великий князь радостно расселил их по своим волжским городам. В конце следующего года Батый пришел на Русь и «поплениша все по Волзе». Волжские города, как русские, так и булгарские, стали добычей огня.
Во второй половине XIV в., когда в Золотой Орде царила «замятия», ордынские феодалы усилили свою набеговую активность. Если раньше набегом наказывалось какое-то непослушание русских или недовольство размером «выхода» (выплаченной дани), то теперь вооруженное нападение стало средством хищной эксплуатации подвластной территории. Любой мурза мог по собственному почину осуществить грабительский поход. Захваченное добро и рабы перепродавались через главных «рыночников» того времени – итальянцев – в крымском улусе.
Ордынское «нестроение» не только способствовало увеличению числа татарских набегов, но и повысило решимость русских князей дать вооруженный отпор насильникам. Ордынцы уже не выставляли таких крупных сил, как ранее, да и отделаться от них серебром было невозможно. Князья ставят укрепления на землях, заселенных поволжскими племенами, чтобы не пустить разбойничьи отряды в глубь русской оседлости.
Московский князь Дмитрий Иванович и Олег Иванович Рязанский занимают местности, населенные мещерой.[230]
Суздальско-Нижегородский князь Константин Васильевич берет мордовские земли по Волге, Оке и Кудьме и распространяет пределы своего княжества до рек Пьяны, Теши, Вады – сюда начинают течь русские колонизационные потоки.
Константин «повелел русским людям селиться по рекам Оке, Волге, Кудьме и на мордовских жилищах, где кто похощет». Благодаря этому решению и предоставленной переселенцам защите князь правил «честно и грозно, бороня отчину свою от Татар» – его владения протянулись вниз по Волге до впадения в нее Суры. Сыновья его продолжили освоение «нагорных» земель за рекой Кудьмой до устья Суры. Заселением поволжских земель занимались не только нижегородские князья, но и крупные купцы, такие как Тарас Петров. Он купил у князя шесть сел по реке Сундовак и поселил там выкупленных у татар пленников.[231]
Русские поселения в Среднем Поволжье все еще были крайне уязвимы. Мурза Булат-Темир разорил значительную часть нижегородского княжества до реки Сундовак. Тарас Петров вынужден был махнуть рукой и податься в Москву.
Подвергались поволжские селения и грабежам со стороны ушкуйников, которых Новгород слал толпами с середины того же XIV в.[232]
Господин Великий Новгород в это время хирел, беднел, часто был ареной голода и социальных конфликтов. Его внешняя торговля попала под контроль ганзейцев, его земли перешли в руки боярской олигархии (60 % обрабатываемых площадей находилось в руках 22 боярских фамилий), нещадно эксплуатировавшей арендаторов-испольщиков.[233] Землевладельческая олигархия, манипулировавшая вечевыми сборищами, составляла правительственный слой Новгорода, который немецкие гости называли Советом Господ (Herrenrat).
«Отмороженные» новгородцы грабили без разбору христиан и басурман на Волге, Ветлуге, Каме и Вятке. Новгородские посадники обычно открещивались от разбойных нападений своих удальцов, говоря, что они происходили «без новгородскаго слова», пусть-де сами и отвечают. Но во всяком случае новгородские власти были рады, что крепкие молодцы, не отягощенные моралью, гуляют вне дома.
Нижний Новгород несколько раз был захвачен и разграблен шайками новгородских викингов, брали они «на щит» и такие крупные города, как Ярославль и Кострома. Еще меньше шансов было отбиться от посланцев беспокойного Новгорода у небольших селений. «Найденное имущество (новгородцы) выносили на средину города и, что было получше и полегче, брали себе, а что потяжелее, то бросали в Волгу, а иное жгли; множество людей, без различия возраста и пола, уводили обыкновенно в плен с собою».[234]
А пленников новгородцы продавали татарам в Казани и Астрахани. Вряд ли жителю Ярославля или Нижнего было много легче от того, что его грабил, обрекая на голодную смерть, или продавал в рабство новгородский русак, а не басурманин. Из татарских городов ушкуйники не всегда возвращались в добром здравии, потому что, получив от удачной работорговли «многу честь и кормы», напивались «аки мертвы» и в таком беспечном состоянии сами становились легкой добычей казанцев и астраханцев.
