— А я помню, папа, как ты мамину беличью меховую ротонду[6] продал, — усмехнулась тётя Анне. — Такая красивая была… до самого пола…
— Да, повидали мы и бедные времена, и богатые, но воров, убийц и коммунистов в нашем роду не было, и по-настоящему мы никогда не голодали. Неужели вы думаете, что Сталин расстроится, если эстонский народ вымрет от горя? Дудки! Это только вода на коммунистическую мельницу! Надо есть, пить и радоваться, что душа в теле. Сейчас ещё не время выступать против русских, но когда это время наступит, надо быть сильными! Потому что американский дядюшка Сэм так этого не оставит.
В уголке глаза у дедушки появилась маленькая слезинка. Он стёр её рукой и поднял рюмку.
— В старину эстонцы говорили: «Пусть мужчина ест — будет сильным, пусть выпьет — будет смелым!» Выпьем за здоровье тех, кого сейчас нет с нами! Им будет легче оттого, что мы тут будем смелыми и сильными!
— Браво, папа! — воскликнула тётя Лийли и захлопала. — Я и не знала, что ты такой оратор!
— По-по-по стопочке, по маленькой мы можем пропустить… — запел дедушка высоким голосом, и остальные, вдруг обрадовавшись, подхватили:
Я этой песни раньше не слыхала и теперь старалась запомнить её слова. Интересно, сочла бы мама эту песню подходящей для хорошего ребёнка или песней хулиганской? Некоторые песни, которым я научилась от папы, мама считала совсем не подходящими для детей.
— С песней забываются заботы! — подала я голос, когда взрослые опять взялись за вилки и ножи. Мама иногда говорила так, когда начинала учить меня новой песне.
Все засмеялись, только тётя Ида посмотрела на меня исподлобья — она не любила пения.
— Видишь, папа, у тебя растёт наследница мантии! — сказал дядя Отть, посмеиваясь. — Маленький оратор!
— Что значит мантия? — спросила я шёпотом у таты.
— Такая накидка, вместо пальто, — быстро объяснил он.
— Не хочу я дедушкино пальто, оно большое и некрасивое!
Тата поперхнулся от смеха и затем успокоил меня:
— Да речь и не о пальто, оно дедушке и самому нужно. «Наследница мантии» говорят в переносном смысле, если дети наследуют какие-нибудь качества своих предков.
— Ага! — Я не стала больше приставать к папе, хотя его последнее объяснение встревожило меня ещё больше, чем возможность получить дедушкино старое длинное пальто. Ну разве не ужасно, если в одно прекрасное утро на меня из зеркала глянет большеносое, как у дедушки, лицо! И разве завяжешь ленты на волосах, если волосы будут как у дедушки — только на затылке и за ушами?
— Знаешь, — шепнула я тате, — пусть я буду лучше Эмиль Затопек, ладно? Я могу и бегать, если иначе нельзя, только чтобы не было этого жуткого пальто и большого носа!
Тата рассеянно улыбнулся и встал.
— Дорогие присутствующие! — начал он торжественно. — Мы собрались здесь не только, чтобы есть и пить…
— А чтобы и поиграть в индейцев! — перебив его, крикнула я.
Тата засмеялся. А дядя Март сказал серьёзно:
— Маленьким детям сейчас выступать не время! Знаешь, когда могут говорить маленькие дети? Когда курица писает!
— Хм… — Я задумалась и сказала: — А мама меня учила, что говорить за столом во время еды о письках и какашках неприлично!
— Получил! — Тётя Лийли прерывисто засмеялась. — Этот ребёнок за словом в карман не лезет!
Тётя Анне позабыла свою сердитость и присоединилась к тёте Лийли:
— у неё верхние зубы появились раньше, чем нижние. Из таких всегда вырастают языкатые.
— Главное, чтобы она при эмгебешниках не была слишком газговорчивой, — серьёзно сказала тётя Ида. — А то мы завтга все окажемся за решёткой!
— Давайте лучше запоём песню, — предложил дедушка. — Жалко, что ты, парень, не принёс с собой гитару, петь под гитару — совсем другое дело!
А тата уже вспомнил новую песню:
Эту песню знала и я и подхватила вторым голосом вместе с взрослыми припев:
Этот «ридирай» ничего не означает, просто это слова песни, но папина родня пела их так воинственно, словно все они хотели отправиться индейцами в военный поход. Потом запели обычными голосами:
И опять началось это очень воинственное ридирайство.
Странно дело — обычно я не выношу слишком громкого голоса: если, например, люди ссорятся, у меня свербит в животе и к горлу подступает плач. Но воинственный крик папиной родни вызвал у меня такое чувство, что всё хорошо и будет ещё лучше — ридирай! — мы едим и пьём! Ридирай, наш род могучий! Риди-рай-рай-рай!..
Только почему-то меня начал одолевать сон. Я пробралась между стульями и залезла на бабушкину кровать. Совсем не страшно было лежать на кровати с серебряными шариками, когда взрослые пели «риди-рай!» и просили чернохвосточку лететь через земли и моря…
Сковорода для ингерманландцев
Когда я открыла глаза, на столе уже стояли кофейные чашки и красивый торт: посередине три розы из крема, а по боку торта извивалась волнистая кремовая обкладка. В воздухе пахло кофе, тортом и пирогом. Запах пирога был самым сильным и тёплым — он исходил от горячего морковного пирога, с которым бабушка как раз пришла из кухни. Ничто не могло сравниться с пирогами, которые пекла бабушка,
