будет смотреть себе в глаза?
Сполоснув щетку, Кейт полностью разделась и встала под душ. Намылила губку, а когда начала растираться, сообразила, что снова плачет. Обессиленно сев в ванну, она съежилась, прижав ноги к груди и уткнувшись в коленки лицом, с силой сдавила губку, которая брызнула пеной. Колотящие по спине струи воды напомнили ей далекое детство, когда она, испугавшись сорвавшейся с поводка соседской собаки, несколько часов просидела в кустах палисадника, пока не началась гроза. И как с облегчением плакала, прижимаясь к отцу, который наконец-то нашел ее. Кое-как домывшись, Кейт вернулась в спальню, собираясь позвонить отцу, но не вовремя вспомнила, что в квартире не установлен телефон, а на мобильнике не оказалось денег.
Пытаясь хоть как-то отвлечься, она начала было доразбирать оставшиеся с переезда коробки, но, почувствовав, что лишь тупо переставляет вещи с места на место, пытаясь оттянуть упорно приближающуюся истерику, оделась и выскочила на улицу.
Та привычно встретила просыпающимися звуками, гомоном детворы и свежим, прохладным воздухом, еще не приправленным едким дымом автомобильных труб, с прогорклым привкусом фаст-фуда. На улице была осень, и вышедшая на крыльцо Кейт зябко поежилась под коротким полупальто. Хотелось что-то делать, куда-то бежать, отвлечься любым доступным способом, только бы заставить замолчать растревоженных демонов, мятущихся в ее душе. Проходя мимо продолжавшего музицировать бездомного ветерана, Кейт остановилась, сунув руки в пальто, и стала слушать музыку, предоставив мыслям свободно течь куда им вздумается. Подхваченные музыкой, они понесли ее назад, в школьные годы, когда, в отличие от сверстников, влюбленных в однообразную танцевальную трескотню, она заслушивалась Би Би Кингом и Мадди Уотерсом. Потом были «Битлз», «Cream», да много кого еще. В их семье еще сохранилось несколько коробок с пластинками. И хотя за каждый экземпляр некоторые энтузиасты предлагали отцу Кейт весьма солидные суммы, он не торопился расставаться с семейным сокровищем, все-таки надеясь, что однажды дочка сможет снова насладиться любимыми мелодиями детства.
«Еще чего придумаешь?» — мысленно укорила себя Кейт, но случайно затронутое воспоминание тут же выползло наружу и полностью подчинило себе мозг.
Любовь к музыке Кейт привила мама — работник аналитического отдела «Хроноса», с азартом коллекционера бережно собиравшая записи различных музыкантов еще с семидесятых. По крайней мере, так говорил отец. Кейт и сейчас по ней очень скучала.
В тот день, когда маме поставили диагноз, вернувшаяся из колледжа девушка сначала не поверила, настолько это был страшный удар. А дальше начались бесконечные скитания по всевозможным клиникам, куда Кейт с отцом с упрямым остервенением записывали маму, ранеными птицами метаясь от одного специалиста к другому. Пытаясь замедлить, остановить, спасти…
Но врачи только разводили руками.
Рак. Мама сгорела за какие-то несколько недель. Словно свеча, которую задул порыв ветра. Кейт вздохнула. Хотя Алан и София Либби были ее приемными родителями, девушка любила их как родных. Ее удочерили в двенадцать лет, а своих настоящих отца и мать Кейт не помнила. Два года назад она попросила отца помочь ей восстановить воспоминания из детства. Но ни курс терапии, ни гипноз, ни психостимуляторы не смогли дать ответы на вопросы о том, где родилась и жила девушка до того, как ее нашли неподалеку от заброшенной фермы в штате Иллинойс.
Немного поиграв, Бо неожиданно замолчал и, медленно опустив руку с гармошкой, безошибочно повернул в ее сторону голову со слепыми глазами, которые закрывали очки.
— Кто это тут у нас, а? — низким, хриплым голосом строго поинтересовался он.
— Это я, Бо, — негромко откликнулась Кейт. — Привет.
