Шай фыркнула.
— Разве не достаточно дерьма он собрал, слушая, как ты и Ламб поете оды прошедшим годам?
— Нельзя сжечь нежные воспоминания, а то я был бы уютно согрет каждую ночь.
Свит указал рукой на одинообразную во всех направлениях равнину, бесконечный простор земли и неба, и неба и земли, в никуда.
— Ни палки на сотни миль. Будем жечь коровьи лепешки, пока не перейдем мост Сиктуса.
— И готовить тоже на них?
— Могу себе представить запах того, что мы будем есть, — сказал Ламб.
— Все грани очарования, — сказал Свит. — Как бы то ни было, вся молодежь собирает топливо.
Лиф взглянул на Шай.
— Я не молодежь. — И как бы в доказательство потрогал подбородок, где уже начал любовно выращивать скудный урожай светлых волос.
Шай не была уверена, что не смогла бы собрать бороду побольше, и Свит остался равнодушным.
— Ты молод достаточно, чтобы испачкать руки в дерьме в услугу Сообществу, парень! — И он хлопнул Лифа по спине, к его огорчению. — Да ладно, коричневые ладони знак большого мужества и отличия! Медаль равнин!
— Хочешь, юрист поможет? — спросила Шай. — За три медяка он твой до обеда.
Свит сощурился.
— Я дам тебе два за него.
— Идет, — сказала она. Не было смысла торговаться, когда цены столь низки.
— Полагаю, ему это понравится, юристу-то, — сказал Ламб, когда Лиф и Свит направились назад к Сообществу, и разведчик снова рассуждал о том, каким чудесным все было раньше.
— Он здесь не для собственного удовольствия.
— Думаю, как и никто из нас.
Они недолго ехали в тишине, только они двое и небо, такое большое и глубокое, что казалось, в любой момент не останется ничего, что бы держало тебя на земле, и можно просто упасть в него и никогда не остановиться. Шай немного пошевелила правой рукой, плечо и предплечье все еще были слабыми и болели, боль отдавалась в шею и в ребра, но была с каждым днем все слабее. Уж точно, она переживала и худшее.
— Мне жаль, — сказал Ламб из ниоткуда.
Шай посмотрела на него, сгорбленного и обвисшего, словно якорь был привязан к его шее.
— Я всегда так и думала.
— Я серьезно, Шай. Извини. За то, что случилось в Аверстоке. За то, что я сделал. И за то, чего не сделал, тоже. — Он говорил медленней и медленней, пока у Шай не появилось чувство, что каждое слово для него как битва. — Извини, что никогда не говорил тебе, чем я был… до того, как пришел на ферму к твоей матери… — Она смотрела на него с пересохшим ртом, но он лишь хмурился на свою левую руку, большой палец все тер снова и снова обрубок среднего. — Все, что я хотел, это оставить прошлое похороненным. Быть никем и ничем. Ты можешь это понять?
Шай сглотнула. У нее было несколько воспоминаний из прошлого, которые она была не прочь утопить в болоте.
— Но семена прошлого всегда дают урожай в настоящем, как говорил мой отец. Я как тот дурак, снова и снова получаю один и тот же урок — и все равно всегда ссу против ветра. Прошлое никогда не остается похороненным. По крайней мере, не такое, как мое. Кровь всегда тебя отыщет.
— Кем ты был? — Ее голос звучал легким карканьем во всем этом пространстве. — Солдатом?
Его хмурый вид стал еще угрюмей.
— Убийцей. Давай это так назовем.
— Ты дрался в войнах? Там, на Севере?
— В войнах, стычках, дуэлях, везде где предлагали, и покончив с боем, я начинал новый, и покончив с врагами, я превращал друзей во врагов.
Раньше она думала, что любые ответы лучше, чем ничего. Теперь она не была так уверена.
— Полагаю, у тебя были причины, — пробормотала она, так тихо, что это превратилось во вкрадчивый вопрос.
— И хорошие, сначала. Затем плохие. Потом я обнаружил, что можно проливать кровь и без них, и полностью отказался от этой хрени.
— Ну, теперь у тебя есть причина.
— Ага. Теперь у меня есть причина. — Он вздохнул и выпрямился. — Эти дети… они все хорошее, что я сделал в жизни. Ро и Пит. И ты.
Шай фыркнула.
— Если причисляешь меня к своим хорошим делам, то ты наверное безнадежен.
— Так и есть. — Он посмотрел на нее, такой сосредоточенный и проницательный, что ей было трудно встретиться с ним глазами. — Но так случилось — ты наверное лучший человек из тех, кого я знаю.
Она отвернулась, снова массируя негнущееся плечо. Ей всегда казалось, что мягкие слова гораздо труднее проглотить, чем жесткие. Вопрос в том, к чему ты привык, наверное.
— У тебя чертовски ограниченный круг друзей.
— К врагам я привык больше. Но даже так. Я не знаю, откуда, но у тебя доброе сердце, Шай.
Она подумала о том, как он нес ее от того дерева, пел детям, бинтовал ее спину.
— Как и у тебя.
— О, я могу дурить народ. Видят мертвые, я могу обдурить себя. — Он посмотрел назад на ровный горизонт. — Но нет, Шай, у меня не доброе сердце. Там, куда мы едем, будут неприятности. Если повезет, то небольшие, но удача не особо приближалась ко мне все эти годы. Так что слушай. Когда в следующий раз я скажу не стоять у меня на пути, ты не стой, слышишь?
— Почему? Ты убьешь меня? — Она хотела сказать полушутя, но его ледяной голос прибил ее смех.
— Неизвестно, что я сделаю.
Ветер дул в тишине и колыхал длинную траву, и Шай подумала, что слышала в нем редкие крики. Безошибочная нотка паники.
— Слышал?
Ламб повернул лошадь к Сообществу.
— Что я говорил об удаче?
Все были в замешательстве, сбились в кучу и перекрикивались, или скакали друг на друга, фургоны перепутались, собаки сновали под колесами, дети плакали, и царило настроение ужаса, будто Гластрод восстал из могилы и был настроен их уничтожить.
— Духи! — услышала Шай чей-то вой. — Они отрежут наши уши!
— Успокойтесь! — кричал Свит. — Это не чертовы духи, и им не нужны ваши уши! Путешественники, как мы, вот и все!
Вглядываясь на север, Шай увидела полоску медленно движущихся всадников, извивающиеся маленькие пятнышки между безбрежной черной землей и безбрежным белым небом.
— Почему ты так уверен? — взвизгнул лорд Ингелстад, сжимая у груди несколько ценных вещей, будто он побежал бы со всех ног ради них, хотя всем было известно, куда бы он побежал.
— Потому что жаждущие крови духи не едут просто вдоль горизонта! Все вы, сидите здесь, не разбредайтесь и попытайтесь себя не поранить. Я и Плачущая Скала поедем на переговоры.
— Возможно эти путешественники знают что-то про детей, — сказал Ламб и пришпорил лошадь вслед за разведчиками, Шай поехала следом.
Она считала, что их Сообщество потертое и грязное, но они были королевской свитой рядом обветшалой колонной нищих, на которых они наткнулись, изможденных и с лихорадочными взглядами. Их лошади так отощали, что были видны ребра и желтизна на зубах; горстка фургонов шатаясь катилась следом, и немного засиженных мухами коров тащилось в конце. Точно, Сообщество проклятых.
— Как вы? — сказал Свит.
— Как мы? — Их лидер остановил лошадь. Это был здоровый ублюдок в оборванном плаще солдата
