— Хорошо! — отвечал голос.
Через несколько минут, возле самой трубы образовалась дверь. Леди Б*** пошла за старухой в открывшийся темный коридор и, пройдя через три дубовые двери, окованные железом, очутилась в опрятной, светлой комнате.
— Я думала, что приходит уже мой конец! — сказала леди, вздыхая свободнее и сжимая руки. — О! Как ужасно все это!
— Да, правда, — прервала старушка, — местечко не совсем приятное. Это наше чистилище, но успокойтесь, миледи, мы воротимся другим путем. Теперь же потрудитесь следовать за мной.
Миновав светлую, красивую галерею, леди Б*** вступила в обширный зал, меблированный с некоторой роскошью. В середине его стоял стол, покрытый ковром вместо сукна. На кем лежали книги и бумаги. Кругом стола в строгом порядке стояли красивые и удобные кресла.
За столом восседал мужчина в синем сюртуке и лосиных брюках — почтенный капитан Педди О'Крен.
— Здорово, Мадлен, — сказал он старухе. — Здравствуй, самка фигляра, милая подруга моя.
— Фу! — воскликнула старушка, оскорбленная бессовестным приемом капитана. Вы, друг мой, не умеете обращаться с дамами!
— Лжешь, лжешь, лукавая кошка, голубка моя, — прервал ее капитан и, обращаясь к леди, продолжал:
— Потрудитесь сесть, сударыня… черт меня возьми, если я недостойным образом уважаю прекрасный пол… Не обращайте внимание на эту ведьму, она лучшая приятельница моя. Прошу присесть, миледи! Садись и ты, лукавая плясунья, и поговорим о делах. Что вам угодно?
— Мистер О'Крен, — с презрением ответила старуха, как бы желая отомстить ему за его грубости, — вы знаете, что нам угодно. Делайте ваше дело и не забывайте с кем говорите!
— Не про себя ли ты уже говоришь, Мадлен! — вскричал капитан с удивлением.
— Потрудитесь объясниться сами, сеньора, — холодно и с досадой сказала старуха, — я не буду разговаривать с этим наглым грубияном.
— Грубияном! Что ты! Да я тебе сейчас докажу, что умею обходиться с дамами высшего круга… Сударыня, побеседуемте по-приятельски… Вы пожаловали сюда за пустой вещичкой — перстнем.
— Экая пустая вещичка в полмиллиона!
— С тобою не говорят, проклятая трескушка! Итак, вы пожаловали за кольцом, которое у вас взяли на подержание в Ковент-Гарденском театре. Кольцо это у меня в кармане. Если я вру, то пусть черт вертит меня на том свете, как кубарь!
— Вот выкуп за него, — прервала его леди Б***, подавая шкатулку. — Здесь ровно 20000 фунтов, сэр!
— Слышишь, Мадлен, миледи назвала меня сэром! Вот это доказывает, что я умею обращаться с дамами! Так вы сказали, миледи, что в этом ларце 20000 фунтов! Это чертовски лестно! И, надев на свой длинный, узкий нос очки, капитан начал считать.
— Двадцать тысяч, — проворчал он наконец, — все сполна! Миледи, вот ваш перстень!
— Погодите, — воскликнула старуха, — и вырвала перстень из руки Педди, — я сама хочу отдать его сеньоре.
— Что вы делаете? — с волнением сказала леди Б***.
— Пожалуйста, не извольте беспокоиться, многоуважаемая сеньора, я отдам вам ваш перстень, когда буду прощаться с вами.
— Это уже до меня не касается, равнодушно сказал капитан, делитесь между собой, как вам угодно. До свидания миледи. Прощай, Мадлен, коварная кошка!
Не говоря ни слова, старушонка взяла леди Б*** за руку, вышла с ней в сени и тут остановилась.
— Позвольте, eccelenza, пришпилить к вашей шляпке вуаль. Это маленькая, но необходимая предосторожность.
— Делайте, что хотите, только выведите меня поскорее отсюда.
Старуха вынула вуаль на подкладке из шелковой материи и пришпилила его к шляпке леди Б***. Они сошли с лестницы и через несколько минут леди, следуя за старухой, очутилась в карете, которая привезла их сюда. Старуха отшпилила вуаль и спустила занавески у окон.
Прошел добрый час, во время которого старуха трещала что есть мочи, леди же Б*** не слушала, будучи погружена в другие мысли. Когда карета остановилась, старуха подняла шторы и сказала:
— Сеньора, вы у подъезда вашего дома. А вот и ваше кольцо!
Леди Б*** вдруг опомнилась, живо схватила драгоценную вещь и, без помощи лакея, подававшего ей руку, взбежала по ступенькам лестницы.
— Addio, signora, addio! — кричала ей графиня К***.
Карета быстро уехала и через несколько минут стояла на Вимпольской улице, перед домом N 9.
— Велите сию минуту заложить мне карету, — сказала старуха лакею, вышедшему из дома, чтобы высадить ее. — Где племянница?
— Княжна в своей спальне, с одним молодым человеком.
— А-а!..
Глава тридцать третья
ТЕМНАЯ КОМНАТА
Старуха или графиня де К***, или герцогиня де Жевре, или Мадлен, как звал ее Педди, быстро взбежала по лестнице к комнатам княжны де Лонгвилль, но, вместо того, чтобы дойти до верху, она свернула на повороте лестницы в потаенный ход, в конце которого была темная каморка с замазанным черной краскою окном, выходившим в спальню княжны де Лонгвилль. В краске было процарапано несколько отверстий. Старуха приложила глаз к одному из них и увидела Бриана Ленчестера и Сюзанну, сидящих на диване.
— Прекрасно! — проворчала она, потирая руки.
— Тише! — произнес чей-то голос в темноте.
— Вы уже здесь, милорд! Ну, что поделывают наши голубочки?
— Молчат, вздыхают и смотрят друг на друга.
— Умное препровождение времени, — возразила старуха, улыбаясь.
Действительно Бриан и Сюзанна уже долго сидели вместе, но едва сказали несколько слов. Бриан был задумчив, как бы боясь начинавшейся любви. Сюзанна — счастлива и доверчива, она позабыла все свои мучения и всем сердцем отдалась блаженной минуте.
— Ведь вы видели мой вчерашний поступок, — выговорил, наконец, Бриан, — вы прочли меня насквозь и все еще любите меня!
— Будь вы монарх или нищий, честный человек или преступник, я не перестану любить вас, — отвечала Сюзанна, — а без вашей любви я умру!
— Я люблю вас! О, я всем сердцем люблю вас! — воскликнул Бриан с пылом, противоречащим его всегдашней холодности. — Я желал бы не любить вас, я ведь беден. Я вступил в борьбу, исход которой ни в каком случае не будет благополучен для меня. Я несчастен!
— Бриан, вы честны, у вас благородная душа!
— Мы будем несчастливы, Сюзанна, и я буду причиной. Эта мысль убивает меня! Послушайте, княжна, вы знаете жизнь мою, видите, с каким оружием нападаю я на злейшего врага, на родного брата. Теперь я открою вам тайну, единственную покуда тайну мою.
Старая француженка и милорд внимательно прислушивались.
— Я обеднел, — продолжал Бриан, — до такой степени, что средства мои равны средствам нищего.
