Союза, вокруг рукавов висела оборванная золотая тесьма.
— Как мы? — Он спустился с лошади и плюнул. — На год старше, чем когда мы шли в ту сторону, и, блядь, ни часом не богаче, вот как мы. Хватит Далекой Страны с этих парней. Мы направляемся назад в Старикланд. Хотите нашего совета, поступайте также.
— Золота там нет? — спросила Шай.
— Может что-то и есть, девочка, да только я не собираюсь помирать за него.
— Никто ничего просто так не отдаст, — сказал Свит. — Риск всегда есть.
Человек фыркнул.
— Я смеялся над риском, когда выехал в прошлом году. Заметно, чтоб я смеялся сейчас? — Шай не замечала. — В Кризе кровавая война, убивают каждую ночь, и новый народ ввязывается в драку каждый день. Они даже больше не особо заботятся хоронить трупы.
— Полагаю, им там всегда больше нравилось выкапывать, чем закапывать, — сказал Свит.
— Ну, они стали хуже. Мы поднялись в Бикон[18], в холмы, чтобы найти работу. Это место кишело людьми, которые надеялись на то же.
— Бикон кишел? — Свит фыркнул, — когда я там был в последний раз, там стояло не больше трех палаток.
— Ну, это теперь целый город. По крайней мере был.
— Был?
— Мы остановились там на ночь или две, а потом отправились в дикие места. Вернулись в город, проверив несколько заводей и найдя лишь холодную грязь… — У него иссякли слова, он просто смотрел в никуда. Один из его сообщников снял шляпу с наполовину оторванными полями и посмотрел в нее. Странно для этого выкованного лица, но в его глазах были слезы.
— И? — спросил Свит.
— Все исчезли. Две сотни людей в лагере, или больше. Просто исчезли, понимаете?
— Исчезли куда?
— В ад, блядь, как мы поняли, и мы не планируем к ним присоединяться. Там пусто, говорю вам. Еда все еще на столах, и белье все еще сушится. И посреди площади мы нашли нарисованный Круг Дракона десяти шагов в ширину. — Мужчина содрогнулся. — Нахуй это, вот что я скажу.
— В ад, нахуй, — согласился его сосед, напяливая драную шляпу.
— Людей Дракона не видели уже давно, — сказал Свит, но выглядел немного обеспокоенно. Он никогда не выглядел обеспокоенным.
— Люди Дракона? — спросила Шай. — Кто это? Вроде духов?
— Вроде, — проворчала Плачущая Скала.
— Они живут к северу, — сказал Свит. — Высоко в горах. С ними шутки плохи.
— Я бы лучше пошутил с самим Гластродом, — сказал человек в плаще Союза. — Я дрался в войне с северянами, и дрался с духами на равнинах, и с людьми Папы Ринга в Кризе, и спокойно отношусь к любому из них. — Он покачал головой. — Но я не стал бы драться с драконовыми ублюдками. Даже если б горы были сделаны из золота. Колдуны, вот они кто. Чародеи и черти, и я не стану иметь с ними дел.
— Мы благодарны за предупреждение, — сказал Свит, — но мы зашли так далеко, и полагаю, продолжим.
— Пусть все вы разбогатеете как Валинт и Балк вместе взятые, но это вы будете делать без меня. — Он махнул рукой кучке своих компаньонов. — Поехали!
Ламб поймал его за руку, когда он поворачивался.
— Ты слышал о Греге Кантлиссе?
Мужчина выдернул рукав.
— Он работает на Папу Ринга[19], и ты не найдешь ублюдка злее во всей Далекой Стране. Прошлым летом в холмах неподалеку от Криза убили и ограбили Сообщество из тридцати человек, отрезали уши, содрали кожу, изнасиловали. Папа Ринг сказал, что это, наверное, были духи, и никто не доказал обратного. Но я слышал слушок, что это сделал Кантлисс.
— У нас к нему есть дело, — сказала Шай.
Человек повернул на нее впалые глаза.
— Тогда мне жаль вас, но я несколько месяцев не видел его и не планирую увидеть этого ублюдка снова. Ни его, ни Криз, ни другую часть этой проклятой страны.
Он цокнул языком и уехал, двигаясь на восток.
Они минуту посидели там, глядя, как потерпевшие неудачу волочились назад к цивилизации. Не было знаков, способных придать кому-то оптимизма по поводу пункта назначения, даже если б они были к оптимизму склонны, а Шай не была.
— Думала, ты знаешь каждого в Далекой Стране? — сказала она Свиту.
Старый разведчик пожал плечами.
— Тех, кто там какое-то время.
— Значит, не этого Грегу Кантлисса?
Он пожал плечами сильнее.
— Криз кишит убийцами, как пень мокрицами. Я не так часто там бываю, чтобы отличать одну от другой. Если мы оба доберемся до туда живыми, могу представить тебя Мэру. Тогда ты, может, получишь некоторые ответы.
— Мэру?
— Мэр заправляет в Кризе. Ну, Мэр и Папа Ринг заправляют, и так было с тех пор, как там впервые сколотили пару досок, и все это время ни один из них не был слишком дружелюбным с другим. Похоже, дружелюбнее они не стали.
— Мэр может помочь нам найти Кантлисса? — спросил Ламб.
Свит пожал плечами еще сильнее. Еще чуть-чуть, и он стряхнул бы шляпу.
— Мэр всегда может помочь, если ты можешь помочь Мэру. — И он ударил пятками лошадь и рысью поехал обратно к Сообществу.
О Боже, Пыль
— Просыпайся.
— Нет. — Темпл постарался натянуть свой жалкий клочок одеяла на лицо. — Пожалуйста, Боже, нет.
— Ты должен мне сто пятьдесят три марки, — сказала Шай, глядя вниз. Каждое утро одно и то же. Если только можно назвать это утром. В Компании Милосердной Руки мало кто пошевелился бы, пока солнце хорошенько не поднимется, если только на горизонте не маячила добыча, и нотариус шевелился последним. В Сообществе все делали по-другому. Над Шай все еще мерцали яркие звезды, а небо вокруг было лишь слегка светлее, чем смоль.
— Каков был изначальный долг? — проворчал он, пытаясь вычистить из горла вчерашнюю пыль.
— Сто пятьдесят шесть.
— Что? — Девять дней спиноломного, кромсающего легкие, обдирающего ягодицы труда, и он снизил счет меньше чем на три марки. Можно говорить что угодно о Никомо Коске, но старый ублюдок был щедрым нанимателем.
— Бакхорм приплюсовал тебе три за ту корову, что ты вчера потерял.
— Я не более чем раб, — тихо прошептал Темпл.
— Ты хуже. Раба можно продать. — Шай пнула его ногой, и он, ворча, с трудом поднялся, натянул сапоги, которые были ему велики, на ноги, покрытые росой оттого, что высовывались из-под одеяла, которое было ему мало. Натянул свою куртку поверх единственной засохшей от пота рубахи, и похромал к фургону повара, хватаясь за свой задубевший от седла зад. Он сильно хотел заплакать, но не стал, чтобы не доставлять Шай удовольствия. Не то чтобы что-то доставляло ей удовольствие.
Он стоял, больной и жалкий, с трудом глотая холодную воду и полусырое мясо, которое было
