писать до сих пор. Дел написал сценарии для нескольких наших клипов, а также короткий рассказ, вдохновивший Эскла на написание текста “November Rain”.
Пока группа из-за поисков продюсера находилась в состоянии простоя, мы очень часто посещали Адский Дом, но я был единственным бродягой, поэтому не только веселился, но и жил там. В Адском Доме я даже дал несколько первых интервью. Когда я читал их, то не мог понять, почему журналистов шокировала окружающая обстановка. Для меня она была вполне нормальной и привычной.
Она заразила всех и каждого из нас вшами.
Другим местом моего обитания помимо Адского Дома и жилого комплекса стриптизерш, находившегося через улицу от квартиры Иззи и Стивена, был стрип-клуб на Сансет Седьмая Вуаль (Seventh Veil), работающий до сих пор. Мне нравилось жить с несколькими девушками, работавшими там, в их квартире на Голливудском Бульваре, где мы обычно пьянствовали длинными ночами. Одну из тех девушек звали Кэмерон (Cameron). Мы все с нею переспали по одному или несколько раз, а Стивен перестал с нею встречаться какое-то время, потому что она заразила всех и каждого из нас вшами. Это было довольно нелепо; за ее лицо мы стали называть ее Крэберон (Craberon). Я поверил ей на слово, думал, что подхватил вшей в Адском Доме или еще каком-нибудь сомнительном месте, где мне в то время пришлось ночевать, но я ошибся. У Крэберон была небольшая уютная квартира в Западном Голливуде, и однажды, когда я переспал с нею, то опять подцепил вшей.
Другой, еще более разнузданной стриптизершей была Адрианна Смит (Adrianna Smith), девушка, с которой спали и Стивен, и Эксл и которую он навсегда увековечил на нашем первом альбоме...но мы получали все это в гораздо меньших объемах. Моя маленькая вселенная над Седьмой Вуалью была просто великолепной: я заваливался туда около одиннадцати вечера, забирал у девушек чаевые, уходил в винный магазин, закупался Джимом Бимом (Jim Beam) (Джеком Дениелсом для бедных), а когда девчонки возвращались с работы, начиналась крутая вечеринка. Для человека, не имеющего за душою ни гроша, это был наилучший вариант: крутое, безрассудное место, полное девчонок, где я спокойно мог пить или заниматься всем, чем хотел, не вспоминая о тяжелых временах.
Где-то далеко в своих мозгах я понимал, что мы не можем выбирать продюсера, и что инерция разрушала нас. Я был законченным наркоманом, напиваясь и употребляя наркотики, когда хотел, к тому же у меня осталось очень мало денег – отдых не пошел нам на пользу. Я снова начал ходить по друзьям и жить уличной жизнью, ночуя на кушетках – но все это было хуже, чем раньше. Но тогда это представлялось довольно забавным, потому что я лишь иногда работал вместе с группой. Сейчас я понимаю, что мы были полностью дезорганизованы и все дерьмо, в котором мы увязли, создали мы сами. Глубоко внутри я знал, что должен завязать со всем этим, что дальше уже просто некуда падать.
В то время арестовали нашего дилера Сэмми, и это стало по-настоящему поворотным моментом. Я был в квартире у Иззи и Стивена в день, когда девушка Иззи Дейзи пошла на встречу к Сэмми за нас туда, где тусовалось большинство его клиентов. Полицейские готовили облаву, поэтому когда Дейзи ушла и не вернулась, мы забеспокоились. Чуть позже она позвонила нам из тюрьмы. Они забрали всех клиентов Сэмми, и мы собирались вытаскивать ее из тюрьмы, но Сэмми не возвращался очень долгое время. Это была настоящая проверка для нас; помню, мы с Иззи безуспешно бродили по улицам в поисках наркотиков. Творился какой-то страшный беспорядок. Я перестал возвращаться к Ивонне, забегал к ней всего три раза. Я пробыл у нее несколько дней, но мне становилось хуже, я снова мог простудиться.
Тем временем Тот Зутот стал себе на уме. Однажды он вызвал нас в Geffen, мы решили, что опять нужно обсудить очередную кандидатуру продюсера, поэтому он хочет с нами встретиться. Когда мы пришли к нему в офис, он все время смотрел нам в глаза. Я только лишь кивал головой, до сих пор не придя в себя после пребывания у Ивонны, а отдохнувшие ребята выглядели просто ужасно.
«Какого черта я должен что-то делать для вас?» - спросил он. – «Посмотрите на себя. Неужели вы думаете, что сможете записать альбом?! Ребята, вы должны сделать это вместе! Соберитесь! Время уходит!»
