малоазийским монтанистам: или а) строгие меры, или b) мягкие.
Принять первую из них нельзя, не противореча самому понятию «мира». Ибо никогда и нигде резкие меры не способствовали утешению страстей, а вызывали, наоборот, не менее же резкий отпор пострадавших. С другой стороны, при них раскольники и сектанты всегда окружаются ореолом героев, страдальцев за веру, что, конечно, еще более усиливает такие движения.
Мученики лионские, вероятно, знали это или, во всяком случае, могли предполагать. А поэтому от них едва ли можно было ждать рекомендации строгих мероприятий в отношении к монтанистам.
Но тогда остается вторая возможность: что они указывали на необходимость мягких мер или, по крайней мере, предостерегали от крутых.
Это предположение находит себе подтверждение и с другой стороны. Раскол монтанистов затронул главным образом малоазийские Церкви. А из истории хотя бы пасхальных споров[1092] мы знаем, что римские папы, один из которых был адресатом письма, относились к малоазийцам всегда подозрительно ревниво и пользовались всяким случаем, чтобы подчинить их своей власти.
Кроме того, как видно на примере Виктора, они склонны были преувеличивать значение движений, подобных настоящему, и применяли чрезвычайно резкие меры в отношении к лицам, инако с ними мыс- лящим, что нередко вызывало и сильный отпор. Мученики вместе с Иринеем, бывавшим в Риме и знакомым с папами, знали, вероятно, это не хуже других. И поэтому, «заботясь о мире Церквей» (крутые меры Римского епископа могли вызвать повсеместное сочувствие монтанистам), пишут письмо Элевферу, предостерегая его против суровой тактики в отношении к раскольникам.
Положение было, таким образом, по нашему мнению, аналогичным тому, как и в 191-192 гг., когда по поводу пасхальных споров Виктор отлучил от общения малоазийские Церкви; с той лишь разницей, что там Ириней, согласный, как и в данном случае, с римской практикой, протестовал против резких мер папы после того, как они были осуществлены, а здесь, по-видимому, он хотел предупредить события и не дать им разыграться в общецерковный раскол.
Как бы то ни было, положение было серьезным. Монтанизм сильно распространился и вербовал новых членов. Неудачные меры со стороны церковной иерархии могли еще более усилить его. Боясь этого, мученики и посылают Иринея в Рим с письмом, где сообщают папе истинный, православный взгляд на вещи и рекомендуют подходящие меры в отношении к раскольникам.
Этой серьезностью положения объясняется и то, что они пишут послание, находясь в темнице, может быть, за несколько дней до смерти. Поэтому они посылают его именно в Рим, а не другим еще Церквам (кроме асийских и фригийских, где было гнездо раскола). Поэтому же отправляют с ним Иринея, человека нужного и в Лионе, — чтобы он лично разъяснил папе дело о монтанистах и убедил его не предпринимать опасных для общего мира шагов. Эта же серьезность положения служит вместе с тем доказательством, что отнесение письма могло быть (и было) главной, если не единственной целью поездки св. отца.
Какое же действие оказало послание на папу? Исторических свидетельств об этом нет. Тертуллиан, правда, передает о каком-то Римском епископе, будто он хотел признать пророчества Монтана, Приски и Максимиллы и послал было даже грамоты с дарованием мира асийским и фригийским Церквам. Но к нему явился Праксей и, сообщив «ложные, — по словам Тертуллиана, — сведения о тех пророках и Церквах их», убедал папу отменить решение. Грамоты были возвращены, и признание харизматических дарований не состоялось.[1093]
Римский епископ здесь не назван по имени. Некоторые ученые предполагают, что это был тот же Элевфер, которому св. Ириней носил письмо мучеников.[1094] Кроме того, по сообщению Тертуллиана, асийским и фригийским Церквам в послании папы даровалось общение «мира» (расеш), о котором заботились и лионские исповедники. Всем этим дается, по-видимому, указание на связь событий, описанных Тертуллианом, с поездкой Иринея в Рим. Может быть, под влиянием именно св. отца папа хотел так милостиво отнестись к монтанистам?[1095]
Однако нужно прежде всего отметить, что Тертуллиану в данном случае нельзя вполне доверять. Сочинение «Против Праксея» написано было им уже в монтанистический период, и полемика с противником ведется здесь в столь резком тоне,[1096] что говорить о беспристрастии автора не приходится.[1097] А в таком случае едва ли можно признать и точность в передаче им фактов.
