водою?
— Фу, какая пошлость, император.
— Ладно, Гай, задам тебе вопрос по твоему профилю: почему женщины подвержены опьянению меньше, а старики больше?
— Ну, это совсем просто, — разочарованно сказал Фламиний, — старики пьянеют от женщин, потому как ничего другого им уже не остается, а женщинам пьянеть в присутствии стариков нет никакого резона.
— Я думаю, что с этой задачей ты справился, — похвалил его Сципион, — причем гораздо проще, чем многомудрые эллины. Пожалуй, ты заслужил и следующий вопрос: холоднее или горячее женская природа, чем мужская?
— Внешне мужчина холоден, — задумчиво сказал Фламиний, — наружность женщины горяча, как огонь, красота ее — факел, которым она зажигает мужчину, и тогда он пылает, как костер. Теперь уже он горячее, но языками пламени мужчина захватывает женщину и распаляет ее до белого накала страсти. И тут они должны быть равно горячи, потому как могут гореть лишь совместно. Если в нем есть холодок, он ответный истинно яркий огонь не зажжет, если в ней недостанет сил накалиться, то ее холод потушит страсть, они разойдутся… но в конце концов каждый найдет себе пару соответствующего жара чувств. Так что здесь все взаимосвязано, и в целом должно быть равенство.
Виоле очень понравился этот ответ. Когда переводчик закончил по-кельтиберски фразу Фламиния, она с щедростью богини одарила квестора такой же ослепительной улыбкой, какой совсем недавно осчастливила Сципиона.
Публий опять нахмурился. У него пропал вкус к подобной болтовне. Помолчав, он нехотя сказал:
— Вообще-то, это очень далеко от теории тепла и холода, но зато льстит дамам. Да, Гай, ты действительно мастер своего дела.
Наступило молчание. Тогда Ардей, видя на лице Публия недовольство, решил поддержать беседу и сказал:
— А как вы, римляне, относитесь к такому развлечению?..
Он что-то шепнул рабу и тот ввел в зал смятого временем старика в тряпье с лохматой бородой и длинным костылем.
— Ба! Никак киник? — воскликнул Сципион.
Слово «киник» варвары не поняли, но взорвались дружным хохотом.
— Это мудрец с Востока, гадатель, — пояснил Ардей.
— Ах, так это халдей, — уточнил Публий и по-гречески обратился к старику: — Ну-ка, подойди сюда, халдей… то есть, я хотел сказать, наимудрейший!
Гадатель подошел к их столу.
— Глядите-ка, откликается на «наимудрейшего»! Садись вон там, на левое ложе и раздели с нами стол, а для начала выпей.
— Я не пью вина, — сказал гадатель по-гречески довольно правильно. Голос его еще был в силе, лишь чуть таинственно хрипел.
Переживания последних дней оформились у Сципиона в ярковыраженное недовольство, которое теперь, вскипев от опьяненья, внезапно обратилось на старика. Не отдавая себе отчета, Публий все более раздражался против него.
— Пей, сейчас ты будешь предсказывать мою жизнь, а в трезвом состоянии это невозможно.
— Ты прав, — согласился гадатель и выпил половину кубка прозрачной желтой жидкости.
— Ах, подтвердил, остряк! У трезвого не хватит воображения, чтобы в мою судьбу заглянуть, вот что я имел в виду. Ну покажи свое искусство, халдей наимудрейший, но сначала вот на нем, — и он показал на Аллуция, — ведь ты, прекрасный юноша, желаешь знать, сколько счастья предстоит тебе в будущем?
Аллуций неуверенно кивнул головою. Предсказатель на мгновение вонзил в него когтистый взгляд так, что тот недобро вздрогнул. У халдея лоб покрылся потом, но вскоре он откинулся на ложе, глубоко вздохнул, стряхивая с себя напряжение, и, повернувшись к Публию, сказал:
— Там я уже все знаю, но некоторое время хочу помолчать, а над твоею жизнью завесу времени еще я не поднял. Для похищенья тайны времени тоже нужно время. Я выскажусь через час.
