вполне согласны с Евангелием (ката то EuayyeXiov — у Поликрата).[1155] При иринеевской точке зрения им нельзя уже было говорить о себе: «Следует повиноваться Богу больше, нежели людям»,[1156] — ибо евангельские повествования были не вполне на их стороне.
Из сказанного ясно, что если мы признаем за факт, что в 154-155 г. св. Ириней держался малоазийской практики, то относительно 185 и последующих годов (время написания Contra haereses) должны будем констатировать перемену в его взглядах. Он решительно и несомненно держится уже римского обычая.
Все рассуждения по этому поводу дают однако понять, что такая перемена произошла не потому только, что он переселился из Малой Азии, а вполне сознательно. Приводя основания в пользу своих воззрений, отличающиеся кроме того от его единомышленников, он свидетельствует, что его взгляды являются плодом самостоятельного мышления; что он только тогда изменил старому обычаю, когда убедился, что римская практика и точка зрения более согласны с Евангелием и вообще более правильны, чем малоазийская. Может быть, впрочем, здесь обнаружились уже и плоды посещения им Рима, где он познакомился с тамошним обычаем и мог сравнить его с другими.,
Особенной силы пасхальные споры достигли однако в 190-192 гг. [1157] В настоящий раз пасхальный вопрос затронул почти все главные Церкви.
В. В. Болотов указывает в качестве повода к возникновению их на то обстоятельство, что в 189 г. особенно велика была разница при определении дня празднования Пасхи в различных странах. Именно, по его вычислению, в Александрии ее праздновали 20 апреля, в Риме 30 марта, а в Малой Азии — в ночь с 19 на 20 марта.[1158] Такая-разница могла быть обнаружена через пасхальные послания, обычные в то время между Церквами; а может быть, через уведомительное письмо о своем поставлении нового епископа Александрии Димитрия.[1159]
Но весьма вероятно также, что в Риме имели и особый повод к возбуждению этих споров. Очень может быть, что в это именно время туда пришел Власт,[1160] державшийся малоазийской практики. Возможно, что он и в Риме ратовал за нее; может быть, даже совершил Пасху не 30 марта, как все местные христиане, а в ночь с 19 на 20. Может быть, у него нашлись и сообщники. Получилось положение, довольно соблазнительное для неверующих: все—христиане, а глав- ный праздник справляют в разное время. Возможно даже, что в то время как 19-20 марта Власт и его сторонники радостно совершали торжественный праздник, римские христиане держали еще пост. Это и могло побудить Виктора к окончательному решению пасхального вопроса и устранению разницы.[1161]
Немалую роль при этом сыграла, вероятно, и папистическая тенденция Виктора, желавшего подчинить своей власти Церкви Малой Азии (а может быть и другие). О ней говорят уже такие факты, что он, как мы увидим ниже, «требует» от епископов созвания соборов, угрожает Поликрату; без ведома других отлучает от общения неподчиненные ему асийские Церкви и т. п. Кроме того, епископы «порицают» Виктора, хотя были согласны с ним в пасхальном вопросе. Очевидно, и они видели в его действиях нечто выдающееся из ряда обыкновенного.[1162]
Папа разослал угрожающие[1163] письма всем Церквам, требуя от них созыва соборов[1164] и присоединения к римской практике: праздновать Пасху в воскресный день и тогда же кончать пост.[1165] По поводу этих писем, действительно, во многих Церквах были созваны соборы. Большинство их (палестинских Церквей, Римской, Понтийской, Осроинской) сошлись на римской практике,[1166] признав ее за более правильную, что и выразили в своих посланиях. К ним присоединился и собор епископов галльских епархий под председательством Иринея[1167] (они также высказали согласие с римской практикой).[1168]
Только представители малоазийских Церквей не приняли ее. Съехавшись на собор в Ефесе,[1169] они постановили праздновать Пасху и кончать пост по-прежнему 14 нисана, а ответ на письмо Виктора поручили составить председателю собора[1170] Поликрату, епископу Ефесскому.[1171] Последний написал и отправил папе ответное письмо, где, ссылаясь на апостолов Филиппа и Иоанна, св. Поликарпа Смирнского, Сагариса, Мелитона и др. лиц, защищает малоазийскую практику.[1172]
В ответ на это послание Виктор объявил братий малоазийских Церквей «совершенно лишенными общения» и «хотел было отсечь от единения епархии всей Асии с сопредельными ей Церквами как разномыслящие».[1173]
Но некоторые епископы сильно не одобряли его за это и советовали лучше «заботиться о мире, единении и любви с ближними».[1174]
Более всего выдавался среди таких Ириней. Он написал от имени «галльских, подчиненных ему братий» то замечательное во многих отношениях послание к Виктору, отрывок из которого мы привели уже полностью при изложении истории спора в 154-155 г.[1175]
Здесь прежде всего, высказываясь по пасхальному вопросу, он заявляет себя всецело сторонником римской практики и считает более правильным «праздновать таинство воскресения Господня вдень воскресный». Констатирует затем, что различие между Церквами касается не только самого дня Пасхи и времени прекращения предпраздничного поста, но также и начала, а точнее — продолжительности этого поста.[1176] Однако эта разница и в том, и в другом, по мысли Иринея, не есть догматическая; празднование Пасхи и пост перед ней есть дело только обычая (???????? — ????), но не «правила веры» (????? ??? ???????). Через нее (разницу) не только не разрушается, а даже утверждается единство веры. Так смотрели на этот вопрос, и предшествующие пресвитеры, хранители апостольского предания; римские папы и Поликарп Смирнский, ведший по этому поводу рассуждения с Аникитом. Но если это только обычай, то нет никаких резонов отлучать только ради него целые Церкви от общения. Поэтому Ириней порицает[1177] Виктора за его поведение по отношению к малоазийским Церквам и советует ему «заботиться лучше о мире, единении и любви с ближними».[1178]
По случаю пасхального спора св. отец, как передает Евсевий, «имел переписку не только с Виктором, но и с различными, весьма многими предстоятелями Церквей». [1179]
. Ни одно из этих посланий, к сожалению, в полном виде не сохранилось. С большой вероятностью можно только предположить, что к этой именно переписке относятся фрагменты у Гарвея: а) сирийский— из письма Иринея к некоему Александрийцу, весьма возможно — к самому Александрийскому епископу, «о празднике Воскресения, чтобы праздновать его в первый день недели» [1180] и Ь) армянский — с надписью: «из святого Иринея-епископа—о воскресении Господа».[1181]
В Responsiones ad quaestiones ad orthodoxos излагается взгляд Иринея на коленопреклонение в день Господний и Пятидесятницу, причем сказано, что мысль эта взята из его сочинения «О Пасхе».[1182] Но так как из других источников мы ничего не знаем о таком сочинении, то весьма возможно предположить, что автор Responsiones имел дело также с одним из указанных посланий св. отца.
Может быть, отрывками из них являются и фрагменты, помещенные у Миня под номерами: X, XII, XXXVI.[1183]
Содержание всех их, за исключением надписания отрывка из письма к Александрийцу, не сообщает однако ничего интересного в отношении к самому пасхальному вопросу. Только по Responsiones можно думать, что св. Ириней в одном из своих посланий говорил, что в Пасху, а также в Пятидесятницу и вообще в воскресные дни не должно преклонять колен ради воскресения Христа из мертвых.[1184] Но это мало касается существа пасхального вопроса.
Судя же по надписанию письма к Александрийцу, есть основания предполагать, что во всех своих письмах по данному поводу св. отец защищал общепринятую практику, одинаковую с римской. Возможно,
