голове, стараясь успокоиться. Мерлин, что я вправду, как девушка перед первым свиданием?
Вмиг одёргиваю себя. Кивнув в знак прощания, проскальзываю в открывающийся проём. До занятий по Астрономии у меня есть полтора часа.
Только удача вновь отворачивается от меня. Смешно, но я не нашёл Снейпа. Ни в классе Зельеварения, ни в его личном кабинете: профессор словно испарился. Есть, конечно, вариант, что он где-то в замке, но найти его в бесконечных коридорах не представляется возможным. Остаётся кусать губы от безысходности и вспоминать Карту Мародёров. Будь она у меня, я бы в два счёта отыскал Снейпа, а так…
Пробегая мимо Большого Зала, я сталкиваюсь нос к носу с директором. Тот едва заметно улыбается в пушистую бороду и добродушно произносит:
- Гарри, я как раз собирался послать к тебе домового эльфа с просьбой зайти в мой кабинет.
- Неужели? - удивлённо выдаю, но тут же смутившись, исправляюсь. - Извините, сэр, просто это весьма неожиданно.
Старик окидывает меня загадочным взором и, опустив ладонь на моё плечо, ведёт меня в сторону своего кабинета.
- Я давно собираюсь побеседовать с тобой.
- О чём же? - кошусь на директора, а он ухмыляется и отвечает:
- Поверь, тем для разговоров набралось предостаточно.
Когда я уже сижу за высоким дубовым столом, украдкой бросая взгляды на небо за окном, а Дамблдор занимает своё массивное кресло с резными подлокотниками, я в одну секунду теряюсь, абсолютно не зная, как вести себя с директором. Это не Люпин или даже не Снейп: я провёл достаточно времени в общении с ними, здесь же кардинально противоположная ситуация. В памяти сразу всплывает эпизод в доме Сириуса, когда я, вконец потеряв голову, позволил себе повысить голос в разговоре с Дамблдором. И по какому поводу: решил, что Снейп, являясь Пожирателем Смерти, сможет предать мою семью, выдать Тайну Волдеморту. Мерлин, какой я был дурак…
Становится стыдно настолько, что я не нахожу в себе сил поднять взгляд на сидящего напротив директора. Видимо, он замечает моё смятение и, бросив два кубика сахара в кружку с чаем, пододвигает её ко мне и интересуется миролюбивым тоном:
- Ты чем-то опечален, Гарри?
Почему-то дёргаюсь, тру шрам, мысленно ругая себя за это действие, хватаю ложку с блюдца и начинаю размешивать сахар. Наконец, собравшись с мыслями, встречаю прямой, но вовсе не тяжёлый взгляд волшебника и отвечаю:
- Нет, сэр, просто вспоминаю свои прошлые ошибки.
Дамблдор понимающе кивает, помешивает ложкой в своей кружке, а я задаюсь вопросом: интересно, он со всеми учениками, кому довелось побывать в этом кабинете, ведёт себя настолько непринуждённо?
С долей удивления обнаруживаю, как напряжены мои плечи. Пытаюсь расслабиться, немного оседая в удобном кресле.
- Знаешь, Гарри, всем нам свойственно ошибаться. Вопрос лишь в том, сможет ли человек сделать соответствующие выводы, чтобы впредь не совершать тех же ошибок.
- А если эти ошибки повлекли за собой… необратимые последствия? - запинаюсь на последних словах, и Дамблдор, похоже, догадывается, что именно я имею в виду.
- Ты не виновен в смерти родителей.
Качаю головой, сжимая пальцы вокруг фарфоровой кружки.
- Прошу прощения, сэр, но я думаю, что вы не правы. Всё дело в Пророчестве, и я, к сожалению, оказался тем самым человеком, который должен противостоять Волдеморту. Не мои родители… Я должен был погибнуть, не они…
Замолкаю, занимая себя чаем, прячу взгляд на дне кружки, лишь бы только не продолжать говорить.
