любила Руди?
— Разумеется, нет! — Она спрятала лицо в платке и глухо прогундосила: — Я ж его не знала. Тридцать лет прожили вместе, а все будто в день свадьбы — чужой человек. Хотя кто мешал? Просто поговорить, спросить… что там обычно спрашивают? Как день прошел. — Она дернула себя за халат. — Или вот коричневый цвет ненавижу, а ты? Или очередную безделушку привез из Венгрии — зачем? Мерлин, до чего глупо…
Святая Дева, мне пора в Мунго. Я хочу обнять плачущую Беллатрикс Лестрандж.
— Вот, совсем расклеилась. — Белла шмыгнула носом и вдруг принюхалась. — Что у тебя за духи?
Нарцисса поспешно протянула ей запястье.
— Нравится? Это новый проект Люциуса… был.
— Ужасно знакомый запах.
— Невозможно, серия экспериментальная, за пределы лабораторий ее пока не выпускают.
— Нет, я совершенно точно где-то слышала… — Белла прижала кулак к подбородку, — недавно совсем, крутится в голове… впрочем, белиберда какая-то: сижу посреди леса и опять реву. Приснилось, наверное. Неважно. Поделишься?
— Вечером пришлю. А почему ты не попросила Рабастана вызвать эльфов?
Белла насупилась, снова зашмыгала носом.
— Я ж говорю, Рабастан был здесь ровно пять минут и нес полную околесицу. Представляешь, оказывается, Руди был по уши в меня влюблен, а я — жестокая бездушная стерва — одна во всем виновата. Коз-з-зел! Будто это я их двоих с Лордом свела, а не наоборот! Его счастье, что у меня пока сил нет на Круцио.
— Рабастан очень тяжело переживает потерю брата, не стоит принимать его слова близко к сердцу. Конечно, ты не виновата ни в смерти Руди, ни в его к тебе чувствах…
— Да в какие, к шерстепухам, чувства! — завизжала вдруг Белла. — Вы что все, с ума посходили? Я — ненормальная Лестрандж! Круцио за здрассьте, трупы штабелями, меня даже дементоры в Азкабане лишний раз трогать опасались! Какой извращенец в такую втрескается?
— Белла, — терпеливо, как ребенку, принялась втолковывать Нарцисса, — Руди был в тебя влюблен, это знали все, включая Темного Лорда. Да, ты не нежная пери, но и поженились вы не вчера…
— Еще краше, тридцать лет неземной безответной любви! Да Руди тогда только вступил в права Главы Рода, ему нужна была хозяйка для Виверн-касл и будущая мать наследника!
— Ну и где?
— Что?
— Наследник где?
— О… — Белла растерялась. — Наследник? Эм… мы вообще договорились — после победы… то есть, не договорились, а я сказала…
Бедный Руди.
— Дорогая моя сестра, на досуге попробуй почитать Матримониальный Кодекс, там очень подробно расписано, чем грозит жене Главы Рода отказ от исполнения супружеского долга. Если б Родольфус захотел… Ты что, опять плачешь? Перестань, щеки скоро до дыр сотрешь! Домой вернусь — мазь пришлю… нет, лучше сама приду и намажу. Белла! Вот ведь наказание…
— Он меня да… даже… ни разу… не поцелова-а-ал…
— Да что ты! За тридцать лет? Надо ж так запугать парня.
— Цисси… неспра… несправедли-и-иво…
Святая Дева, отвернись и забудь. Я обнимаю Беллатрикс Лестрандж, позволяю ей заливать слезами мое любимое платье, глажу по нечесаной голове. Она чудовище, сумасшедшая убийца и моя сестра. А еще, Святая Дева, я в жизни не видела более несчастного человека.
Без двадцати одиннадцать в дверь коттеджа Люпинов тихонько постучали. Не дождавшись ответа, постучали еще раз, погромче. После третьего стука супруги нехотя расцепили объятия.
— Кажется, не отстанут. — Люпин потуже затянул пояс халата, оглянулся. — Ты тут, наверное, прибери пока. — И поплелся открывать.
На пороге стояли четверо молодых людей очень знакомой наружности. Недовольная гримаса на лице хозяина дома сменилась удивленно-радостной улыбкой.
— Гарри?
— Привет, Рем. Извини, не предупредили. Что, сильно не вовремя?
— Такие гости всегда вовремя, мы уж не чаяли, когда… Заходите-заходите, только тише, Тедди спит.
— Ой, — Гермиона протянула позвякивающий пакет, — а мы ему гостинцев принесли.
— И вот это. — Рон аккуратно прислонил к стене большую, плоскую, ярко раскрашенную коробку. — Развивающий коврик, для детей от трех месяцев. Мама сказала, если б у нее такой был, она бы еще пятерых родила.
— Так что повезло, что не было. — Джинни пристроила на тумбу для обуви торт и стянула с ноги кроссовок. — А где Тонкс?
— На кухне. Тапочки?
Хором:
— Не-е-е…
— Тогда пошли.
Тонкс, тихо взвизгнув от восторга, умудрилась повиснуть на шеях сразу у всех четверых гостей.
— Ребята, наконец-то! А мы ждем-ждем… Только почему без совы? У меня бардак, к чаю ничего…
— Мы с тортиком… упс. Джин, где торт?
— В прихожке оставила, сейчас…
— Тише, я сама…
Хором:
— Нет!
