В поисках христианской свободы

Поэтому, чтобы освятить Своей кровью народ, Иисус тоже пострадал вне городских стен. Так выйдем к Нему за стан, неся Его унижения. Ведь здесь у нас нет своего постоянного города, мы ищем грядущего города[1074].

Что означает «выйти к Нему за стан»? Слова «за станом» используются здесь в том же смысле, что и «вне городских стен». Впервые «город» упоминается в Писании в истории о Каине, который засомневался в обещании Бога защитить его от убийства другими людьми. Таким образом, город можно считать символом стабильности и безопасности, которых люди стремятся достичь собственными силами[1075]. Тот же дух проявился вскоре после потопа, когда амбициозность, стремление продемонстрировать свое превосходство и достигнуть безопасности сугубо человеческими средствами материализовались в попытки людей построить себе город[1076]. Противоположное отношение к жизни показано в Библии как свидетельство веры. Авраам, Исаак, Иаков не искали себе защиты внутри городских стен, но жили в шатрах. Их надежды были другими, поскольку они «ожидали города, имеющего истинное основание, строитель и создатель которого — Бог»[1077]. Все это придает более глубокое значение словам христианского автора о том, что «здесь у нас нет постоянного города, но мы настойчиво ищем того, который будет». Этот город в Библии также описывается как «небесный», «вышний Иерусалим», «город живого Бога»[1078].

Сегодня символом человеческого стремления к безопасности, власти и величию являются не столько отдельные крупные города, сколько мировая система в целом. Однако контекст обсуждаемых слов из послания Евреям, похоже, привлекает особенное внимание к более узкой сфере человеческой жизни — к религиозной. Городом, «вне стен» которого пострадал Иисус, был Иерусалим — тогдашний центр поклонения Богу, которое при старом завете можно было бы назвать поклонением «организованным». Сегодня служение Богу не связано с каким–либо одним буквальным человеческим городом (по крайней мере, не должно быть связано). Многие справедливо отметят, что для поддержания внутреннего чувства духовности и уверенности, им не нужен ни один из городов на земле. Но ясно, что слова «выйдем к нему [Христу] за стан» не призывают нас пройти сквозь какие–либо буквальные ворота, за пределы какого–нибудь буквального поселения. Речь идет не о том, что не следует черпать жизненную уверенность в каком–нибудь буквальном городе. Многие из читателей письма Евреям и так жили вне Иерусалима (как и большинство из нас сегодня), поэтому призыв выйти за пределы стана должен относится к стану символическому.

Сегодня мы видим на земле огромный религиозный «стан», состоящий из множества религиозных групп. По отдельности они представляют собой «поселения» разной величины, а совместно их можно считать огромным религиозным «городом». Чтобы получить какое–нибудь признание в этом «городе» обычно необходимо быть членом одного из городских «кварталов» — принадлежать к одной из многочисленных конфессий. Если человек не «живет» в этом «городе», то обычно его считают «чужаком», сколь сильными бы ни были его вера, преданность Богу и готовность сохранять единство с Его Сыном.

Если говорить об отдельных религиозных движениях, то многие из них начинают свой путь в виде небольшого походного палаточного городка. Большинство, однако, стремится как можно скорее превратиться в подобные городу крупные и незыблемые структуры, внушающие своим потенциальным «жителям» чувство мощи, безопасности, влияния, личной значимости, обустроенности, принадлежности к чему–то крупному. Верно, что жизнь людей в буквальных городах была более спокойной. Верно и то, что жители городов имели больше возможностей удовлетворить свою тягу к власти и известности. Однако негативная сторона городской жизни заключалась, в частности, в том, что «отдельный индивидуум становился лишь песчинкой в толпе»[1079]. Многое из этого можно сказать и о религиозных «городах» — оплотах церковной жизни. Несколько человек получают возможность возвыситься над остальными, которые, в свою очередь, превращаются лишь в их «сторонников». С расширением «стана» они оказываются все менее и менее заметным «фоном» для руководителей. Общение становится менее доверительным и более редким, что приводит не к укреплению человеческих взаимоотношений, а к их ослаблению. И все же человеческая природа толкает людей от «палаточной жизни» с характерными для нее незащищенностью, непостоянством и уязвимостью, к оседлости в «городах» или «станах» со всей их очевидной «благоустроенностью». Несомненно, гордыня многих даже оскорбилась бы, если бы им предложили жить в шатрах. Гордость настояла бы на спокойной «городской» жизни.

