– Я услышал, что Шрив Катервуд и Великолепная Миранда играют Шекспира у Билли Бирсфорда. Поэтому решил зайти и узнать, какие неприятности свалились на вас.
Ада поджала губы. Миранда глубоко вздохнула.
– Никаких неприятностей у нас нет.
– Театр Бирсфорда ведь не на Пиккадилли-Серкус, – заметил Фредди.
– Дело в том... – начала Миранда.
– Как бы то ни было, это никого не касается, – строго сказала Ада. – Спасибо, что зашли, мистер Франклин. Если вы подойдете к кассе в день премьеры, на ваше имя будет оставлен билет.
– Все та же верная Ада, – фыркнул он. – По-прежнему оберегает своего мальчика Шриви. Или эту птичку? Ведь ты сама никогда не умела играть.
– До свидания. – Ада открыла дверь.
– Подождите, – обрела дар речи Миранда. Они оба посмотрели на нее. – Зачем ты приходил, Фредди?
Он взглянул на открытую дверь и тяжело вздохнул.
– Я подумал, что вы могли бы найти для меня работу. По старой дружбе.
Миранда бросила на Аду удивленный взгляд через плечо Фредди.
– У тебя странный способ обращаться с просьбой.
– Я ненавижу просить. – Его бледно-голубые глаза были все покрыты сетью красных сосудов, которые, казалось, переходили в такую же сеть лопнувших капилляров на лице.
– Ты трезвый?
Он мысленно проклял ее, но кивнул.
– Да.
– Мы здесь из милости, – честно призналась она. – Я не знаю, удастся ли мне найти для тебя что-нибудь или нет. Но я попробую.
Ада критически посмотрела на его костюм.
– Это лучшее, что у тебя есть?
– Да.
– Хочешь, чтобы я нашла что-нибудь другое?
– Это сойдет. Лучше сделай мне грим. Фредди попытался выпрямить свою сгорбленную спину.
– Вы будете мной гордиться, – пообещал он, когда Миранда вышла. – Вот увидите.
– Только бы нам не пожалеть об этом, – сказала Ада. – Теперь, Фредди, дружок, садись сюда и займемся гримом.
«Буря»
Пот струился по телу Шрива, даже подошвы его ног были влажными. Слава Богу, что он был в просторном одеянии, а не в лосинах. Иначе публика могла подумать, что он обмочил штаны.
Ища поддержки, он поставил правую ногу на свою первую метку. Это был небольшой деревянный брусок, который плотник приколотил у края рампы. Поставив ногу на него, Шрив становился за занавесом лицом к зрительному залу и, что еще важнее, к свету прожекторов во время своего выхода в первом действии. На полу находилось еще восемь других меток, расставленных под нужным углом, чтобы он мог занять правильное положение, произнося свои монологи или ведя диалог с другими актерами.
Миранда. Миранда! Черт бы ее побрал. Он хотел крикнуть ее, но занавес уже поднялся.
Актеры изображали сцену кораблекрушения. Их голоса раздавались среди звуков грома и ветра, долетавших из-за кулис.
– «Мы погибли! Молитесь! Погибли!»
Где же она? Где она? Он ничего не слышал из-за шума. Она могла бы стоять с ним рядом. Черт возьми! Ее выходы всегда выводили его из себя с самого первого дня, как он выпустил ее на сцену. Ее никогда не было там, где она должна была находиться. Ему не следовало вообще выпускать ее на сцену.
Нет! Это ей не надо было выпускать на сцену его.
Он не сможет сыграть эту роль. Он больше никогда не сможет играть. Даже роль Просперо была для него недоступна. Он непременно упадет или натолкнется на декорации или споткнется о доску пола. Даже если каждая неодушевленная вещь будет на своем месте, он вполне мог столкнуться с кем-либо из актеров, забывших свое место на сцене. Любой уход за кулисы может сбить его с толку. Ведь он ничего не видел.
Его секрет долго сохранить не удалось. Сначала об этом должны были знать только продюсер и режиссер. Потом пришлось рассказать художнику-декоратору и монтировщику декораций. И наконец, Бирсфорд, идиот, рассказал об этом всей труппе в первый же день репетиций. Несомненно добрая половина зрителей пришла посмотреть, как слепой попадет в дурацкое положение.
– «Спасите!.. Тонем!.. Тонем!.. Прощайте, жена и дети!»
– Миранда, – прошептал Шрив. Его голос потонул в грохоте тонущего корабля и криках актеров. Он позвал громче. – Миранда!
– «Да свершится воля Господня! Но все-таки я бы предпочел умереть сухой смертью!»
Актеры покинули сцену вместе с декорацией, которую словно бы унес ветер. Загрохотал гром. Именно в этот момент рука Миранды легла в его руку. Он содрогнулся всем телом.
– Я люблю тебя, – прошептала она. – Наш выход.
Он сделал глубокий вдох и вывел ее из грота. Они оба заняли место в центре сцены на возвышении. Новый раскат грома. Рабочие убрали затемнение с фонарей рампы, чей свет обжег лицо Шрива. Он все равно не видел его. Его глаза были закрыты, на веках лежали золотые блестки три четверти дюйма диаметром. Они отражали свет.
У зрителей вырвался восхищенный вздох, и они разразились аплодисментами. Шрив был в длинном белом парике, в который Ада вплела золотые нити. Он
