— Не думаю, что ты в настроении торговаться?
— С тобой? Не думаю. Давай просто назовем это великодушным пожертвованием в дело освобождения Старикланда. — Она дернула головой в сторону своих приятелей, и они поспешили вперед, с мешками и седельными сумками наготове. Один большой парень в спешке задел Темпла по плечу. Некоторые начали копаться на четвереньках, зачерпывая золото, разбросанное вокруг крушения. Другие забрались внутрь, и вскоре стал слышен треск решетки и ломание сундуков; драконье золото крали в третий раз за неделю.
Несколькими минутами раньше Темпл был богат за пределами жадных надежд, но несколькими минутами позже он был в шаге от того, чтобы лишиться головы, и было бы грубо жаловаться на такой исход.
— Благородное дело, — прошептал он. — Не стесняйтесь.
Времена Меняются
Мэр стояла на привычном месте на балконе, руки как всегда заняли свои места на перилах, отполированных там до блеска, и смотрела, как люди Карнсбика вкалывали на его новой мануфактуре. Огромный каркас уже возвышался над амфитеатром, новый поверх древнего, затянутый лесами на месте, которое когда-то занимал Белый Дом Папы Ринга. То было отвратительное здание во всех смыслах. Здание, на которое годами она направляла всю свою ненависть, коварство и ярость. И как же она по нему скучала.
Не говоря уж о Мэре, она стала королевой Далекой Страны, когда Ринг перестал качаться, но только она схватила венок триумфа, как тот ссохся до увядших веток. Жестокость и огонь выгнали половину населения. Слухи насчет золота иссякли. Затем дошли слухи о жиле к югу от Хоуп, и внезапно люди стали утекать из Криза сотнями. Когда не осталось, с кем драться, она распустила большинство людей. Раздраженные, они развлекались поджогами на пути из города, и сожгли большую часть того, что осталось. Все равно, остались пустые здания, и денег не поступало. Игральные залы и дома терпимости были заколочены досками, осталась лишь струйка клиентов под ней в Церкви Костей, где раньше она гребла деньги, словно сама чеканила.
Криз был ее единственным владением. И он был близок к бесполезности.
Иногда Мэр чувствовала, что провела жизнь, строя, потом, кровью и напряжением, лишь чтобы смотреть, как все разрушается. Ее собственным высокомерием, мстительностью других и переменчивыми метаниями судьбы — этого слепого головореза. Она убегала от одного фиаско к другому. В конце оставив даже имя. Даже сейчас, у нее всегда был наготове упакованный чемодан. Она осушила стакан и налила себе другой.
Вот что такое мужество. Принимать разочарования и поражения, вину и стыд, все раны, нанесенные и полученные, и топить их в прошлом. Начинать заново. Проклиная вчерашний день и встречая завтрашний с высоко поднятой головой. Времена меняются. Они для тех, кто видит их приход, планирует и изменяется сам, чтобы соответствовать процветанию. Так что она заключила сделку с Карнсбиком, и снова разделила свою с таким трудом завоеванную маленькую империю, не произнеся ни единого грубого слова.
К этому времени его маленькая мануфактура, которая выглядела чертовски большой, когда он сделал ее из опустевшего борделя, уже изрыгала черный дым из двух своих жестяных труб, затем из трех кирпичных, окутывая смогом всю долину в спокойный день, и разгоняя нескольких шлюх, все еще упорно занимающихся потасканной торговлей, внутрь домов с их балконов.
Судя по виду, у новой мануфактуры будет труб в два раза больше. Самое большое здание на сотню миль. Она даже не знала, для чего оно, за исключением того, что там что-то делали с углем. В конце концов, холмы оказались бедны золотом, но выдавали эту черную дрянь в изумительных количествах. Когда тени мануфактуры удлинились, Мэр стала размышлять, что, может быть, ей было бы лучше с Папой Рингом через дорогу. Его, по крайней мере, она понимала. Но Ринг умер, и мир, за который они сражались, исчез с ним, рассеявшись, как дым от бриза. Карнсбик привел людей, чтобы строить, копать и топить его печи. Более чистые, спокойные, и трезвые люди, чем те, к которым Криз привык, но все же они нуждались в развлечениях.
— Времена меняются, а? — Она подняла стакан, салютуя никому. Папе Рингу, возможно. Или той себе, когда у нее еще было имя. Она заметила что-то через искажающее окно стакана, и опустила его. Два всадника ехали по главной улице; они выглядели так, словно проделали длинный путь, один качал раненную руку. Это была девчонка, Шай Соут. Она и Темпл, юрист.
Мэр нахмурилась. За двадцать лет уклонений от катастроф, она могла учуять опасность за тысячу шагов, и ее нос что-то свирепо защекотало, когда эти два всадника остановились перед ее дверью. Темпл соскользнул с лошади, упал в грязь, с трудом поднялся и помог спуститься Шай, которая тяжело хромала.
Мэр осушила стакан и высосала ликер из зубов. Пересекая комнаты и плотно застегивая воротник, она глянула на шкаф, где держала собранный чемодан, думая, не настал ли его день.
Некоторые люди — проблемы. Никомо Коска был одной. Ламб был другой. Кроме того, были люди, которые, не будучи сами проблемными, всегда умудрялись впустить проблемы, открывая твою дверь. Темпл, как она всегда подозревала, был из этих. Глядя на него теперь, когда она сбежала по лестнице, прислоняясь к прилавку в ее печально опустошенном игральном зале, она была в этом уверена. Его одежда была порвана и окровавлена, и измазана в грязи, выражение лица дикое, грудь вздымалась.
— Выглядишь, будто ты спешил, — сказала она.
Он бросил взгляд, и легчайший след вины был в его глазах.
— Можно, и так сказать.
— И попал в неприятности по пути.
— И так тоже, можно сказать. Могу я попросить выпить?
— Ты можешь заплатить?
— Нет.
— Я не благотворительная организация. Что вы здесь делаете?
Он мгновение готовился, а затем, точно, как фокусник, состряпал выражение глубокой искренности. Это немедленно заставило ее насторожиться.
— Мне больше некуда идти.
— Ты уверен, что пытался достаточно тщательно? — Она прищурила глаза. — Где Коска?
Он сглотнул.
— Забавно, что ты спросила.
— Мне не смешно.
— Нет.
— Так это не забавно?
— Нет. — Он явно отказался от искренности и остановился на простом страхе. — Я бы предположил, что он не более чем в нескольких часах за нами.
— Он едет сюда?
— Я предполагаю, что да.
— Со всеми его людьми?
— С теми, что остались.
— Это сколько?
— Некоторые умерли в горах, некоторые дезертировали…
— Сколько?
— Я бы предположил, что все еще сотня.
Ногти Мэра впились в ее ладони, когда она сжала кулаки. — А инквизитор?
— Очень даже в наличии, насколько мне известно.
— Чего они хотят?
— Инквизитор хочет выпытать себе путь в светлое будущее.
