И светлейшие родители ее довольны, очень довольны. Эти сладости посылает тебе сама госпожа супруга князя, прими их с должной благодарностью. А вот тебе и три связки денежек: в каждой по сто медных монов. Купи себе всего, чего тебе только захочется.
Ведь ты — погонщик И пойдешь пешком Вплоть до Эдо. Дорога нелегка! Так если кто-нибудь тебя обидит Или понадобится что-нибудь, Скажи, что хочешь повидать меня. Я еду в свите юной госпожи, Как главная наставница. Ты понял? Зовут меня — запомни! — Си-гэ-но-и! Вдруг Санкити Стал белым как бумага И задрожал. Молчит. Во все глаза Он смотрит на кормилицу. Но та, Не замечая, продолжает — Право, Чем больше на тебя смотрю, мой мальчик, Тем ты мне больше нравишься. Наверно, Твои родители больны, несчастны, Дошли до крайней нищеты... Иначе Зачем — еще малыш — ты стал бы Простым погонщиком? Но Санкити молчит. Он только смотрит. Он словно весь окаменел. Язык Его не слушается. Наконец: — Вы... Вы та самая Сигэнои?.. Вы кормилица молодой госпожи и служите во дворце князя Юруги?..
Так знайте: вы — Моя родная мать! И он — стремглав — Бросается к кормилице и хочет Ее обнять... — Прочь! Прочь! Да что с тобой? Это еще что за выдумки? Какая я тебе мать? У меня нет сыновей- погонщиков! —
Она отталкивает мальчика. А он Опять цепляется за платье Сигэнои. Она рванулась прочь, Но Санкити прильнул К ней головой, Руками крепко обнял И, задыхаясь, говорит: — Зачем я стану лгать? Мой отец был твоим мужем. Он служил в этом доме... Самурай, настоящий самурай!
А имя моего отца Датэ-но Ёсаку. Я его сын. Это ты, ты меня родила! Ёносукэ — вот кто я на самом деле! Я знаю, мой отец не угодил князю
И должен был уйти из здешних мест. Когда в последний раз Отца я видел, Всего три года было мне, но я Его немного помню... Вот что говорила мне старуха, которая присматривала за мною в деревне Куцукакэ: «Я воспитала тебя. Надеялась, что ты найдешь своего отца... Мало, мало на это надежды!
Но ты можешь найти свою мать. Ее зовут Сигэнои. Она кормилица в доме у князя Юруги.
Вот покажи ей мешочек для амулета. Она своими руками сшила его для тебя: уж она-то должна будет узнать свое рукоделие!»
Так говорила много раз старуха. Когда же мне исполнилось пять лет, Она, жестоким кашлем мучась, Пошла на праздник храмовой в Тоба,
