— Возможно, — уклончиво ответил Аристарх, отведя глаза куда-то вбок.
— Вы же не вправе отказать мне в этом.
— Само собой разумеется, что не в праве. Вопрос в том, сможете ли вы попасть к нему, и… кстати, что является целью этой аудиенции?
— У меня одна цель в жизни, и вы о ней знаете.
— Но я же открыто предупредил вас о нежелательности таких действий!
— А сейчас я вас открыто предупреждаю, что сделаю все, что смогу, и больше, чем смогу, чтобы добиться своего.
— Право, я вами восхищаюсь, Кирилл Андреевич. Вы воистину бесстрашный русский офицер.
— Не льстите мне, Аристарх. Просто я потерял все, ради чего стоило жить. Терять мне больше нечего. Так как мне попасть к хозяину?
— Я поспешу вас обрадовать, мой дражайший Кирилл Андреевич. Чтобы лицезреть того, кого вы изволите называть хозяином, вам не потребуется ни просьб, ни требований. Надо лишь дойти до его кабинета, да после этак изловчиться, чтоб он не сожрал вас живьем еще прежде, чем вы успеете произнести хоть слово. Признаюсь честно, как на духу… Я бы не стал даже пытаться провернуть этакое дельце. Но если вам нечего терять, так вам и карты в руки.
Аристарх хищно подмигнул Васютину, который вдруг заметил, что один глаз управляющего начал медленно увеличиваться, становясь чуть больше другого.
— А дорогу я вам покажу немедля-с. Прошу следовать за мной, отчаянный русский офицер.
Аристарх сделал театральный приглашающий жест рукой и тихонько, но не таясь, захихикал так, как могла бы смеяться пятилетняя девочка.
Они двинулись в противоположную часть супермаркета, неспешно проходя магазин наискосок. Когда, миновав пару секций, они пересекали отдел со спортивными товарами, Васютин сказал вполголоса, ни к кому не обращаясь:
— Дорога к кабинету хозяина будет вымощена провалами.
— А вот это от вас зависит, любезный, — отозвался Аристарх, который шел на полшага вперед. — Хоть вы в меня и стреляли, не желая моей смерти, я все же вам малость подсоблю, исключительно из уважения к Министерству внутренних дел. Станете глаза в пол прятать, жмуриться или бегать опрометью — из провалов лет сто не выберетесь. Там надобно широту взгляда иметь, а бегать совсем ни к чему.
— Стеллажей не будет, да? Другой принцип? — спросил Кирилл, сделав пару широких шагов и поравнявшись с управляющим.
— Да вы не беспокойтесь понапрасну. Совершенно неважно, осилите вы дорогу или нет. Будут ли ваши пустые мучения долгими или скорыми — все одно… Съест он вас, любезнейший Кирилл Андреевич. Он у нас такой лакомка!
— Это вы в иносказательном смысле?
— Я-то? Да, в иносказательном. А вот он — сожрет в самом буквальном.
— А может… все-таки приоткроете завесу тайны? Расскажите, как меня жрать-то будут… Жутко любопытно.
— Не стану портить вам впечатление, уж извините, голубчик, — пробурчал себе под нос Аристарх, уши которого стали потихоньку сморщиваться. — И так я излишне вас просветил. Довольно, пожалуй. Скажу лишь, что коли вы переступите порог того зала, куда мы с вами путь держим, выйти оттуда той же дорогой не пытайтесь. Неизвестно, что с вами приключиться может, да-с.
И управляющий прибавил шагу.
