устойчивее удерживали ствол главной мысли.
Когда же Публий, утолив жажду общения, накопившуюся за длительное время, отпустил гостей отдохнуть после утомительного путешествия по бурному морю, Гай Лелий, несмотря на усталость, остался с ним и еще долго рассказывал об обстановке в Риме. В письмах, которые получал Сципион, приводились события и факты политической и военной жизни государства, теперь же в шатре полководца, наедине, Лелий раскрывал причины происходящего, указывал истоки тех или иных деяний.
Известие о взятии испанского Карфагена было принято в Городе, как и обычно в таких случаях: друзья обрадовались, враги обозлились, народ возликовал, но лишь на краткий миг, пока вниманием его не овладела другая весть. Однако этот успех обострил противостояние политических сил, в первую очередь, внутри аристократии, поскольку заставил всерьез взглянуть на Публия Сципиона и отныне считаться с ним. С этого момента к нему, как бы по наследству от погибших отца и дяди, перешла вражда могущественных недругов семьи Сципионов, увидевших в молодом человеке одного из будущих лидеров конкурирующей партии.
Друзья, забыв о времени, беседовали вплоть до обеденного часа. Они обсудили характеры и политическую ориентацию нескольких десятков наиболее видных сенаторов и выработали линию поведения по отношению к каждому из них.
10
Сципион уже давно предпринял все меры для подготовки к весеннему походу, и теперь, с возвращением Лелия, ничто более не задерживало его в Тарраконе. Дороги еще не пришли в норму после дождливой зимы, поля и луга были голы, но Публий торопился. Он желал вести войну на чужой территории, чтобы не подвергать лишениям принявшие его сторону народы, а также — не искушать их близостью противника, не подавать лишнего повода для измены. О снабжении армии на тот период, пока земля не породила новый урожай, он договорился с вождями дружественных племен. Загодя наметив свой маршрут, Публий позаботился о том, чтобы по пути следования не встретить ни одного врага. Всю зиму он щедро раздавал иберам подарки и обещания. Народы, не догадавшиеся прислать к нему мирные делегации, по его инициативе были склонены к этому их соседями. Так что в походе на юг он вправе был повсюду ожидать радушный прием.
Сципион рассчитывал расправиться с тремя пунийскими войсками поочередно, но, во избежание неприятностей при неожиданных отклонениях от намеченного плана кампании, решил максимально увеличить свою армию, для чего снял моряков с кораблей и пополнил ими пехоту. По трагическому опыту старших Сципионов он знал, что нельзя полагаться на испанцев, а потому имел в виду, что большая часть войска обязательно должна состоять из римских граждан.
Итак, римляне бодро выступили из лагеря и, не встречая препятствий, быстрыми переходами устремились в глубь Испании. Вначале войско двигалось прошлогодним маршрутом, но, пройдя чуть более половины пути до Нового Карфагена, свернуло к Кастулону, проследовало по плоскогорьям севернее этого города и вышло к реке Бетис.
Газдрубал Барка едва очнулся от зимней спячки и неуверенно продвигался навстречу римлянам. Варвары в его войске волновались, и почти каждый день какой-либо отряд покидал пунийцев и уходил к Сципиону. При таком положении дел Газдрубалу опасно было вступать в сражение, но и откладывать битву не представлялось возможным, так как силы пунийцев постоянно таяли.
Сципион по отцовским письмам и рассказам ветеранов в достаточной степени представлял способности соперника. Он мог судить о Газдрубале как о довольно квалифицированном полководце, но много уступающем старшему брату. Даже в коварстве, этой фамильной черте Баркидов, он был гораздо мельче, чем Ганнибал, который с устрашающим бездушием, надменно переступал через самые основополагающие, сформировавшиеся за тысячелетия совместной жизни людей нормы морали, и этим был непредсказуем и грозен для тех, кто не мог перешагнуть в себе человека. В схожей ситуации, когда каждый из них оказался запертым в ущелье: Ганнибал — Фабием, а Газдрубал — Клавдием Нероном, второй, затянув лживые переговоры, притворством, хитростью спасся от плена и даже не смел помышлять о большем, тогда как Ганнибал изощренной выдумкой, вызывающе смелой операцией попрал, казалось, волю самих богов, загнавших его в ловушку, перевернул события кверху дном и из неминуемого поражения добыл победу.
