Реддл начинает приближаться, медленно переставляя ноги, тяжёлый взгляд карих глаз словно гипнотизирует, и я из последних сил сжимаю опущенную палочку, надеясь, что в решающий момент смогу вовремя вскинуть её. Тем временем рука Тома поднимается, бледная ладонь тянется ко мне, словно побуждая к мыслительному процессу, а сам он нетерпеливо произносит:
- Взгляни на себя со стороны, Поттер, и подумай: неужели ты достоин называться Избранным?
Том останавливается в пяти шагах и требовательно смотрит на меня. Он пытается раздавить меня грузом своих доводов, однако всё моё существо отчаянно сопротивляется и чудом находит силы на то, чтобы возразить.
- Как насчёт тебя? По-твоему, ты достоин именоваться Тёмным Лордом? Тот, кто убил собственного отца, кто друзей превратил в рабов, кто вообще не знает о таких вещах, как любовь и сострадание? По- твоему, я хуже тебя? Знаешь, я в корне с тобой не согласен, и у нас здесь не конкурс на самые выдающиеся способности.
Собственные слова придают мне уверенности, и вот я уже могу смело смотреть в лицо заклятому врагу, гордо вздёрнув подбородок и сжав свободную руку в кулак. Реддл столбенеет в прямом смысле слова, в глазах вспыхивает изумление. Он явно не ожидал такого поворота событий. Я сжимаю зубы и качаю головой, теперь уже свободно дыша, и сердцебиение выравнивается.
Наконец, волна шока спадает с Тома, он опускает веки, одновременно сжимая пальцами виски, невесело усмехается, а затем и вовсе поворачивается ко мне спиной.
- Думаешь, я не знаю, что такое любовь? - его голос звучит глухо, и, боюсь, виноват в этом вовсе не усилившийся ветер. - Думаешь, только твоя бесценная мать знала о любви, создавая защиту для тебя? Всю свою жизнь я гнался за этой обманчивой вещью, пытаясь найти хотя бы каплю этого чувства во взгляде отца, однако всё было тщетно: он не хотел признавать меня, даже когда я добился невероятного.
Я смотрю на его ровную спину и чувствую, как начинает ныть челюсть от напряжения. Справа от нас восходит солнце, его оранжево-красные лучи ложатся на мантию Реддла, который выглядит так странно и своими последними действиями пробуждает во мне чувства, какие попросту не должен вызывать злейший враг и убийца. Разозлившись на самого себя, я пинаю носком кед ближайший сугроб и отворачиваюсь, щурюсь на багрово-красный солнечный диск. Я готов смотреть куда угодно, но только не на Реддла.
- Если всё так, как ты говоришь, тогда зачем ты начал убивать? Ты убил стольких ни в чём неповинных людей, ты убил моих родителей!
Голос, дрожащий от смеси раздражения и злости, сам собой взлетает на октаву вверх, руки начинают трястись, и я ничего не могу с собой поделать. Взгляд против воли возвращается к Реддлу, который по- прежнему стоит спиной ко мне, а слова льются неудержимым потоком:
- В отличие от тебя, у меня была нормальная семья, в которой меня любили, но ты разрушил её, отнял у меня родителей, превратив в сироту, и, знаешь, в этом мы теперь с тобой похожи. Только тебя ведёт мания величия, а меня - жажда мести и мечта о нормальной жизни, и, думаю, это - более сильная мотивация.
Я замолкаю, желая глотнуть воздуха, а Том оборачивается. По его лицу, вновь лишённому эмоций, сложно что-либо понять. Оно превратилось в ту маску, какую я имел возможность наблюдать в конце лета на площади Гриммо. Тогда я понял: Реддл постепенно лишается всего живого, что когда-то было в нём. Если вспышки настоящих эмоций случаются (как, например, сегодня), скоро и они прекратятся, потому что этого человека уже вряд ли что-то сможет исправить. Неся с собой такое количество оборванных жизней, сложно надеяться на понимание и прощение. Меня не купишь трогательной историей о тяжёлом детстве.
Поэтому я без малейшей тени страха смотрю в его глаза, пронзительно блестящие в первых лучах солнечного света, и делаю шаг вперёд, уверенно завершая свою речь:
- Ты отобрал у меня беззаботную жизнь, но знай, что это не сломило меня. И когда случится наша последняя встреча, я буду готов ко всему.