«Аристарх — часть этого пространства, плоть от плоти, это очевидно, — посматривая на него, думал Васютин. — Все эти изменения в его внешности — просто отражение текущих событий магазина. Что-то вроде бортового журнала. Каждая его клетка реагирует на изменения — вновь пришедших, ушедших, на провалы… Да Бог его знает на что еще. А потому он досконально знает, что и где происходит, как и полагается хорошему управляющему. Интересно, он понимает, как я сюда попал? Точно знает, что намеренно, так прямо и сказал. Но про кликушу ни слова. А может, потому и ведет меня к хозяину, что мне ведьма на фантом указала? А ведь между ними многовековая вражда. Ну, любопытству моему недолго осталось. Назад-то дороги нет… Сейчас моя главная задача — иметь широту взглядов, как сказал Аристарх. Если смогу избежать провалов — есть шанс дойти. А если не смогу… Как он там сказал-то? Лет сто не выберусь. Их там, наверное, очень много. Или… Или просто эти провалы по-другому сжирают время. Нырнул в детство на денек, вернулся — двадцать лет прошло. Пять раз нырнул — вот тебе сотня».
Тревожные размышления Васютина прервал управляющий, правый глаз которого за время пути стал еще больше.
— Ну, вот мы почти и пришли, — сказал он, сворачивая из узкого прохода меж стеллажей на просторную прогалину, разделяющую отделы. Напротив них, метрах в десяти, высилась нарядная арка из разноцветных шаров. Над ней, свисая с потолка на тросах, красовалась большая цветастая вывеска. «Все для праздников и торжеств» было написано на ней.
— Или это случайность, или хозяин с юмором, — сказал Кирилл Аристарху, глядя на надпись.
— Случайный юмор, — серьезно ответил тот. — Вряд ли нам суждено когда-нибудь свидеться, любезнейший Кирилл Андреевич. Прощайте! Скучать я по вам не стану, прошу великодушно простить за прямоту. И помните — в людей стрелять нехорошо, даже без злого умысла.
Васютин собирался попрощаться с монстром, да не успел. Аристарх вновь исчез со скоростью, недоступной человеческому глазу. Со стороны это походило на киномонтаж, но Кирилл знал, что его провожатый просто перешагнул в какой-то из коридоров многослойного пространства, где разворачивается другая трагедия.
Медленно вздохнув, Васютин шагнул в сторону арки из шаров. «Все для праздников, значит… Широта взглядов. Вполне возможно, что здесь провал может последовать за чем угодно, а не только за символичной вещью. Что же он имел в виду? Или просто так ляпнул?»
Остановившись в метре от секции, он размашисто перекрестился, поцеловал нательный крест и тремя быстрыми шагами оставил арку позади.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ВОСЕМЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ
Слова «мертвые — наша паства», сказанные могучим рыжебородым монахом, прозвучали в стенах Свято-Данилова монастыря. Словами они оставались недолго. Спустя несколько мгновений они превратились в волю Божию, сковав высшей целью трех священников. Отныне общее дело поведет их сквозь суетные дни, наполнив жизнь смыслом, которого многие не имеют и тщетно стараются отыскать. Бессилие перед людским горем больше не будет глодать их души, день за днем пожирая крупинки веры в себя и в собственное предназначение.
Они станут служить чин отпевания усопших и божественные литургии. Не зная имен тысяч неупокоенных, лежащих в Останкине, они будут отпевать их по святцам, поименно. Трое монахов станут служить в останкинских церквях, раз за разом освобождая души, прикованные к этой земле.
Так было решено отцом Алексием и его соратниками. В тот же день он был принят митрополитом Московским в стенах Священного Синода. Беседа их была краткой, ведь они поняли друг друга с полуслова. Необходимо было лишь получить благословение и поддержку Патриарха да решить вопрос с доступом в закрытые храмы режимного района.
Спустя несколько часов, ближе к вечеру, митрополит Московский и отец Алексий прибыли на аудиенцию к патриарху. Его Святейшество ждал их, сидя на резной садовой скамейке, что стояла рядом с величавыми, высокими березами в дальней части патриаршей резиденции. Патриарх любил это место, где он нередко скрывался от мельтешащей мирской суеты, которую несли ему церковные будни. Он бывал здесь даже зимой, неспешно прогуливаясь мимо заснеженных берез. Его ближайшее окружение знало, что если патриарх назначил встречу на этой скамейке, значит, речь будет идти о чем-то таком, что превышает протокол и бюрократию.
Завидев гостей, Его Святейшество поднялся им навстречу, всколыхнув еле заметную охрану,
