своей миски. Поначалу я, целиком поглощённый едой (рагу оказалось великолепным), слушал кота лишь краем уха, но постепенно заинтересовался и стал прислушиваться внимательнее. И главный герой сказки по прозвищу Слоник Бульба, и старый мудрый колдун Гельфанд, и целая толпа гномов с именами, похожими на собачьи клички, и все их приключения вызывали у меня какие-то смутные ассоциации. Я был уверен, что где-то уже слышал эту историю, но вот так сразу не мог вспомнить, где и когда. По всей вероятности, это было давно.
Покосившись на Инну, я увидел, что она лукаво улыбается — точно так же, как Сандра.
„Тебе это знакомо?” — спросил я мысленно.
„Ещё бы!” — ответила жена. — „А ты разве не узнаёшь?”
„Узнаю, но не совсем. Вертится в голове что-то знакомое, но никак не могу понять, что.”
Инна была удивлена.
„Ну же, Владик! Напряги немного память и воображение. Не обращай внимания на имена, они ужасно исковерканы... Вот, послушай это.”
Леопольд как раз помянул некоего типа по имени Горло-Ум, у которого ещё до нашего с Инной прихода Слоник Бульба стибрил волшебное кольцо, что делало его владельца невидимым. Наконец-то меня осенило:
„Чёрт возьми! Да ведь он же пересказывает «Хоббита»!”
„Вот именно,” — подтвердила Инна. — „И притом безбожно перевирает. Бедняжка Сандра еле сдерживается, чтобы не захохотать.”
„Зато нашим друзьям-загорянам нравится,” — заметил я. — „Вон как слушают, уши развесив. И небось, принимают всё за чистую монету.”
„А почему бы и нет? На Гранях и не такое случается. К тому же Леопольд для них весьма авторитетная личность — как-никак, кот самого Мэтра.”
Я мысленно хмыкнул.
„Ну, ладно, я ещё могу понять, как Гэндальф превратился в Гельфанда, а Горлум — в Горло-Ума. Но почему Бильбо стал Слоником Бульбой? Откуда взялся «Слоник»?”
„От верблюда!” — рассердилась Инна на мою заторможенность. — „Я, кстати, моментально сообразила. Элементарная цепочка ассоциаций. Бильбо — хоббит, а отсюда недалеко до хобота. Ну, а хоботы бывают только у слонов.”
„Ага, ясно. Тогда выходит, что первоначальную версию «Хоббита», из которой получился весь этот кошмар, Леопольд слышал либо по-русски, либо по- украински.”
„Понятное дело. Это я ему читала — ещё до того, как мы с тобой познакомились. Леопольду очень понравились истории о хоббитах, и на какое-то время он стал заядлым толкиенистом. К счастью, ненадолго.”
„Могу представить этот ужас... Да, вот ещё что. Не вздумай читать ему «Властелина колец».”
„Увы, твоё предупреждение запоздало,” — ответила Инна с непритворным сожалением.
„Уже читала?!”
„Да. Все три тома. Почти весь февраль я регулярно устраивала Леопольду толкиеновские чтения,” — в мыслях жены сквозило раскаяние. — „Извини, я не думала, что так получится.”
Я внутренне содрогнулся. Похоже, этот вечер был только началом. Впереди нас ожидало ещё много захватывающих историй о слониках-хоббитах в вольном изложении кота Леопольда...
4
Между тем стремительно сгущались сумерки и на землю опускалась ночь. Поужинав и выпив чаю, Инна попрощалась с нами, легонько чмокнула меня в щеку и пошла спать. Следом за ней нас покинула и Сандра. Леопольд, который уже начал зевать и заговариваться, объявил перерыв до завтра и присоединился к своим подругам, мирно спавшим в траве неподалёку.
Ещё некоторое время в фургоне горел эльм-светильник, очевидно девушки переодевались перед сном, затем свет погас и мы услышали голос Сандры, громко пожелавшей нам спокойной ночи. Восприняв это, как намёк, мужчины прекратили свои разговоры и тоже стали расходиться. Дольше других задержались Штепан и Сиддх, решившие закурить напоследок, а также некурящий Желю, который собрал грязную посуду и тщательно вымыл её в тёплой воде. Наконец оба загорянина и инквизитор удалились в свои палатки, и у костра остался я один — следующие три часа мне предстояло провести в ночном бдении, оберегая сон спутников.
Хотя купол и защищал нас от всевозможных ночных посетителей, мы решили для вящего спокойствия оставлять на посту одного человека, сменяя его через три часа. А поскольку в нашем отряде было девять мужчин, то такие дежурства не должны были сильно обременять нас. Я говорю только о мужчинах, так как подавляющим большинством голосов — восемь против двух при одном воздержавшемся (в этом вопросе Сиддх предпочёл нейтралитет) — мы исключили Инну и Сандру из графика ночных дежурств. Девушки страшно возмущались, особенно негодовала моя жена, но мы оставались непреклонными и не отменили своего дискриминационного решения. На обеденном привале, когда и был рассмотрен и проголосован данный вопрос, Инна пообещала, что ещё припомнит мне это шовинистическое свинство, однако вечером, умирая от усталости, она ни единым словом не упомянула о нашей дневной перебранке. Наверное, всё-таки поняла, что я заботился о её здоровье, а не стремился подчеркнуть своё мужское превосходство.
