воображением головоломки — и, как ей казалось, довольно зловещий.
Одетта как раз ставила в вазу пятую розу, когда зазвонил телефон.
— Привет, Одетта, это Ронни Прайэр, — сообщил жизнерадостный женский голос.
— Слушаю вас, мисс Прайэр, — сухо сказала Одетта. — Не припомню, чтобы мы с вами встречались.
— Я так и знала, что ты меня не вспомнишь, дорогуша. Давно это было, — продолжал вещать голос в трубке. — Мы тогда снимали рекламный ролик для фирмы «Мур», которая занималась производством кошачьей еды. Ты была у меня продюсером.
— Вот теперь я тебя вспомнила, Ронни. Как жизнь?
— Отлично. А у тебя?
— У меня тоже все хорошо. — Одетта не хотела входить в детали своего плачевного положения. — Насколько я знаю, сейчас ты работаешь в документальном кино. Видела как-то по ящику твою короткометражку. Блеск, да и только.
— Рада, что тебе понравилось. По поводу кино, кстати, и звоню. У меня есть к тебе одно предложение. Мы хотим показать процесс создания ресторана. С момента возникновения замысла — и до дня открытия. Как тебе такая идея, а?
— Идея мне нравится, — сказала Одетта. — Но мой ресторан уже открылся и успел проработать несколько недель. Неужели ты не в курсе?
На противоположном конце провода установилось продолжительное молчание, потом Ронни заговорила снова, но теперь в ее голосе проскальзывали виноватые нотки:
— Извини, дорогая, я и вправду об этом не знала. Ездила на кинофестиваль в Дубай… Должно быть, меня неправильно информировали. Раз уж твой ресторан открылся, я на следующей неделе приеду к тебе с друзьями обедать. Как говоришь, называется твое заведение?..
Послания от друзей приходили по электронной почте все реже и реже. Между тем желание пообщаться с близкими людьми становилось все более острым. Решив наконец, что ее неприятности разрослись до таких размеров, что их просто необходимо вынести на суд дружески настроенной к ней общественности, она договорилась о встрече с Эльзой и Джун.
В субботу вечером Одетта, полная радостных предчувствий, взяла такси и поехала в ресторан, где они назначили встречу. Но стоило ей только усесться с Эльзой за столик — Джун собиралась присоединиться к ним позже, — как она поняла, что совершила ошибку. Эльза была полна мрачных предчувствий, связанных с беременностью, и, в промежутке между сплетнями, являвшимися, так сказать, общим фоном застольной беседы, только об этом и говорила.
— Ну, и зачем мы сюда приперлись? — спросила Эльза, оглядев скромный интерьер ресторана.
— Затем, что здесь дешево, — раздраженно буркнула Одетта.
— Обо мне можешь не беспокоиться. Хотя мы с Йеном переезжаем в новый дом, деньги у нас есть.
— А вот я свою квартиру продаю, — выдавила из себя Одетта.
— Не может быть! Неужели ты столько заработала на своем ресторане, что решила купить новые апартаменты?
Одетта рассказала подруге обо всех своих затруднениях, подчеркнув то обстоятельство, что Калум постоянно строит ей козни.
— Это моя вина, Эльза, — прошептала она под конец. — Я его разозлила. Отказалась сделать одну вещь, о которой он меня попросил.
— Что же он попросил тебя сделать, интересно знать? Предложил заняться с ним сексом?
— Не совсем, — едва слышно произнесла Одетта. Этот разговор давался ей с огромным трудом.
— Что значит «не совсем»? Давай рассказывай.
— Не могу, — покачала головой Одетта. — Ты уж меня извини, ладно?
Некоторое время они ели молча. Эльза не хотела давить на подругу. Знала, что если Одетта не хочет о чем-нибудь говорить, то ни за что не скажет — как ее ни уламывай. Кроме того, Эльза представляла себе в общих чертах, о чем именно попросил ее Калум. Но, по ее мнению, Калум не был таким дуралеем, чтобы разозлиться на женщину за отказ до такой степени, чтобы попытаться ее разорить. Причина была куда глубже и лежала в совершенно иной плоскости. Эльза решила сделать все, что было в ее силах, чтобы отвлечь Одетту от мрачных мыслей.
— Давай поедем к тебе на квартиру и посмотрим по видику «Девять с половиной недель», — предложила она.
— Ты это серьезно? — Удивлению Одетты не было предела. Эльза всегда была самым суровым критиком этого фильма.
— А что? Я его уже тысячу лет не видела.
Пока Одетта ходила в туалет, Эльза заплатила по счету, после чего позвонила по мобильнику в офис Джун и попросила передать ей следующее: «Планы изменились. К черту все бары и рестораны! Встречаемся на квартире у Одетты. Эльза».
Когда по экрану телевизора поползли финальные титры, Одетта расплакалась. Но на этот раз она не проклинала свои слезы, наоборот, они придавали ей ту благословенную легкость, какой она давно не чувствовала. Самое главное, она не стеснялась сегодня плакать при подругах, хотя прежде всегда старалась сдерживать слезы даже в присутствии самых близких ей людей. Она знала: это были благодатные слезы — слезы очищения, катарсиса.
Слева от нее сидела Эльза с кружкой чая и пачкой носовых бумажных платков наготове. Справа расположилась Джун с бутылкой бакарди и упаковкой чипсов «Принглс». И та и другая стойко высидели весь этот бесконечный фильм, более того, они без споров согласились с Одеттой, что Микки Рурк — самый сексуальный мужчина на свете и что глаза у Ким Бессинджер слишком близко посажены. Джун даже пришла к выводу, что фильм имеет образовательное значение — во всяком случае, для нее, поскольку действие картины разворачивалось на Манхэттене, где они с Джеем собирались поселиться в следующем году.
— Когда продашь квартиру, можешь пожить у нас, — предложила она Одетте.
— Где, в Штатах? — спросила Одетта, улыбаясь сквозь слезы.
— Да нет, глупая. У нас дома — в Белсайз-парке. Мы ведь все равно раньше марта не тронемся. А к марту ты опять будешь прочно стоять на ногах — уж можешь мне поверить.
— Правда? — Одетта высморкалась и подняла на подруг глаза. Она отчаянно нуждалась в их поддержке.
— Разумеется, — кивнула Эльза. — Кстати сказать, ты можешь пожить и у нас с Йеном. В нашем новом доме для тебя всегда найдется комната.
Одетта благодарно улыбнулась. Она чувствовала себя, как маленькая девочка в окружении заботливых родственников. Они любили ее, готовы были ей помочь, но — увы! — совершенно ее не понимали.
Она оглядела свою гостиную, которую освещал только голубой экран телевизора.
— Пока что я свое жилье не потеряла…
— И не потеряешь, — уверенно заявила Джун. — Потому что будешь за него бороться. Этому ублюдку Калуму не удастся тебя разорить. Ты для этого слишком умна. Не могу припомнить, чтобы ты совершила хотя бы один глупый поступок.
— Я в него влюбилась, — тяжело вздохнув, сказала Одетта. — И это самая большая глупость, которую я сделала в своей жизни.
24
Когда Одетта вышла из здания суда, где рассматривалось бегство ее подопечного, дожидавшаяся ее на улице Монни вопросительно подняла на нее глаза.