Низовские русские князья вовсе не по приказу татар, а исходя из интересов своих подданных отлавливали ушкуйников. А порой воевали и с самим источником беды – Новгородом.
Таковы были горькие реалии периода феодальной раздробленности; о них стараются позабыть либеральные «историописатели», всячески «кошмарящие» Московское государство, которому пришлось выкорчевывать практику и мышление удельных времен. От периода раздробленности жители разных русских земель сохранили друг о друге не самые лучшие воспоминания. Царям и церкви пришлось потом долго преодолевать это разобщение. И сегодня людям, одурманенным идеями сепаратизма («Будем жить, как в Швейцарии»), надо почаще рассказывать о тех временах, когда русский убивал русского и считал это вполне нормальным…
В 1372 г. на Суре был построен городок Курмыш и насыпан вал на Оленьей Горе у реки Сундовак.
Первый и притом успешный поход московско-нижегородского войска на Казань состоялся в 1376 г. За опустошения русских земель воеводы наконец выставили какой-то счет – без этого успеха не было бы и Куликова поля. Впрочем, досталось не только ордынцам, но мордве, жившей на западной окраине Казанской земли. Уже на следующий год мордовские князья помогли татарам тайно войти в русские рубежи.
Колонизация правобережья средней Волги приобрела бесповоротный характер с переходом нижегородских земель под власть московских Даниловичей, которым отлично бы подошел девиз «Мыслить глобально, действовать локально».
Великий князь Василий Дмитриевич купил в Орде ярлык на Нижний Новгород, где в то время шла борьба между суздальским князем Борисом Константиновичем и его племянниками, Василием Кирдяпой и Семеном Дмитриевичем. Это были те самые продажные феодалы, что своими клятвами уговорили москвичей в 1382 г. сдаться Тохтамышу – на убой.
Борис вскоре вышел из игры, а Семен еще неоднократно пробовал вернуть край себе при помощи Орды.
Семен верой и правдой восемь лет служил четырем ханам, натравливал их на московского князя, водил татарские отряды и наконец получил от Орды воинские силы для собственных нужд. Дело, однако, «ограничилось» кратковременным взятием и разграблением Нижнего. На это московский князь ответил разорением ряда татарских городов, включая Казань – она была возобновлена много позднее ханом Улу- Махметом (Улуг-Мухамедом).
Для отражения татарских набегов Москва берет под свой контроль естественную оборонительную линию – берега Оки и Волги до устья Унжи.[235]
В начале XV в. на реке Сундовак, откуда в свое время должен был бежать Тарас Петров, уже существует московское наместничество с центром в с. Лысково.[236]
В это время граница между московскими и татарскими владениями проходила по течению реки Суры. На ее левом берегу, лесистом и болотистом, царила дикость, здесь проходили ордынцы, следуя своим обычным путем на Русь, за ясырем, и жили немирные племена охотников и звероловов.
В годы страшного опустошения, постигшего Московское княжество из-за Едигеева нашествия, за Нижним Новгородом в диких местах селятся такие примечательные иноки, как Макарий и Тихон.
Макарий вначале обосновался на правой стороне Волги, на реке Добрице, а Тихон на реке Лухе. Потом Макарий, приустав от «многолюдия» и желая «конечного безмолвия», перебрался на левую сторону Волги, где основал скит около озер, называемых Желтыми Водами.
Но и тут старцу не дали покоя, стали приходить монахи, создавая нестерпимое «многолюдие».
Макарий понял, что раз не удается противостоять процессу, то надо его возглавить – основал монастырь, стал там игуменом, который, однако, работал для всех, «мня себе не наставника и учителя, но яко раба и послушника».