От евреев, читавших послание, христианство требовало проявить готовность «выйти к Нему за стан»: готовность оставить прежних друзей, принять ярлык «изгоя», лишиться привилегий, доступных для тех, кто остался в «стане». Но эти лишения не отдалили бы их от Христа, напротив, они бы приблизили их к нему. Подобно Аврааму и другим они бы показали, что у них на земле «нет своего постоянного города», но что они ожидали город грядущий, покоящийся на вечном основании. Удаленность от «лагеря» не равнозначна оторванности от Бога; наоборот, она может обострить чувство близости к нашему небесному Отцу. Вот почему сразу же после слов «выйдем к Нему [Христу] за стан» автор письма говорит о принесении «Богу жертвы хвалы»[1080] .

Я считаю, что согласие на жизнь «вне стана» является одним из самых трудных решений, которые человеку приходится принимать, и, пожалуй, сегодня это сделать нисколько не легче, чем в библейские времена. Я говорю об этом не потому, что у меня будто бы сформировалось сильное предубеждение к жизни в «городе» (крупной жестко структурированной религиозной организации), но потому что я искренне верю: если мы обосновываемся в «стане» или «городе», то можем упустить очень много ценного: чувство простого братства, семейной близости, признательность в первую очередь за духовное, а не материальное, осязаемое, физически привлекательное. Я также имею основание считать, что при жизни в «палатках» (по сравнению с «городской» жизнью) лучше развивается смирение. Пребывание «за станом» (вне «города») может быть очень скромным и непритязательным. Оно связано с готовностью испытать чувства неопределенности и неустроенности, как при постоянном переезде, но я уверен, что вечные духовные блага, которые оно может принести, греют сердце и намного превышают временные неудобства[1081].

Эти и другие мои слова вовсе не означают, что я выступаю за отшельническую, уединенную жизнь. Всем нам необходимо общение с другими людьми. Наше «я» настойчиво стремится к жизни в обществе. Вопрос состоит в следующем: позволяет ли нам дружба с другими жить по совести, принимать самостоятельные, ответственные решения? Или же ради единения с другими мы забываем о своей порядочности и легко отказываемся от права на свободу?

Я лично не испытываю стремления вступить в какую–нибудь конфессию. Причина этого не в нежелании тесно общаться с людьми, не в одержимости независимостью, не в чувстве самодовольной самодостаточности, не в фарисейской опаске «оскверниться» общением с людьми, некоторые из убеждений которых я считаю ошибочными. Я думаю, что в целом испытываю меньше негативных чувств к членству в той или иной организации, чем сами эти организации испытывают друг к другу[1082]. Моя открытость в гораздо большей мере направлена в сторону отдельных людей, нежели религиозных систем, к которым они принадлежат.

Поэтому то, что я не присоединился ни к одной конфессии, обусловлено в первую очередь не моим отрицательным настроем или пессимизмом, но положительными факторами. Просто я считаю, что, оставаясь вне какой–либо конфессии и в целом вне общего религиозного «поселения», я могу больше и лучше служить Богу, Христу и людям. Организованную религию я определенно считаю в этом скорее помехой, нежели помощью. Доводы о том, что, будучи частью системы, можно добиться большего, меня не убеждают. Писание показывает, что служение пророков, как правило, проходило вне «системы»: это относится и к Иоанну Крестителю,