Я останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки и даже не чувствую разницы в росте. Дело вовсе не в том, что у Реддла жалкий вид: нет-нет, он ни в коем случае не выглядит жалким и беспомощным. Всё как раз наоборот: от него сейчас исходит такая сила и уверенность, и я не представляю, как он вообще терпит всё то, что я позволяю себе произнести. Дело в том, что я не боюсь его, и мои слова правдивы: случившееся сделало меня сильнее. Я уже не тот семнадцатилетний волшебник, каким был полгода назад.
Реддл смеряет меня высокомерным взглядом, но подозрительно молчит. Я замечаю, что солнце встало практически наполовину, когда он отступает на шаг назад и выдаёт сквозь зубы:
- Надеюсь, ты сдержишь своё обещание.
Не успеваю я и глазом моргнуть, как Том трансгрессирует, оставляя после себя вихрь поднявшегося с земли снега и стойкое ощущение недосказанности.
Всю обратную дорогу я пытаюсь перевести дух, то и дело запуская пальцы в волосы. Подумать только, я встретился с Реддлом, но мы даже не попытались убить друг друга. Хоть всё закончилось хорошо (если это слово вообще может быть применимо к данной ситуации), нелегко так просто взять и переключиться на позитивный настрой.
Возвращаюсь я удачно: сейчас как раз время завтрака. Приняв как можно более непринуждённый вид, направляюсь в сторону Большого Зала и по пути встречаю Малфоя. Он оставляет своих друзей и подходит ко мне, чтобы поприветствовать.
- И тебе доброе утро, - мимолётно улыбаюсь ему, пожимая узкую ладонь, а Драко строит хитрые глаза и полушёпотом спрашивает, склонившись над моим ухом:
- Я слышал, Слизнорт и тебя пригласил на свой приём.
- Да, это так, - отвечаю, не понимая причин странного поведения Малфоя, но его следующая реплика мгновенно развеивает все сомнения:
- Уже выбрал, с кем пойдёшь?
- Честно говоря, не думал об этом… - произношу немного невпопад, рассеянно оглядываясь по сторонам, потому что я действительно забыл о том, что нужно выбрать себе пару.
Малфой вытягивает шею и как-то странно заглядывает в проём Большого Зала, до которого мы не дошли пару шагов. Почесав лоб, я сторонюсь от нахлынувших студентов: тех, кто любит подольше поспать и в итоге опоздать на завтрак.
- Почему ты спрашиваешь? - запоздало интересуюсь, впрочем, нисколько не удивляясь этому: встреча с Реддлом занимает все мои мысли и накладывает отпечаток на чувства и нервы - последние будут шалить весь день.
Драко сегодня действительно странный: он продолжает смотреть на кого-то в Большом Зале, при этом его светлые брови в сомнении сходятся у переносицы. Когда я уже порываюсь обернуться, он словно оттаивает и, спрятав руки в карманах, пожимает плечами с несвойственным ему добродушным видом.
- Из побуждения чистого любопытства. Ладно, Поттер, ещё увидимся.
Кивнув как обычно на прощание, он с гордым видом вплывает в Большой Зал, а я несколько секунд нахожусь в ступоре, и даже мелькающие перед носом студенты не в силах отвлечь мой взгляд от необычного Малфоя. Как я уже говорил, я в какой-то степени рад, что он не находится в подавленном состоянии по причине возможного безрадостного будущего: я упустил тот момент, когда судьба этого Слизеринца перестала быть мне безразлична. Однако сегодня он слишком уж не похож на себя самого.
Хмыкнув, я вхожу в Большой Зал и направляюсь к столу Гриффиндора. Друзья ещё издалека замечают меня и машут в знак приветствия, а когда я занимаю место рядом с Гермионой, Рон принимает озадаченный вид и неуверенно спрашивает:
- Возможно, это покажется полным бредом, но мне показалось, что утром ты разбудил меня и сказал…
- Что, прости? Я тебя не будил, - быстро перебиваю друга и как можно более натурально изображаю удивление.
- Разве? - Рон озадаченно трёт подбородок и взглядом ищет поддержки у Гермионы, как будто она могла быть свидетелем случившегося. Подруга так же, как и я, понимает абсурдность данного предположения и смотрит на Рона, как на идиота. Тот пожимает плечами и пробурчав что-то вроде: «Тебе виднее», берёт с блюда большую ватрушку с творогом.
Я принимаюсь за яичницу и тихо радуюсь тому, что смог выкрутиться, а Рону не пришлось разыскивать
