одиннадцатого. В 10.45 Виктория заехала за ним в своей голубой машине. Рядом с ней сидел мужчина с приятным русским лицом. Она представила Генри своему самому близкому другу, Борису Грошикову, попросту Боре. Генри почувствовал раздражение. Не хватает, чтобы в его планы вмешался еще один человек.
Зоя встретила его с распростертыми объятиями, но, услышав, что Виктория улетает в субботу, разволновалась, и на глаза у нее навернулись слезы.
— Так скоро?
— Я готова, — сказала Виктория. — Но у меня билет на следующую неделю.
Генри покачал головой:
— Нет, мы полетим в субботу, у меня билеты первого класса для нас обоих.
В офисе компании «Пан-Америкен» Генри заказал два билета на утренний воскресный рейс из Москвы в Нью-Йорк на имя Виктории Федоровой и Генри Гриса. Он не собирался их использовать, но хотел, чтобы служащие московского отделения «Пан-Америкен» получили такую информацию, прекрасно понимая, что кто-нибудь из них обязательно доведет ее до сведения иностранных журналистов (русская пресса по-прежнему не проявляла к Виктории никакого интереса).
Мысленно он представил себе, что будет твориться утром в воскресенье у дверей офиса «Пан- Америкен», куда наверняка кинется толпа репортеров, чтобы отыскать Викторию, сутки назад покинувшую страну.
— Как же быть, я уже стольким знакомым сказала, что Вика улетает только на следующей неделе, — пожаловалась Зоя.
— Вот и отлично, — заметил Генри. — Сказали, и хорошо. А где будете вы сами те три недели, которые Виктория и ее отец проведут вместе?
— Через четыре дня после ее отъезда я уезжаю на гастроли, — ответила Зоя.
— Прекрасно. Значит, вам придется молчать о том, где находится Виктория, всего четыре дня. А было бы еще лучше, если б вы вовсе не подходили к телефону.
— Я никому ничего не скажу, — заверила его Зоя.
Открыв атташе-кейс, Генри достал парик с волнистыми, светлыми с проседью волосами.
— Вот примерьте, — сказал он Виктории.
Затем протянул ей темные очки с огромными круглыми стеклами.
— А нет ли у вас какого-нибудь пальто, которое скрыло бы вашу фигуру? Понимаете, в Москве найдется не много девушек, похожих на вас.
Виктория достала длинное серое пальто, надела его. Пальто доходило ей почти до щиколоток. Генри одобрительно кивнул. В парике, темных очках и пальто она нисколько не походила на ту Викторию Федорову, фотографии которой обошли все газеты мира.
Виктория внимательно оглядела себя в зеркале.
— Я похожа на сумасшедшую.
Был уже почти час ночи, и Генри поспешил в гостиницу «Берлин». Уходя, он снова предупредил Викторию, Зою и Бориса, что ни один человек не должен знать об отлете Виктории утром в субботу и о ее местопребывании в последующие три недели.
ВИКТОРИЯ
Пятница. Неожиданно для себя я смотрю на улицы Москвы совершенно другими глазами. Я увижу их снова только через три месяца. И все еще не могу поверить, что моя мечта сбылась. Пройдет всего несколько часов — понятия не имею сколько, — и я впервые увижу своего отца. Мысли в голове крутятся вокруг одного и того же, и при этом все происходящее представляется абсолютно нереальным.
Генри Грис позвонил ранним утром, мы с мамулей только-только сели пить кофе. Он хотел знать все: что я делаю, кто мне звонил — и задал миллион других вопросов. Я еще подумала: интересно, записывает он на магнитофон наш разговор? За все время, что я знала Генри Гриса, я ни разу не видела его без магнитофона. Похоже, что магнитофон для него — это третье ухо.
Я сказала ему, что мы с Борей едем менять рубли на доллары. Генри воспротивился, сказав, что деньги мне даст он.
— Я все равно поеду, — упрямо возразила я.
Этот человек мало-помалу начинал раздражать меня. Казалось, стоит кому-нибудь из нас исчезнуть из его поля зрения, как он тут же перестает нам доверять.
— Ладно, — сказал он, — но не забудьте...
— Помню, — ответила я. — Если меня спросят, я скажу, что не знаю, когда полечу в Америку.
Мы договорились встретиться у гостиницы «Берлин» в четыре часа дня.
Там, подойдя ко мне, он заговорщицки, словно в шпионском фильме, огляделся по сторонам и поспешно затолкал меня в машину. Мы поехали в аэропорт, где мне нужно было, по указанию Генри, подойти к представителю Аэрофлота и купить два билета на утренний субботний рейс из Москвы в Брюссель. Я недоуменно посмотрела на него, Он что, с ума сошел?
— Почему в Брюссель?
— Именно Брюссель. А когда назовете наши имена для регистрации, попросите служащую оказать вам любезность и никому не говорить, что вы летите этим рейсом.
Я поняла, что никаких объяснений не последует, по крайней мере здесь, и сделала все, как он велел.
Когда я вернулась в машину, он сказал:
— Итак, мы летим в Брюссель по многим причинам. Одна из них: никому и в голову не придет, что из всех городов вы выбрали именно Брюссель и что в Брюсселе у нас уже зарезервированы места на самолет компании «Сабена», летящий в Нью-Йорк. Вторая: Брюссель — один из немногих аэропортов, где есть гостиница для транзитных пассажиров, а это значит, вы сможете отдохнуть между рейсами без предъявления визы, следовательно, никто и знать не будет, что вы там.
Я была вынуждена признать, что голова у Генри, как бы он меня ни раздражал, работает отлично, хотя к нему как нельзя более подходило слово «интриган».
— Причина, по которой я попросил вас купить билеты, предельно проста: вы русская и женщина в офисе тоже русская. Если вы попросите ее никому ничего не говорить, она не скажет. Если же об этом ее попрошу я, она наверняка подумает: «Какое мне дело до капиталистической прессы?» — и проговорится, и тогда вся свора, которая соберется в воскресенье утром у офиса «Пан-Америкен», примчится завтра утром сюда. Теперь понятно?
Я кивнула. Точь-в-точь шпион из комедийного фильма.
— Вы поменяли деньги? — спросил он.
— Да, — ответила я, — и никто не задал мне ни одного вопроса. Я просто показала визу, и никаких проблем. А вы что делали?
Генри улыбнулся.
— Звонил в тысячу разных мест по поводу вашей встречи с отцом. Затем повидался с вашей матерью, задал ей несколько вопросов для статьи, которую буду писать обо всех вас.
— Мамуля сказала вам о сегодняшнем вечере?
Генри кивнул.
— Да. Лучше бы она этого не делала. В результате кто-то еще узнает о вашем отъезде, — с явным неудовольствием ответил он.
— Это вовсе не прощальный ужин, — сказала я. — Просто придут несколько близких друзей. К тому же мамуля никому не сказала, когда я лечу, так что все в порядке. Будут Боря, Зося с дочерью — Зося вместе с мамулей сидела во Владимирке, — а также мама — точнее, моя тетя Александра. И все.
Когда я пришла домой, мамуля была чем-то очень расстроена. Стол уже был накрыт, в духовке жарилось мясо. На столе стояла бутылка коньяка, бутылка водки и графин с вином.
— Что случилось? — спросила я.
— Да все этот Генри со своей машинкой, — ответила она. — Приходил сюда, задавал вопросы. Всякие ужасные вопросы — обо мне и твоем отце.
— Ничего не поделаешь, он журналист, — сказала я.
Мамуля гневно тряхнула головой.
