– На его физиономии уже не осталось ни одного живого места.
Оставаясь в сознании лишь усилием воли, Шрив изо всех сил пытался определить, откуда доносится голос. Он отчаянно заморгал глазами, но все было тщетно, и в неожиданно навалившейся темноте он видел только красные и желтые вспышки молний.
И снова слова Армистеда вместе с его гнилым дыханием полетели ему прямо в лицо.
– Слушай меня, ты, идиот. Те же самые солдаты могут сказать, что на курок нажал именно ты. В течение сорока восьми часов мы должны схватить того, кто убил генерала. В Вашингтоне вряд ли кому-то понравится, что средь бела дня, да еще в День независимости Америки убивают бригадного генерала, к тому же протеже сенатора. Тот, кто это сделал, осмелился застрелить представителя Бюро по делам индейцев всего Горного района.
– Я не знал, что он собирается это делать, – устало повторил Шрив. – Боже, почему вы не верите мне? Я не...
Армистед прервал его. Он пристально посмотрел в распухшее от побоев лицо пленника.
– Послушай, парень, если я распутаю этот клубок, я получу награду, может быть, даже повышение. Меня могут перевести в Вашингтон. Моя жена и вся наша семья будут счастливы. Понимаешь, к чему я клоню? Я намерен обязательно выяснить имя человека, который тебя нанял. Сержант будет продолжать до тех пор, пока я этого от тебя не узнаю. Тебе все ясно?
Кровь снова выступила в уголке рта Шрива, а из глаз невольно потекли слезы. Его взгляд начал проясняться, хотя уродливые лица Армистеда и Траска виделись ему искаженными как в кривом зеркале. Шрив открыл рот и судорожно сглотнул.
– Я сказал вам все, что знал. – Голос с трудом вырывался из его пересохшего горла. – Но, клянусь Богом, я не знаю ничего, что могло бы вам помочь. Этот человек нанял меня и еще одного мужчину, чтобы мы проехали вместе с ним верхом. Он сказал, что это представление является частью праздника.
Армистед отступил назад.
– Сержант.
– Нет. – Шрив втянул голову в плечи – очень слабая защита, когда руки связаны за спиной. – Не надо. Не бейте меня. Не надо!
Когда сержант изо всей силы ударил его, Шрив закричал уже по-настоящему. Он снова ударился головой о стену, но на этот раз звук был тупой, и ему показалось, будто у него раскололся череп. Хлынувшая фонтаном кровь, пропитав воротник, заструилась у него по спине.
Костюм будет окончательно испорчен... Тот же кулак ударил его в солнечное сплетение, и от боли у него помутилось сознание. Он опять начал медленно сползать на пол, и на этот раз все попытки сержанта привести его в чувство не имели успеха.
– Где же Миранда? – Рут Уэстфолл прижала ладонь к губам, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания. – Неужели она не может прислать нам весточку? Вы уверены, что ее не схватили?
Голубое Солнце на Снегу обняла Рут за плечи и прижала к себе, сразу почувствовав, как сильно дрожит несчастная женщины. Индианка подняла свои черные как ночь глаза на мужа.
Адольф Линдхауэр, встретившись взглядом с женой, лишь беспомощно пожал плечами. Немец по происхождению, он был очень сдержан по натуре и не выносил женских слез – поэтому он особенно ценил и уважал истинно индейское самообладание своей жены. Все же он склонял голову перед горем Рут. Человек, бывший ее мужем в течение тринадцати лет, застрелен ее собственной дочерью. Адольф считал, что сердце бедной женщины просто разрывается из-за чувства преданности этим двоим.
Он протянул было руку, потом спрятал ее за спину.
– Миссис Драммонд... – неловко начал он. – О Боже, Рут! Пожалуйста, не думай об этом. Миранда выпутается из этой истории. Никто даже не догадывается, что перед ними была переодетая в военную форму женщина. Они ищут мужчину.
– Но они схватили ее друга. – Голос Рут звучал глухо от горя и слез. – Они схватили ее друга – мистера Катервуда.
Адольф вздохнул.
– Наверное, они решили задать ему несколько вопросов.
– Но что он им скажет? Он же был вместе с ней, был участником заговора! Прошла уже неделя. Если бы они просто хотели задать ему несколько вопросов, сейчас он был бы свободен. – Рут взволнованно покачала головой. – Они не поверят ему, я знаю. В конце концов, какие у него могут быть оправдания? Что он может сказать?
– Я думаю, он сказал им, что его просто наняли участвовать в празднике. Ну, ты же знаешь, как тех, кто говорил речи, маршировал и пел песни. Он скажет им, что ничего не знает. Они обсудят его показания, а потом отпустят.
– Но...
– Рут, послушай, – прервал ее Адольф. – Он соскочил с лошади, как только прозвучал выстрел. Сотни людей видели это. Никто не сомневается, что он именно тот, за кого себя выдает, – актер.
При упоминании о выстрелах слезы вновь навернулись на глаза Рут, и она печально опустила голову. Голубое Солнце на Снегу молча крепко обняла ее, и Рут уткнулась лицом ей в плечо.
Адольф беспомощно развел руками.
– Ну что я еще могу сказать?
Жена сделала ему знак замолчать, и, пожав плечами, Адольф отвернулся, радуясь возможности избежать зрелища такого открытого проявления эмоций.
Крик совы раздался в густых ветвях черной акации, а мгновенье спустя, расправив крылья, птица бесшумно улетела. Усталый конь повел ухом, но больше никак не отреагировал. Не менее усталый всадник, оставив седло, направился к крыльцу.
– Ты опять заставила мою маму плакать.
Тихий голос Рейчел прозвучал так неожиданно, что у Миранды по спине пробежали мурашки. Она вгляделась в черную тень на крыльце дома Линдхауэра.
– Она плакала и плакала. По моему отцу. Из-за того, что ты сделала.
Сердце Миранды громко стучало в груди.
– Мне очень жаль, – прошептала она, подойдя ближе. – Я...
– А чего ты ждала? Ты застрелила ее мужа.
– Это он убил ее мужа! – в отчаянии воскликнула Миранда.
