Она смотрела прямо перед собой.
– Благодарю вас.
– Классная игра. Великолепная. Отдаю вам должное.
– Еще раз благодарю. – Она почувствовала неприятное волнение.
– Вы выглядите как девочка. – Он окинул внимательным взглядом ее лицо. – Но вы явно не девочка.
Она почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки.
– Пропустите меня.
– Конечно. Но поймите меня. Вы у меня в долгу. Я не нанял бы вашего мужа ради него самого. С моей точки зрения он конченый человек. Я нанял его только ради вас.
– Мистер Бирсфорд, Шрив вовсе не конченый человек. Вы не разочаруетесь ни в одном из нас.
– Я знаю, что не разочаруюсь в вас. – Он поднял руку. Миранда видела, как его рука поднялась, приблизилась и коснулась ее щеки. Он повернул ее лицо к себе. – Я надеюсь, вы отплатите мне сполна.
– В таком случае сделка отменяется.
– Нет. Не отменяется. – Он провел пальцем по ее щеке. – Вы пришли ко мне искать работу и просто так не уйдете.
Гнев начал закипать в ней. Никто, кроме Шрива, не имел права прикасаться к ней.
– Советую вам немедленно убрать руку.
Сталь в ее голосе заставила его остановиться. Он никогда не слышал подобных интонаций в голосе женщины. Он опустил руку.
– Теперь слушайте меня, Миранда... Такая фамильярность покоробила ее.
– Откройте дверь.
– ...в газетах о вас говорят, что вы очень хорошая актриса, но вам еще надо научиться вести себя. Сейчас вы связаны со старым слепым человеком. Найдите себе другого. Я как раз нахожусь на пути к успеху. Я мог бы помочь кому-нибудь вроде вас подняться вместе со мной.
Она смерила его взглядом.
– Я уже и так наверху. На эту вершину меня поднял Шрив Катервуд.
Лицо Бирсфорда помрачнело. Он не двинулся с места.
Когда она протиснулась мимо него, он поймал ее за руку.
– Я всегда получаю пташку, которую хочу, – пробормотал он. – Билли Бирсфорд знает, чего хотят дамочки вроде вас.
– Билли Бирсфорд не имеет ни малейшего представления о том, чего хочу я, – заявила она и вышла на улицу.
Она сидела в полумраке наемного экипажа и плакала. Она плакала и ругала себя за то, что плачет – и от этого плакала еще сильнее.
Ей надо забыть о происшедшем. Ей приходилось общаться с более неприятными типами, чем Билли Бирсфорд. Ведь проклятая надзирательница из исправительного заведения унижала ее настолько, что ей казалось, будто она умрет от стыда. Билли Бирсфорд не столь ужасен и по сравнению с сержантом Траском. По крайней мере продюсер носит чистое белье и чистит зубы.
Она попыталась приободриться, вспоминая свой жизненный путь. Она бежала из дома и поступила в труппу странствующих актеров в шестнадцать лет. Ей уже случалось убивать мужчин, которые заслуживали смерти. Билли Бирсфорду надо быть с ней поосторожнее. Она может быть опасной.
Она заплакала сильнее.
– Шрив... Шрив... Господи. Ну почему? Экипаж остановился перед гостиницей, но она велела кучеру ехать дальше.
– Вы в порядке, мэм?
– Поезжай вперед!
Она устало забилась в угол экипажа. Чувство вины и горя волнами накатывало на нее, доводя до изнеможения. Потеря Шривом зрения была для нее как бы потерей части ее самой.
Тем не менее, она заставила себя ради него быть сильной. Она взвалила на свои хрупкие плечи лидерство в их маленькой труппе. Она спрятала страх, боль и растерянность глубоко в себя и попыталась забыть о них. Но они ожили.
Оскорбительное предложение Бирсфорда разрушило плотину, и теперь слезы лились без остановки. Душевная боль, терзавшая Миранду, была так сильна, что лишила ее сил. Ей не хотелось выходить из экипажа. Она чувствовала, что не может войти в гостиницу в слезах и предстать в таком виде перед Шривом и Адой. Она хотела ехать и ехать бесконечно. Она хотела бы добраться до Темзы и броситься в ее серые воды.
Она по-прежнему плакала, крепко прижав к щекам руки. Ее горло болезненно сжималось, но желудок, обычно беспокоивший ее в минуты волнения, совсем не болел.
Постепенно она успокоилась, выбралась из угла и выглянула в окно. Снег пошел сильнее. По улице шел фонарщик, и его следы быстро заметало снегом.
Она постучала в крышу экипажа и велела кучеру ехать в гостиницу.
Тот с облегчением вздохнул.
Бедняга. Выходя, она сунула ему в руку гинею. Он уставился на сверкающую золотую монету, потом улыбнулся.
– Простите за беспокойство, мэм. Она улыбнулась сквозь слезы.
– Спасибо. Ты хороший кучер.
Сцена четвертая
Слишком тонкое блюдо для грубого вкуса.[60]
– «Все грешны, все прощенья ждут. Да будет милостив ваш суд»[61]. – Шрив с особым чувством произнес последние слова эпилога.
