приказы тем способом, который вам представляется наилучшим, но позвольте мне прямо заявить вам следующее.
Вы будете следовать моим приказам, капитан. Вы не будете отклоняться от них и не станете отказываться от их выполнения. Будущее целой галактики может измениться под влиянием событий нескольких следующих лет, и я никому не позволю поставить под угрозу это будущее. Проявите своеволие, — и, смею вас заверить, пожалеете об этом. Никогда не забывайте, кто я такой и на что я способен.
Всего хорошего, капитан. Вам также, командор. Приятно было встретиться, Сатаи.
Мистер Уэллс знал Литу Александер уже несколько лет. Он привык рассматривать её как удобное подручное средство, хотя она не всегда ответственно подходила к своим способностям. Он знал, что она компетентна, профессиональна и хорошо умеет использовать свою силу.
Теперь же к ней лучше подходили такие определения, как «избитая», «окровавленная», «дрожащая» и «напуганная», и Уэллс считал, что она вполне заслужила такое. Боггс, конечно, слегка перестарался, но он только что потерял одного из лучших друзей, так что Уэллс прощал ему некоторую понятную несдержанность. И, кроме того, Уэллс был согласен, что после содеянного Литой к ней не стоило проявлять милосердие.
— Я крайне разочарован, — проговорил он, садясь.
Она поглядела на него. Её левого глаза не было видно из-под громадного синяка.
— Крайне разочарован. У меня к вам лишь один вопрос. Почему?
Она пошевельнулась и тихонько охнула.
— Где… Маркус?
— Наркотики, подавляющие телепатическую активность, сейчас как раз должны действовать в полную силу, — сухо проговорил Уэллс. — Сам я не телепат, но я изучал детали использования и результаты применения этих препаратов. Способности телепата составляют весь смысл его существования. Они делают вас особенными, отличными от других, важными. Отнять у вас ваш дар, — и вы перестанете отличаться от всех прочих. Это вызывает серьёзную психологическую травму. Как если бы художника лишили рук, оглушили музыканта или покалечили солдата. Это отнимает у вас не просто возможность заниматься вашим делом, но вас самих, — то, что делает вас особенными, уникальными.
У вас редкий дар, мисс Александер. Только один из десяти тысяч человек — телепат, не так ли? Если не брать в расчёт тех, чьи способности практически бесполезны, получается, что вас очень и очень мало. А вы злоупотребляли своим талантом. Сперва — для своего собственного удовольствия, как если бы сознания других людей были вашими собственными игрушками. А теперь, вы использовали силу, которой располагаете, чтобы предать свой собственный народ.
По крайней мере, вы не пытаетесь отрицать это. Мистер Аллан подробно изложил нам всё, что вы рассказали ему. Он также является для нас ценным источником сведений о том, что происходило на борту «Вавилона». Конечно, есть вещи, о которых он не желает рассказывать. Что ж, это свойственно людям. Но всё то, что он рассказал нам, — правда. Я слышал так много лжи, что я сразу распознаю правду, когда мне приходится слышать её.
И теперь, мисс Александер, у меня к вам остался всего лишь один вопрос. Мне известно, что вы сделали. Мне известно, каким образом вы это сделали. Мне кажется, что я знаю почему, но я просто желаю услышать это из ваших собственных уст.
Почему?
— Где… Маркус?
Уэллс сцепил пальцы рук и посмотрел поверх них на Литу. Она выглядела просто жалко, и он бы предпочёл вообще не допрашивать её. По правде говоря, он был уверен, что необходимую ему информацию можно добыть у этого самого Маркуса, о котором спрашивает она, но… Маркус был вне пределов его досягаемости. Им интересовался кое-кто другой, и поэтому Уэллсу ничего не оставалось, кроме как иметь дело с Литой.
Надо думать, Боггс был, всё-таки, излишне жесток. Уэллс подумывал о том, чтобы самому проконтролировать процесс, но не решился. Когда он обнаружил тело Каттера, он потерял самоконтроль. Он находился в миллиметре от того, чтобы убить её. В тот момент он узнал о самом себе кое-что нелицеприятное, и с тех пор не переставал бояться потерять самоконтроль ещё раз.