Проанализировав известные ему поступки Газдрубала, Сципион мысленно проник в его оболочку, как бы на какое-то время сам став Газдрубалом, и обшарил все закоулки его души. На миг ему показалось, что стоит перед ним Баркид совсем прозрачный. Однако Публий не переоценивал свои впечатления о пунийском вожде и предполагал тщательно корректировать сложившийся образ по ходу действий.
Вообще, мнения Сципиона о людях всегда были открытыми для углубленья, он не выносил окончательных приговоров. Но эти уточнения в основном шли именно в глубь, а не вширь, так как первым делом он стремился определить границы возможностей оппонента, которыми природа очертила его ум и сердце, а уж затем — изучать его детально в установленных пределах.
В последний момент оставили лагерь пунийцев и пришли во главе своих войск к римлянам два могущественнейших вождя Испании — Индибилис и Мандоний. Публий знал, что Индибилис принимал участие в последней битве его отца, и теперь, глядя в мужественное лицо этого рослого, сильного человека, испытывал и ненависть за причастность его к смерти отца, и гордость от того, что эта грубая сила сломлена им, Публием, и склонилась в покорности пред Римом. Но в конце концов оба чувства оттеснились на задний план расчетом. Варвар был нужен ему, впрочем, значение имела не столько его дружба, сколько — отсутствие вражды, а потому Сципион принял величавого князя достаточно любезно, ввиду необходимости простив ему прошлое так же, как он простил пока мятежные города Кастулон и Илитургис, предавшие старших Сципионов.
В своей речи Индибилис проявил ум и достоинство, равные мужественной красоте его облика. Он не похвалялся подобно другим варварам своим переходом на сторону римлян, так как справедливо полагал, что перебежчик в любом стане должен вызывать настороженную подозрительность, и просил не считать его человеком непостоянным, на которого нельзя положиться, ибо надменным и корыстолюбивым карфагенянам он служил не по доброй воле, там же, где его ждет уважение к себе лично и своему народу, он и проявит лучшие качества. Сципион одобрил его стремление к союзу, основанному на понятиях чести и достоинства, а не купленному за деньги, и сказал, что будет судить о нем не по прошлым делам, а по настоящим. На том они пока и разошлись.
Сципион тщательно следил за продвижением врага, и, когда противников разделял только двухдневный переход, он расположил солдат на отдых раньше обычного. К концу следующего дня, часа за два до наступления темноты, в полном соответствии с расчетом Публия, войска встретились недалеко от города Бекула. Пунийцы уже возводили лагерь, готовясь к ночлегу, но римляне прямо с марша атаковали их передовые посты. Воодушевление нападающих, ведомых молодым, уверенным в себе полководцем, было столь велико, что карфагеняне обратились в бегство и едва сдержали натиск римлян у ворот своего лагеря. Казалось, только позднее время заставило Сципиона отступиться от мысли с ходу уничтожить врага.
Публий провел эту атаку исключительно для достижения морального превосходства над противником, что имело особое значение в ситуации, когда половину войск с обеих сторон составляли испанцы. Прежде многие иберы, будучи расположены к союзу с римлянами обходительностью проконсула, сомневались в их силах, так как захват Нового Карфагена, несмотря на всю его эффектность, все же — не битва в чистом поле с регулярными пунийскими войсками. Теперь же эмоциональные варвары в обоих лагерях заразились продемонстрированным римлянами презрением к карфагенянам.
Вечернее время для этой операции Сципион избрал по двум причинам: во-первых, чтобы не завязывать настоящего сражения, которое ввиду отсутствия должной подготовки могло бы обернуться неудачей и было невыгодно ему даже в случае победы, потому как в данной обстановке у противника оставались бы пути для спасения бегством; а во-вторых, чтобы придать делу вид стихийной стычки и тем избежать традиционного религиозного ритуала, так как возможный неблагоприятный исход жертвоприношения нарушил бы его планы.