Я добровольно вызвался нести вахту в первый же день и первым на очереди, чтобы в дальнейшем мои дежурства всегда попадали на первую треть ночи. Для меня это было самое удобное время: я не любил бодрствовать на рассвете, а ещё больше не любил прерывать свой сон на середине. Разумеется, спутники сразу раскусили мою маленькую хитрость, но восприняли это как должное. В конце концов, среди них были такие, кто предпочитал рассветные часы вечерним, они и выбрали себе третью смену; а самые старшие из нас и самые выносливые — Сиддх, Штепан и Борислав — без всяких споров согласились дежурить в середине ночи.
Штепан, который должен был заступить на дежурство сразу после меня, перед самым уходом дал мне понять, что я могу в любой момент разбудить его, как только почувствую, что меня одолевает сон. Я вежливо поблагодарил его за заботу о моём самочувствии, но для себя решил ни в коем случае не поддаваться слабости и честно продержаться положенные мне три часа.
Первый час моего дежурства тянулся с невероятной медлительностью. Сидя у костра, я прислушивался к звукам ночного леса, время от времени обшаривал внимательным взглядом окрестности и не забывал регулярно подбрасывать в огонь дров. От усталости меня клонило ко сну, но не так чтобы очень сильно, и пока мне без труда удавалось преодолевать сонливость.
Самой большой проблемой, с которой я столкнулся, была скука. Маясь от безделья, я принялся изучать строение защитного купола, но уже через четверть часа разобрался во всех наложенных чарах и понял, что при необходимости смогу установить точно такой же. По существу, это был сферический силовой экран, но не сплошной, а как бы сотканный из множества «нитей», наподобие густого сита или марлевой салфетки. Вся тонкость работы заключалась в правильном подборе расстояния между соседними «нитями», чтобы, с одной стороны, обеспечить беспрепятственный доступ воздуха, а с другой — надёжно перекрыть путь даже для самых крохотных паразитов.
Покончив с изучением купола, я переключил своё внимание на звёздное небо, которое здесь, в отличие от Агриса и Ланс-Оэли, было совсем непохожим на земное. Меня с самого детства завораживали звёзды, помнится, подростком я увлекался астрономией и при хорошей погоде подолгу глядел в ночное небо, с восторгом и волнением думая о бесконечности Вселенной и множестве миров, разделённых невообразимыми космическими расстояниями. Каких-нибудь три месяца назад я убедился, что за другими мирами далеко в космос ходить не надо, что они находятся совсем рядом — ведь фактически каждая Грань была аналогом Земли в другом измерении, — но звёздное небо по-прежнему манило меня. Как я уже знал из прочитанных в Кэр-Магни книг, ещё ни одному из земных колдунов не удавалось достичь хотя бы ближайшей звезды, а вчера Сиддх подтвердил это и заметил, что Космос как был, так и остаётся для нас terra incognita15, и никому из людей не известно, существует ли за пределами Земли или её аналогов на Гранях разумная жизнь. Возможно, это знали Великие, но они не были людьми...
В небе безымянной Грани звёзды сплетались в незнакомые созвездия, и от нечего делать я начал придумывать для них названия. После историй Леопольда мне в голову лезли всякие гномы, эльфы, орки и прочие сказочные персонажи. Вершиной моей изобретательности стала группа из трёх созвездий — Ступы, Метлы и Бабы Яги. Не исключено, что в дальнейшем я поместил бы на небосвод и Красную Шапочку с Серым Волком, Соловья-разбойника и Змея Горыныча, но неудержимому полёту моей фантазии помешал шум, раздавшийся у меня за спиной.
Я быстро обернулся и увидел Сандру, которая как раз выглянула из фургона. Она приветливо махнула рукой и послала мысль, которую мне удалось принять целиком:
„Мальчикам направо, девочкам налево? Или наоборот?” — С этими словами она легко соскочила на землю и пошла направо, поскольку так было ближе к зарослям.
Спустя пару минут Сандра вернулась, но не влезла обратно в фургон, а подошла ко мне. На ней был синий шерстяной костюм, типа спортивного, который плотно облегал её восхитительную фигуру, всклокоченные ото сна волосы приятно смягчали её красоту, а в её больших карих глазах плясали красноватые отблески костра.
— Можно я посижу с тобой? — спросила она, впервые обратившись ко мне на ты. — Мне что-то не спится.
— Пожалуйста, — ответил я, даже не пытаясь скрыть своей радости. За час с небольшим дежурства скука уже доконала меня, и я был в восторге от перспективы провести хоть какое-то время в обществе Сандры.
Я убрал со второй раскладной табуретки пачку сигарет, зажигалку и чашку с остывшим чаем. Девушка кивком поблагодарила меня и присела рядом со мной. Наши ноги соприкоснулись, но она сделала вид, будто ничего не произошло, и не стала отодвигаться. Я тоже не убирал ногу, боясь смутить Сандру. Пока я игнорировал это нечаянное прикосновение, оно оставалось совершенно невинным; но стоило мне заострить на нём внимание, как между нами возникла бы неловкость. А я хотел, чтобы наши отношения и дальше оставались непринуждёнными.
Наверное, большинство мужчин на моём месте испытывали бы волнение от близости такой прелестной девушки. Мне же было просто приятно. Я чувствовал к Сандре искреннюю симпатию, которая со временем обещала перерасти в глубокую привязанность. Я даже мог полюбить её — но не той любовью, какой мужчина обычно любит женщину, для такой любви у меня была Инна, — я мог полюбить Сандру как человека, как друга, как сестру. И прежде всего — как