Директор облокачивается на стол и тихо отвечает:
- Раз уж ты затронул эту тему, то я скажу вот что: ни я, ни ты, ни твои родители, ни кто-либо другой не знал, про кого говорилось в Пророчестве. Я стремился защитить каждого, кто подходил под описание, хотел сохранить их жизни, и заклятие Фиделиус - лучшее средство защиты. Здесь дело в другом: вопрос доверия. Люди выбирают Хранителем Тайны того, кому действительно доверяют.
Сделав паузу, директор поднимается и, медленно кружа по своему кабинету, продолжает громче, чем раньше. Речь его звучит настолько убедительно, что я не решаюсь прервать её, а сижу, продолжая греть ладони о тонкие стенки кружки, и неотрывно смотрю на высокую фигуру волшебника.
- К сожалению, не все могут разглядеть в близком друге предателя, а если и могут, то в большинстве случаев делают это слишком поздно. Твои родители доверили свои жизни не тому человеку, хоть я и пытался убедить их в том, что Петтигрю - не лучший кандидат на роль Хранителя.
Поставив кружку на край стола, я разве что не привстаю в кресле, в волнении поправляя очки на переносице.
- Вы пытались отговорить их? Пытались переубедить, а они вас не послушали? - я несколько раз провожу ладонями по подлокотникам, разрываясь между чувствами изумления и разочарования одновременно.
Директор замирает возле высокого стеллажа, долго смотрит на меня, сцепив пальцы рук за спиной, затем медленно кивает в знак подтверждения моих слов.
- Лили испытывала по отношению к Питеру то доверие, которого он, к сожалению, не заслуживал, а Джеймс считал его своим лучшим другом. Заставить их передумать было равносильно борьбе с ветряными мельницами. Я даже не могу предположить, почему они выбрали именно его, а не, предположим, Сириуса или Ремуса.
- Я тоже не знаю, сэр… - выдыхаю, бездумно водя кончиками пальцев по растительным узорам на подлокотниках кресла. - Думаете, я не старался повлиять на их решение? Мало того, что они выбрали Петтигрю, не посоветовавшись со мной, они ещё долгое время держали меня в неведении, словно меня это никоим образом не касается.
Дамблдор опускается в соседнее кресло и, дотронувшись до моей руки своей тонкой ладонью, с мягкой улыбкой произносит:
- Не стоит держать обиды на них. Лили и Джеймс, как любые родители, старались уберечь тебя от опасности.
- Не думаю, что молчание являлось лучшим способом сохранения моей жизни, - горько усмехаюсь и встречаюсь с взглядом небесно-голубых глаз.
Директор неопределённо качает головой, отчего последние лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь высокое окно, отражаются в половинчатых стёклах его очков. Погладив бороду, он, наконец, отвечает:
- В тебе говорит семнадцатилетний подросток, Гарри. Когда-нибудь ты всё поймёшь, - Дамблдор возвращается в своё кресло и продолжает: - А пока оставим эту тему, в ней много тёмных пятен, об истинной сущности которых я пока что не могу судить, и поговорим вот о чём. Твоё чудесное спасение, которое стоило тебе шрама, а Волдеморту - загадочного исчезновения. Волей судьбы ты становишься первым человеком, которому удалось выжить после Авады Кедавры. К тому же, профессор Снейп рассказал мне о твоих перепадах настроения, и я бы рад списать это на твой возраст, да только не у всех лопаются стаканы от приливов злости.
Я теряю дар речи на несколько мгновений, стараясь не показать это Дамблдору. Интересно, что ещё Снейп поведал директору? Хотя, почему бы и нет? Я рассказываю Снейпу всё это только потому, что доверяю ему, а раз он делится этим с Дамблдором, значит он, в свою очередь, доверяет ему.
- Надеюсь, ты должен понимать, что всё это - более чем странно и подобных случаев я не встречал, а живу я на этом свете долго. Стараясь докопаться до первопричин, я изучил не один том древней и очень ценной литературы, но в итоге - ничего.
Дамблдор разводит руками, а я подаюсь вперёд, глухо повторяя:
- Что значит «ничего», сэр?
- То и значит, Гарри. Как я уже сказал, выживание после Авады Кедавры - феноменальный случай, и
