было вставать на колени, но левая нога не слушалась, оставалась вытянутой, а голову он сумел оторвать от асфальта лишь на несколько дюймов.
— Можешь выстрелить? — спросил один из вертолетчиков.
— Есть у него оружие в руках? — спросил другой, помня правила, регулирующие стрельбу на поражение.
— Нет, не вижу пока.
Они продолжали кружить и наблюдать, Шмах тем временем снова опустился на асфальт.
— Ну давай же, парень, — понукал его вертолетчик.
— Все, что тебе надо, — это взять в руки оружие, — сказал напарник.
На некоторое время им, как уже бывало, закрыли обзор здания, и, когда они опять увидели Шмаха, над раненым склонясь стоял кто-то, подбежавший к нему по улице, к ним бегом приближался второй человек, и подъезжал пассажирский фургон Kia.
— Бушмастер, я Бешеная лошадь, — спешно радировали они. — К месту событий движутся люди. Похоже, хотят забрать тела и оружие.
Фургон остановился около Шмаха. Водитель вышел, обежал машину и открыл дверь пассажирского салона.
— Я Бешеная лошадь один-восемь. Прошу добро на поражение.
Готовые открыть огонь, они ждали ответа от второй роты, а тем временем двое подбежавших старались поднять Шмаха, лежавшего на тротуаре ничком. Один взял его за ноги. Другой пытался перевернуть его на спину. Кто они были — боевики? Или просто прохожие, пришедшие на помощь?
— Ну чего мы ждем! Надо
Второй уже подхватил Шмаха под руки.
— Бушмастер, я Бешеная лошадь один-восемь, — опять радировал «Апач».
Но с земли по-прежнему не отвечали, водитель между тем вернулся на свое место, а двое подняли Шмаха и потащили вокруг передней части фургона к открытой двери.
— Они забирают его.
—
Шмаха уже поднесли к двери.
— Я Бушмастер-семь. Говорите.
Шмаха приподняли, чтобы внести в салон.
— Вас понял, у нас тела грузят в черный фургон «Бонго». Прошу добро на поражение.
Шмаха заталкивали в машину.
— Я Бушмастер-семь. Вас понял. Действуйте.
Он был теперь в фургоне, двое закрывали скользящую дверь, и фургон начал было двигаться вперед.
— Я один-восемь, чистый обзор.
— Давай!
Первая очередь.
— Чисто.
Вторая.
— Чисто.
Третья.
— Чисто.
Десять секунд. Шестьдесят снарядов. Те двое, что были около фургона, побежали, пригибаясь, к стене и, покатившись, скрылись за ней среди рвущихся снарядов. Фургон проехал вперед несколько шагов, потом резко дернулся назад, ударился о стену около двоих мужчин, и его заволокло дымом.
— Я думаю, фургон выведен из строя, — сказал один из вертолетчиков, но для верности была выпущена четвертая очередь, за ней пятая и шестая — еще десять секунд, еще шестьдесят снарядов, — и на этом стрельба закончилась.
Теперь надо было ждать солдат из второй роты, и вскоре они появились, в «хамви» и пешком, заполоняя собой расстрелянный городской пейзаж. Поле боя было теперь их целиком и полностью: вот главная куча тел, вот груда мусора с Нур-Элдином, вот выщербленные от снарядов строения, вот фургон — в котором среди трупов обнаружились живые.
— Бушмастер-шесть, я Браво-семь, — сказал по радио военный из второй роты. — У меня одиннадцать убитых иракцев и один раненый ребенок. Прием.
Экипажи «Апачей» слушали.
— Черт, — сказал один из вертолетчиков.
— Ребенка надо эвакуировать, — продолжал Браво-семь. — У девочки рана в животе. Наш санитар ничего не может сделать. Надо эвакуировать. Прием.
— Сами виноваты — зачем берут детей на войну, — сказал вертолетчик.
— Верно, — подтвердил другой, и еще несколько минут они кружили и наблюдали.
Они увидели, как появились новые «хамви», и одна из машин прошла прямо по куче мусора и по останкам Нур-Элдина.
— Этот сейчас прямо на труп наехал.
— Да?
— Ага.
— Ну, по-любому это труп, так что…
Они увидели, как из фургона вылез солдат с раненой девочкой на руках и побежал с ней к армейской машине, которая должна была отвезти ее в больницу.
Через несколько минут они увидели, как другой солдат вынес из фургона еще одного раненого ребенка, на этот раз мальчика, которого нашли под трупом мужчины — видимо, отца, — то ли заслонившего собою сына, то ли повалившегося на него мертвым, потому что так случайно получилось.
А потом они полетели в другую часть Аль-Амина; тем временем появлялись все новые и новые солдаты второй роты, в том числе Джей Марч — тот самый, кто в первый день пребывания батальона в Ираке забрался на сторожевую вышку, оглядел окрестные кучи мусора и с тихой нервозностью в голосе сказал: «Фиг найдешь СВУ во всем этом дерьме».
С тех пор Марчу уже довелось убедиться, какой он хороший предсказатель, — особенно 25 июня, когда СФЗ убил его друга Андре Крейга. Поминальная служба по Крейгу состоялась 7 июля, а сегодня, пять дней спустя, глядя на разбросанные изуродованные тела, на развороченные внутренности, на весь этот диковинный, фантастический ужас, он чувствовал себя — он признается в этом позднее — «счастливым. Странно сказать. Да, я правда был очень счастлив. Помню это ощущение счастья. Когда я узнал, что они открыли огонь на поражение, когда услышал, что там тринадцать трупов, я
Когда «Апачи» улетели, он с еще одним солдатом прошел через калитку в той стене, куда врезался фургон и за которой пытался спрятаться Шмах.
Там, во дворе дома, они обнаружили еще двоих искалеченных иракцев, одного на другом, — с улицы их не было видно. Вглядевшись в этих людей — возможно, тех самых, что принесли Шмаха в фургон, — в людей, которые, как считал Марч, все утро пытались убить кого-нибудь из американских солдат, он понял, что лежащий внизу мертв. Но верхний был жив, и, когда Марч встретился с ним глазами, мужчина приподнял руки и потер указательные пальцы один о другой, что, как Марчу было известно, означало у иракцев «друг».
Глядя на него, Марч тоже потер друг о друга указательные пальцы.
Потом опустил левую руку, а на правой вытянул средний палец.
Потом сказал второму солдату:
— Крейг, наверно, сидит там наверху сейчас, пьет пиво и приговаривает: «Ха! Это-то мне и надо было».
Таков был третий вариант войны на тот день.
Что же касается четвертого варианта, его черед настал вечером, после возвращения на ПОБ, когда
