Удачный бросок, нечего сказать!
Я присел на корточки рядом с магом. Он лежит на боку и хрипит. Кровавые пузыри лопаются на губах. Лезвие меча торчит из его груди. Черный парик отлетел в сторону и теперь я вижу лысину Франсуа Перье.
— Где Мария? Куда ты ее спрятал?
Губы Перье кривятся. Каждый вдох дается ему с трудом. Возможно я смогу его спасти…«Не надо давать им шанс…« — голос Сью в моей памяти ставит точку в моих размышлениях и в судьбе конфландского мага.
— Где женщина, та что жила в сожженном тобой доме?
Перье открывает рот, но только для того чтобы извергнуть струю черной крови. Он забился в конвульсиях, раздирая одежду на груди и вытянулся. Глаза закатились.
«С магами не знаешь точно, живы они или мертвы» — это я прочел в одной старинной книге.
Выдернув меч из тела, я двумя ударами отрубил лысую голову и пинком отшвырнул в угол комнаты. После такого никто не воскреснет!
Я прошелся по всей обширной комнате. Заглянул в альков, в шкафы и сундуки. Я искал Марию. А жива ли она? Остатки ужина на подносе привлекли мое внимание. Я был страшно голоден, но питаться объедками этой падали? Увольте!
Пора выбираться отсюда.
Я подобрал парик мага, нахлобучил на голову, снял с вешалки его фиолетовый балахон и натянул взамен своего плаща, который скомкал и засунул подмышку.
Удалось спуститься до самого нижнего яруса башни без происшествий. Охрана нагло храпела и пердела, не подозревая о происшедшем.
Я вышел на свежий воздух. Небо на востоке уже приобретало голубоватые тона. Скоро восход.
Выбросив плащ и парик мага в сточную канаву, я набросил свой плащ и двинулся по улице, ведущей в глубь квартала оружейников. Я старался отойти от башни как можно дальше. Но как покинуть квартал, если на всех выходах дежурят патрули конфландцев?
Желудок требовательно урчал. Мое тело требовало еды и питья, а мой подбородок бритвы. Оставалось только прорываться, используя заклинание истинной правды.
В конце улицы я уже видел конфландских пикинеров у деревянной рогатки, перегородившей улочку. Я направился к ним неторопливой походкой. Прохожих на улице не было, и мне это на руку.
Вояк всего пятеро. Пики они прислонили к стене. Двое, присев на мостовую на свои плащи, играли в кости. Один наблюдал за игрой — судя по галунам по краю колета — сержант. Еще один солдат дремал под стеной, склонив голову в шлеме. Пятый член патруля грыз сухарь, сидя на рогатке, на бревне и болтая ногами.
Услышав мои шаги, сержант обернулся и, топорща усы, отрывисто бросил:
— Кто такой? Куда? Пропуск!
Я улыбался ему и, приблизившись на два шага, произнес слова заклинания истинной правды. Ничего не изменилось. «У них у всех талисманы?»
— Что ты бормочешь? Я тебя не понял! Эй, парни, взять его!
Я рванулся вперед и ударил сержанта плечом в грудь. Он оказался поменьше ростом чем я, видимо вес тоже подкачал. Сержант не удержался на ногах, упал на бок и завопил:
— Тревога! К оружию!
В несколько прыжков я уже был у ограждения и запрыгнул на бревно. Лязг стали за спиной, топот и крики. Но оглядываться некогда!
Конфландец, зажав сухарь в зубах, одной рукой тянул меч из ножен, а другую протянул ко мне, пытаясь схватить за ногу. Я пнул его в лицо и кубарем покатился по мостовой, но уже по другую сторону ограждения.
Ого, я заполучил кучу синяков! Вскочив на ноги, я бросился бежать со всех сил. Пока солдаты отодвинут заграждение — я буду уже далеко.
— Держи его! Держи! — Мне орали вслед.
. Но редкие прохожие только шарахались в стороны. Никто не заступил мне дорогу.
Через три квартала я сбавил ход и пошел дальше бодрой походкой спешащего по своим делам горожанина. Начинался новый день. Утро пришло в Гвинденхолл.
Я расспросил дорогу, и через час нашел дом, где прачки стирали одежду и предоставляли свои чаны для мытья всем желающим. Напротив жил цирюльник. Он меня побрил за несколько монет. Сын прачки, шустрый парень лет десяти, принес мне из ближайшей корчмы яичницу, кус ячменного свежего хлеба и кувшин эля. Позавтракав, я сбросил одежду и забрался в чан с горячей водой. В просторном помещении таких чанов стояло около десятка. В прочих замокало белье и одежда. Прачки разглядывали меня с интересом и без стеснения. Мой пояс с кинжалом привлек их внимание. Кольчугу я снял заранее еще у цирюльника и завернул в плащ.
Шустрый парень приблизился ко мне, когда я размякший и немного осоловевший от еды и выпитого, дремал по грудь в воде.
— Моя тетушка приласкает вас, сьер за пару талеров.
— Сколько лет твоей почтенной тетушке, малый? Зубы у нее еще есть?
Парень обиделся.
— Ей шестнадцать лет, сьер, она свеженькая как абрикосик!
— Как часто ты торгуешь своей тетушкой, малый?
— Вам жалко денег, сьер? Вы скряга?
— Не жалко, передай тетушке, что я согласен. Принеси мне простыню.
— Одежду вашу я принесу потом.
— А если ты ее потеряешь, мне придеться разгуливать в чем мать родила по улицам? Ничего не выйдет!
Пришлось дать парню медяк .
Он принес мне простыню. Я завернулся в нее и, взяв подмышку плащ и пояс с кинжалом, последовал за своим провожатым. Мальчишка нес мою одежду и сапоги.
Глава 17
Мы поднялись по скрипучей деревянной лесенке наверх, на второй этаж. Комната оказалась рядом с лестницей.
Мальчик вошел первым, а я за ним. Узкое длинное окно давало мало света. Беленые стены. Кровать и табурет. Пустынно как в келье монахини. На кровати в длинной белой сорочке сидит девушка, распустив длинные темно–коричневые волосы по плечам. Она положила руки на колени и смотрит на меня как будто виновато.
Я выпроваживаю мальчишку и задвигаю на двери засов.
Подхожу ближе к юной тетушке. У нее карие глаза и пушистые ресницы. Нос длинноват, но кожа нежная, розовая и на щеках румянец. Брови очень темные, красивыми дугами подчеркивают выразительность глаз. Бледные губы поджаты.
— Меня зовут Мартин, твой племянник сказал что?то про два талера…
— Рич мне не племянник… Он сын моей мачехи…
— Как тебя зовут?
Я сажусь рядом.
Девушка напряжена и держится скованно.
— Виола… Виолетта…
Свеженькая девочка меня манила, как румяное яблоко на ветке.
Мое «копье» зашевелилось, готовясь к бою.