Люпин, мягко:
— Лучше пусть Джинни сходит, дорогая, а ты чаю завари. — Он сотворил четыре табуретки и бесшумно отодвинул от стены стол. — Садитесь, ребята. Как Альбус вас всех отпустил?
— Он не отпускал. — Рон пристроил под столом длинные ноги и подмигнул Тонкс. — Мы сбежали.
Люпин нахмурился.
— Вас хватятся.
— Не-а. — Гарри снял с торта крышку и трансфигурировал ее в большой нож. — Сегодня мы играли с Райвенкло. Тридцать четыре минуты, счет четыреста пятьдесят — двадцать, у них траур, у нас башня ходуном ходит, потому что кубок в кармане.
— Поздравляем. Только как они празднуют без героев матча?
— А мы сказали, что идем целоваться.
Тонкс прыснула.
— Черти. Дамблдор все равно скоро обнаружит, что вас нет в замке. Рем, может, патронуса ему послать?
— Не надо, не обнаружит. — Джинни скорчила кислую мину. — У него какие-то чрезвычайно важные дела со слизеринским хорьком. Тонкс, статус замужней дамы на тебя худо действует, ты становишься натуральной занудой.
— Поговорим об этом лет через восемь. — Тонкс поставила перед ней блюдце. — А сейчас давайте чай пить.
Среди слизеринцев не принято плакаться в жилетку. Среди Упивающихся Смертью — тем более. Минуты неизбежной неловкости после окончания беллиной истерики Нарцисса пережила с трудом, сто раз успела пожалеть о своей утренней выходке, поклялась себе отныне быть паинькой, слушаться мужа и никогда больше не идти на поводу у внезапных капризов. Осталось лишь дождаться, когда Белла высунет нос из платка, пожелать ей всего хорошего — и бегом домой, но… не бросать же сестру в таком состоянии. Мало ли, что ей в голову придет… ой. Интересно, палочка у нее далеко? А у меня? Однако, влипла: и уйти нельзя, и оставаться страшно — с Беллатрикс Лестрандж станется заавадить свидетеля своей слабости. Ох, Святая Дева, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus(3)… прости мне глупость мою и помоги отсюда выбраться. Обещаю больше никогда…
— Расскажи про похороны, — глухо, сквозь платок попросила Белла. — Я смогу потом перевезти Руди в Виверн-касл?
Совсем плохо.
— Видишь ли, — осторожно начала Нарцисса, — вчера кое-что случилось. Темный Лорд намеревался оказать нам честь, но… передумал. Теперь Внутреннему Кругу запрещен доступ в Малфой-мэнор, не могла же я хоронить Родольфуса одна! А у Руквуда в Корнуолле сплошные болота, Рабастан против…
— Погоди, я не понимаю, — на диво спокойно прервала ее Белла. — Руди не в мэноре? Почему?
— Говорю же, Лорд запретил.
— Запретил похороны?
— Не похороны, а гостей. К нам нельзя ни Рабастану, ни Августусу, ни Антонину, ни тебе, понимаешь? Только Ноттам почему-то можно, но Теодор еще не…
— Почему?
— Лорд устроил ему проверку…
— Цисси, не делай мне дуру! Почему господин запретил Малфой-мэнор?
— Не знаю. Он пришел с Питером и сундуками, но вдруг упал в воротах, а следом явились авроры.
— Упал?
— Будто заснул на ходу. Дальше не видела, меня отключили в драке, когда пришла в себя, его уже не было. Потом я привезла в Поместье Питера — ему тоже досталось — и Лорд приказал не пускать в мэнор никого кроме Ноттов. Все.
Белла поморгала опухшими веками.
— Ничего не понимаю.
— Думаешь, я понимаю?
— И где теперь Руди?
Ох.
— Я связалась с Андромедой, она разрешила похоронить лорда Лестранджа в Сквинтэмхэме, — скороговоркой выдала Нарцисса и стиснула влажной ладонью сумочку, напряженно наблюдая за сестрой. Под которой из этих подушек она прячет палочку? Сейчас взорвется, и дай Мерлин, чтобы обошлось одним криком…
Белла задумчиво накручивала на палец поясок от халата.
— Это хорошо. Руди нравился Сквинтэмхэм.
Облегченный выдох у Нарциссы получился неприлично громким и спровоцировал Беллу на почти настоящую улыбку.
— Думала, орать буду? Надо бы, но… — пожала плечами, — устала. Передай Медди мою признательность.
— Не поверит.
— Я б написала, но здесь нет ни одного самопишущего пера, а Кайса только крестики рисовать умеет. — Она отпустила поясок, и тот скатился на простыню темно-коричневой спиралькой. — Знаешь, я думала, Сквинтэмхэм из меня дементоры выжрали подчистую, но, оказывается, скучаю. Как там?
— Был поздний вечер, темно, и в дом мы, разумеется, не заходили, но парк не изменился. Пруд только окончательно заилился, и наш Маршальский Вяз засох.
— Срубили?
— Нет, Медди хочет сохранить все как при дяде Альфарде.
Белла фыркнула.
— Любимая племянница!
— Альфард любил нас троих одинаково, — возразила Нарцисса, — просто тебе всегда казалось мало.
— Почему он завещал Сквинтэмхэм ей? Несправдливо!
— Очень даже справедливо. У тебя был Виверн-касл, у меня —