Да и само сообщение его вызывает сомнения. Тертуллиан приписывает монтанистические тенденции не только, по-видимому, папе, но и Церквам асийским и фригийским.[1098] Между тем известно, что именно фригийские епископы составили (вероятно) первый и самый большой собор против монтанистов (Иерапольский, около 172— 173 г.). Осуждено было это движение и на других малоазийских соборах.[1099] Поэтому отождествлять асийские и фригийские Церкви с монтанистами ни в коем случае нельзя.
Может быть, впрочем, грамоты предполагались к отсылке в то время, когда соборных постановлений против раскола еще не было? Но если так, то едва ли можно под папой (у Тертуллиана) иметь в виду Элевфера (174-189), так как антимонтанистические соборы имели место уже в самом начале 70-х гг. II столетия.[1100] Тем более нельзя ставить послание Римского епископа в связь с поездкой Иринея в Рим в 177-178 г.
Некоторые жеученые допускают возможность отнести сообщение Тертуллиана к папе Виктору.[1101]
В виду такой неопределенности мы не считаем себя вправе делать на основании его какие-либо выводы. Что касается/в частности, Иринея, то, думается, после представленного нами выше анализа его отношений к монтанизму нельзя говорить, что он мог внушить папе мысль о признании пророчеств Монтана, Приски и Максимиллы.
Если же допустить существование связи между поездкой св. отца в Рим и событием, описываемым у Тертуллиана, то это возможно исключительно в таком смысле. Может быть, под влиянием Иринея и писем лионских мучеников Римский епископ хотел отослать (или отослал) в Малую Азию «мирные» грамоты, в которых, вероятно, рекомендовал тамошним Церквам мягко отнестись к последователям нового движения и не усиливать последнее употреблением резких мер!.
Во всяком случае, из истории неизвестно, чтобы со стороны самих пап применялись к монтанистам или малоазийским Церквам по поводу этого раскола какие-либо репрессии вроде того, что сделал
Виктор во время пасхальных споров 90-х гг. И, может быть, это находится в некоторой зависимости от письма мучеников и поездки Иринея в Рим в 177 г.
4. Посвящение св. Иринея в сан епископа
Евсевий в «Церковной истории» так пишет о начале епископства св. Иринея: «Когда вместе с галльскими мучениками скончался и Пофин на девяностом году жизни, тогда епископство над Лионской церковью, управлявшейся Пофином, принял Ириней (???????? ?? ??’ ????? ??? ???? ?????? ?????????? ??? ???? ??? ??????? ???????????? ??-??????????, ????????? ??? ???? ?????????? ?? ? ??????? ?????? ????????? ??? ????????? ??????????)».[1102]
Отсюда ясно, что Ириней был поставлен в епископа вместо Пофина по смерти последнего, почти непосредственно. Но так как Пофин умер одновременно (guv) со всеми мучениками, а с их смертью — судя по посланию Лионской и Виеннской церквей — гонение прекратилось, то мы имеем право думать, что посвящение св. отца в епископа состоялось немного спустя после гонения.
Несколько труднее ответить на вопрос, где и кем было оно совершено.[1103]
Массюет,[1104] а за ним и Гарвей,[1105] и Бивн[1106] решают его в том смысле, что Ириней был посвящен в Риме папой Элевфером, с каковой целью и предпринимал поездку туда в 177 г.