Всегда существовали другие способы разрешения проблем помимо голого насилия.
— Знаете, я раньше учился на психолога, — небрежно начал он. — Я научился вызнавать истинные причины людских поступков. Над человеком довлеет его прошлое, его настоящее, его детство, его желания, мечты, вожделения. Но потом началась война, и я почувствовал в себе иное призвание. Я обладаю определёнными способностями, которые настолько же уникальны и ценны, как и ваши, и я поставил их на службу людям.
Я полагаю, что мне известно, по какой причине вы помогли ей бежать. Причина эта в том, что у вас отсутствует чёткое осознание своей собственной индивидуальности. По всей видимости, я был непозволительно беспечен, позволив вам сформировать с Сатаи Деленн во время её допроса некую связь особого рода. Вы попались на её крючок. Вы… вы с радостью приняли то, что пришло к вам, и вам даже стало казаться, что это было необходимо.
Я могу понять, что привлекало вас. Вы нашли в ней нечто необычное, странное, чуждое, удивительное, прекрасное… Да, в определённом смысле минбарцев можно счесть прекрасными. Но, как я уже сказал вам, я психолог. Я вижу не только внешнюю оболочку явлений, я привык глядеть вглубь. И то, что я вижу под внешней оболочкой минбарской расы, — это гордость, высокомерие и ослепление собственным превосходством. Да, они могущественны, но они сами не знают, что им делать с этим могуществом. Они тратят его, расходуют попусту… Им доставляет удовольствие бездействие, покой и безмятежная уверенность в собственном благополучии, а если кто-нибудь посмеет, как мы, бросить им вызов, они отвечают со страшной, несоизмеримой силой.
Вот истинное лицо расы, которую вы обожествляете, Мисс Александер! Вот кому вы помогли! Разве можете вы забыть о том, что они сделали с Землёй? И не пытайтесь заявить мне, что вы не потеряли в этой войне кого-нибудь, любимого вами, потому что это ложь, и мы оба хорошо знаем об этом.
Сами по себе вы не представляете никакой ценности. Единственное, что делало вас полезной, — это ваш дар, и им вы злоупотребили.
Но есть возможность, что и вы ещё сможете послужить во благо людей. Тех самых людей, которых вы раньше, конечно же, не замечали со своей высокой колокольни, — их вам мешали разглядеть ваши перчатки, ваш значок и ваша гордость… Люди обеспокоены, обозлены и напуганы. Им нужен кто-то, на ком можно было бы выместить свой страх. Если угодно, жертва, чтобы задобрить богов перед приходом минбарцев.
Этой жертвой должна была стать Сатаи Деленн, но, благодаря вам, она избежала этой участи, так что нам нужна замена. Правительство Сопротивления решило, что лучше всего подойдёте вы.
Мы больше не встретимся, мисс Александер. Располагайтесь поудобнее, и приятных вам сновидений.
Уэллс поднялся из кресла и пошёл к двери. В один из моментов, он снова чуть было не утратил самоконтроль, но успел вовремя осадить себя. Он задыхался, и желал как можно быстрее убраться отсюда. Ему нужно было отдохнуть, привести в порядок свои мысли и чувства.
— Я… я… — вдруг сбивчиво заговорила Лита.
Уэллс повернулся и прислушался к ней.
— Я поступила правильно… Я знаю… Я поступила… правильно.
— Значит, вы не знаете ничего. Всего хорошего, мисс Александер.
Уэллс вышел, затворив за собой дверь.
— А-а, леди Эльризия. Как всегда, рад встрече с вами.
Лондо обозначил кивком приветственный поклон, — не доходя нескольких сантиметров до уровня, который можно было бы счесть отвечающим требованиям вежливости. Может быть, леди Эльризия и обладала неслабым влиянием, — она ведь взяла на себя роль управляющей всеми поместьями лорда Рифы