— А-а-а, маленькая мисс, — музыкант говорил на характерном афроамериканском диалекте, и в его устах «маленькая мисс» скукоживалось в малопонятное «малмис». — Которую совсем недавно занесло в наши края попутным ветром, опустив прямо на лысину старого пса Бо, а? Пришла послушать мои вопли?
— Ты очень красиво играешь.
Музыкант некоторое время молчал, а потом шумно втянул носом воздух и повел головой, словно в самом деле оглядывал улицу.
— Правда, мне нравится, — растерянно пробормотала Кейт, испугавшись, что по неосторожности обидела старика.
— Не в этом дело, — Бо склонил голову и немного помолчал. — За десять лет вы, малмис, первый человек, который заговорил со мной.
— Не может быть. Почему?
— Ну, почему же не может. Кому есть дело до бездомного калеки, — беззлобно усмехнулся Бо. — К тому же я старик, на работу не возьмут, в дом престарелых тоже, поэтому я так — просто занимаю место. А на улице, да еще такой, это и не так уж особо-то и заметно.
— А родственники?
— Никого. Старый Бо как колтун на паршивой заднице мироздания. Прилепился в самом неудобном месте, так что никак не стряхнуть, — бродяга издал мягкий гортанный звук и мелодично вывел: — Ника-ак не стряхнуть, м-м-м…
Налетел морозный утренний ветерок, и он поежился.
— Холодает, — задрав голову к небу, сказал Бо, пока новый порыв воздуха шевелил его всклокоченную седую бороду.
— Вот, возьмите, — поддавшись внезапному порыву, Кейт размотала на шее шарфик и, наклонившись, повязала на морщинистой старческой шее, видной из воротника поношенной военной куртки.
На этот раз старый Бо молчал дольше обычного. Наконец он принюхался, задумчиво втянув ноздрями незнакомый женский запах с привкусом духов.
— Так пахли цветы, что росли на заднем дворе моего дома, — наконец сказал он.
Кейт улыбнулась, шмыгнув носом, и ощутила, как защипало в глазах. Несмотря на это, спонтанно сделанное доброе дело немного успокоило нервы, и кончики пальцев перестали дрожать. Кейт засунула ладони в карманы пальто.
— Теплый. А как же ты?
— У меня еще есть, — поспешно заверила она. — Я ведь тут живу, недалеко идти.
— Недалеко идти, — задумчиво повторил Бо, теребя в пальцах гармошку. — Как тебя зовут, девочка?
— Кейт, — та застегнула верхнюю пуговицу пальто и подняла воротник. — Кейт Либби.
— Вот что я тебе скажу, Кейт Либби. Иногда в этом мире каждый только и норовит, чтобы подставить нам подножку, — бездомный музыкант покачал головой и указал на нее сухим пальцем. — Но только добрые дела и любовь в сердце помогают нам подниматься на ноги и топтать эту землю дальше. Зло не выносит добро. Бежит от него. Ты сделала мне добро, и оно вскоре вернется к тебе, — он медленно поднес к груди руку, потом протянул ее к ней ладонью вверх, будто протягивая нечто невидимое. — От меня к тебе.
— Сейчас его стало слишком много. Людям ничего не интересно, кроме собственных проблем.
— Так было всегда, и так будет и впредь. Без зла мы не научились бы ценить доброту, — покачал головой старик. — Помни это.
— Хорошо, — кивнула Кейт. — Я попробую.
— Храни тебя Бог, Кейт Либби.
— Думаете, он есть? — потуже запахнувшись в пальто, спросила девушка, она никогда не обсуждала эти вопросы ни с кем, кроме отца, и неожиданно для себя впервые затронула эту тему с посторонним.
— Не знаю, — пожал плечами Бо и, немного помолчав, странно ответил: — Но он иногда говорит со мной.
— Как?
— Я просто слушаю, и все, — загадочно улыбнулся старик. — И зная, что я его слушаю, он говорит. Другие ведь не слышат, им некогда. Я же тут всегда сижу и вижу — все бегут, куда-то торопятся, шумят. Не слышат друг друга. Ругаются, что-то выясняют, делят. Какой уж тут Бог. Вот он и не показывается. А я иногда слышу. Чувствую, как он приходит и говорит.
— О чем?