К раздражению Сципиона добавилось дурное предчувствие, в халдее он ощущал некую зловещую силу и уже жалел о затее с гаданием.
— Ну, если смерть скупая еще дает тебе время, уж я-то и подавно подожду, — скрывая досаду за грубоватой шутливостью, проговорил он.
— Не торопись, Публий, — вмешался Фламиний, — я его раскусил. Он хочет напиться за нашим столом, прежде чем мы его выгоним за, предвижу, гнусное гаданье!
— Мы уже столько внимания тебе, халдей, уделили, что даже мой квестор, заразившись от тебя, начал «предвидеть». Однако если ты не хочешь говорить о нас, то, может быть, расскажешь о себе, о своих странствиях? Ответь, бывал ли ты в Вавилоне.
— Ты говоришь о «Вратах Господних»? Да, я трижды посещал этот великий город, и каждый раз он заново удивлял меня, правда, теперь он стал значительно беднее.
— А что же в этом Вавилоне, «Вратах Господних», действительно сто ворот и все из меди, и все «Господни»? Правда ли, что вдоль стены в два ряда стоят башни и между ними еще достаточно места для колесницы с четверкой лошадей, как писал Геродот.
— Ворота в Вавилоне я не считал и на колесницах не ездил, а ходил всю жизнь пешком и не по стенам.
— Но, проходя в ворота, ты видел толщину стены? Если она действительно в пятьдесят локтей ширины, то я поверю в выпитые персами Ксеркса македонские и фессалийские реки и озера.
Старик задумчиво молчал. По его лицу проплывали тени воспоминаний о безводных степях, буйных садах и обильных базарах его родины.
— Раз ты не измерял стены и не считал ворота, — снова заговорил Сципион, — что же тебя там так удивляло? Может быть, ряды замужних женщин, сидящих на площади перед храмом Венеры, которые по обычаю приходят туда, чтобы раз в жизни обязательно отдаться за деньги первому встречному иностранцу.
— Как! — восхищенно воскликнул Фламиний. — В Персии есть такой чудесный обычай? Как жаль, что таковой отсутствует в Испании.
При последних словах он жадно посмотрел на Виолу.
— Ты имеешь в виду жриц храма Мелиты, а не женщин города? — очнувшись от воспоминаний, переспросил халдей. — Наша страна от вас слишком далека, потому и видится вам искаженной. Италией вы меряете Восток, своими городками — Вавилон.
— Так ты считаешь, что Рим — не достойная мера для любой иной страны? — При этих словах Сципион побледнел. — О наимудрейший, поднатужься и проживи еще десять лет: ты узнаешь больше, чем знал до сих пор, ты поймешь, что такое Рим.
Тут вмешался в разговор Ардей:
— Ладно, Рим. В Риме он не был. А вот Карфаген, неужели и он уступает Вавилону?
— По богатству, многолюдству и силе Карфагену сейчас нет равных. Но было время, когда Вавилон превосходил и нынешний Карфаген.
— Так он побывал и в Карфагене? — удивился Фламиний.
— Да, он был рабом в Тире, а потом его продали в Новый город, то есть в Карфаген. Там его таланты отметил Газдрубал и выкупил ему волю. Финикийцы, как и их соседи, любят всяких пророков и прорицателей. Газдрубал и привез его в Испанию, — рассказал историю халдея Ардей, избавив того от неприятных объяснений.
— Это какой же Газдрубал? — поинтересовался Сципион.
— Зять Гамилькара, который потом сменил своего великого предшественника во главе войска, тот самый Газдрубал, что основал этот город, Иберийский Карфаген, — сообщил Ардей.
— А, и тот самый Газдрубал, который приучил к разврату юного Ганнибала! — ухмыльнувшись, воскликнул Фламиний.
— Это тоже Геродот сказал? — гневно сверкнув глазами, спросил предсказатель.
