схватить Виолу в объятия и унести в недоступные горные вершины. Но неотвязным проклятием над его духом реял образ Ганнибала, и существо Публия раскололось надвое. Часть, согбенная под игом долга, заставила его произнести:
— Ваш народ должен быть столь же счастлив, как будет счастлива эта пара, прекрасную половину которой я сейчас вижу. И я хочу заложить фундамент вашего счастья в той же степени, в какой буду способствовать счастью этой девушки и ее избранника, чей яркий образ я уже вижу в отражении ее глаз. Я желаю, чтобы свадьба прекрасной пары свершилась здесь же и в моем присутствии. Зовите родственников и друзей и все будьте счастливы под покровительством Сципиона. Я видел, как час назад вы старались укрыть от моих глаз вашу жемчужину, и напрасно: я не грабитель, я римлянин. Знайте, что у людей высокого духа чужое счастье не вызывает зависти, а порождает радость сопереживания. Чей дух объемлет мир, тот наслаждается всеми восторгами вселенной и страдает всеми ее горестями.
Публий грустно обратил прощальный взгляд на Виолу, которая неотрывно с искренним восхищением смотрела на него. Ей, видимо, очень нравился благородный привлекательный чужестранец, столь молодой и уже настолько могущественный.
На проконсула посыпались благодарности и изъявления вечной верности. При этом у Сципиона мелькнула мысль, что, может быть, представители именно этого племени в числе других бросили его дядю Гнея Корнелия на растерзание пунийцам. Но все же он подумал, что верность варваров возможна, только ее нельзя завоевать однажды и навсегда, за нее нужно заново бороться каждый день.
Он стал прощаться с испанцами, и когда они повернулись к двери, опустил голову и вперил взгляд в каменный пол, чтобы не видеть, как от него уходит ранившая его иберийка.
Лелию Публий рассказал историю с его испанкой довольно честно, но главное внимание сосредоточил на, так сказать, теоретическом аспекте обнаруженного явления внутреннего сродства душ, безошибочно мгновенно узнающих друг друга. В увлечении греческими науками Лелий мало уступал Сципиону, потому разговор у них получился весьма насыщенным. О личных же переживаниях Публий поведал одной фразой. Он сказал, что много лет мечтал стать полководцем, но при виде прекрасной варварки впервые пожелал из вождя превратиться в простого солдата, которому незазорно было бы на чужбине пуститься вдогонку за наслаждением.
Спустя несколько дней в Новый Карфаген прибыли родственники Виолы. Они принесли с собою много золота и серебра для выкупа девушки, а, получив ее бесплатно, подарили все богатства Сципиону. Он благосклонно принял дары и заявил, что найдет им достойное применение. Вскоре перед Публием предстал и жених. Он был мускулист и хорошо сложен, лицо его имело приятные, но слишком простые черты. Конечно, такому человеку не было дано заглядывать в глубины мироздания и искать истоки глобальной гармонии, стремящейся обуздать энергию страсти, застывший, материализовавшийся всплеск вечной борьбы между которыми являла собою красота его невесты. Но он любил свою нареченную без затей, простодушно, как любил мужчина привлекательную женщину и тысячи лет назад. Аллуций был примерно одних лет с Публием, но в беседе с ним выглядел, как наивный юнец против патриарха. Возможно, Сципион невольно стремился подавить счастливого соперника силой своей личности и образования, чтобы удовлетворить хотя бы тщеславие, если уж не довелось насытить страсть.
Публий вкратце пересказал ему то, что говорил другим испанцам о миссии римлян в Испании. Напоследок он в деликатной форме выразил восхищение его невестой, пожелал ему счастья и свободы, чтобы никогда в будущем ни его жена, ни дети не сделались бы чьими-нибудь заложниками, и в качестве условия, обеспечивающего это, указал на необходимость уметь различать друзей и врагов.
В целом оба молодых человека остались довольны друг другом. Сципион был уверен, что получил сильного союзника. В личном плане Аллуций полностью подтвердил то мнение, которое сложилось о нем у Публия до встречи. Ему было грустно, оттого что ярчайшее сокровище природы достанется столь обыкновенному мужчине, но в этом же он находил и некоторое утешение, так как понимал, что не Аллуций его соперник, а собственная честность, а точнее — верность цели, которой подчинены все мысли и чувства.
Испанец был в восторге от римлянина, охранителя его счастья. Впрочем, сейчас его так переполняла любовь, что она выплескивалась наружу, заполняла пространство и сияла ореолом надо всем окружающим, любой человек теперь казался ему прекрасным.
Публий приказал квестору выделить из захваченной добычи значительные средства для устройства свадьбы. Фламиний был несколько обижен на проконсула, так как тот, отобрав у него лакомство, даже не воспользовался им сам, а подарил дикарю. Но Сципион разъяснил, что, щадя честь варварки, они в итоге спасают от бесчестия своих женщин, сохраняют честь римлянок, и посоветовал ему утешиться в обществе любой пунийки или испанки не из числа заложников. Видимо, квестор с полной серьезностью отнесся к совету проконсула, потому что через день он снова стал весел и вполне добросовестно выполнял обязанности по устройству празднества.
Сципион поспособствовал тому, чтобы на торжества были приглашены посольства многих испанских племен. Он хотел превратить свадьбу в мероприятие, объединяющее лучших людей Испании с римлянами, скрепляющее их дружбу грандиозным застольем.