Он бросал слова на ветер, но они производили впечатление медленно, но уверенно, не особо заморачиваясь на этом, или даже признавая это, мы начали собираться вместе.
Алан Найвен и Том Зутот направляли каждого продюсера в городе на встречу с нами, и когда они уже начали думать, что это бесполезно, нашелся один человек – Майк Клинк (Mike Clink). У нас была всего одна сессия с ним, мы записывали “Shadow of Your Love”, она была лучшей песней, которую мы играли на репетициях, со времен Hollywood Rose. Наша версия песни не вошла в альбом, но ее выпустили на японском варианте EP.
Потом мы снова и снова переслушивали то, что получилось: и наконец-то услышали свою игру на пленке в том виде, в каком и хотели. Там звучали только мы, но немного улучшенные, Клинк прочувствовал сущность Guns N’Roses. Наконец, все заработало. Мы провели семь месяцев в чистилище, с трудом играя и иногда лишь записываясь не с теми продюсерами. Это было похоже на вечность, потому что с нашим образом жизни мы и на десятую долю не напоминали группу.
Майк Клинк молодец, он знал, как направить нашу энергию в нужное русло. Он знал, как понять наше звучание, не меняя его тональности, а также он легко находил общий язык с каждым из нас. Секрет Клинка был прост: он не пренебрегал нашим звучанием – он просто много работал над тем, чтобы правильно понять его, и все. Даже странно, что до него никто не мог этого сделать. Клинк работал с Heart and Jefferson Starship, но нас подкупило то, что он присутствовал на записи Lights Out UFO. Этот альбом был знаменательным для нас, потому что игра гитариста Майкла Шенкера (Michael Schenker) была поразительной и просто потрясающе звучала.
Обычно мне встречались продюсеры из тех людей, которые всегда реагируют на проблемы других, но никогда на свои собственные. Они сначала рассказывают им, что нужно делать, как играть, каким должно быть звучание – и все в таком духе. Но вот за что их сложно уважать, так это за то, что чаще всего у них нет своего лица, какой-то своей изюминки. Майк же отличался от них, он был приветливым, никогда не навязывался, был легок на подъем, спокоен и наблюдателен. Он знал, что лучше не в одиночку строить предположения, а всем вместе обсуждать проблему. Мы с самого начала уважали его.
Мы засели в студии S. I. R. с Майком за пультом, группа свободно себя чувствовала, на нашей первой сессии мы начали работать над песней, которая в последствии стала “You could Be Mine”. На следующей сессии мы взялись за “Perfect Crime”, которую принес Иззи. Мы не писали новый материал, но нам было очень комфортно там работать.
Мы начали записывать демо-версии песен, отобранных для Appetite; с Майком у нас все получалось намного лучше, чем раньше. Единственный творческий сдвиг произошел, когда мы начали следовать предложениям Алана. В оригинальной версии “Welcome to the Jungle” повторялся фрагмент, где Эксл пел: “When you’re high, you never want to come down” («Когда ты высоко поднимешься, то ни за что не захочешь спускаться»). Алан предложил уменьшить количество повторов. И он был прав. Это сократило песню. Более того, все наши песни были прочувствованы такими, какими они должны были быть. Это было испытание тем, как хорошо песни могут звучать в студии, и какое настроение мы в них вложили. Мы никогда не прислушивались к советам – кто бы их не давал. Но мы были готовы попробовать, и поняли, что они действительно работают. В то время Алан занимался менеджментом Great White, а еще он был их продюсером и соавтором песен. Это было замечательным обстоятельством, но тогда мы не осознавали этого, потому что нам казалось, что та сессия прошла не очень хорошо, а “Welcome to the Jungle” стала отличаться от всех песен. Меня никогда не волновали отношения Алана и Great White, но когда мы узнали о них, нас охватило тихое недовольство, которое распространялось на всех нас как снежный ком.
Я могу только догадываться, как радовался Том тому, что Guns N’Roses наконец-то нашли продюсера и менеджера, с которыми мы хотели работать. На это ушла пара лет, но в конце концов он убедил лейбл поверить в нашу группу лунатиков и вернуть нас на тот путь, который обещал нам.
Алан заказал нам Rumbo Studio в Canoga Park, в которой очень нравилось работать Клинку, чтобы записать несколько живых песен. Canoga Park располагался там, где вырос Стивен, в Долине, которая находилась, по моим меркам, в другой стране. Думаю, что тогда они хотели увезти нас подальше от Голливуда, чтобы заставить сосредоточиться на записи. Алан снял для нас комнаты в Оуквудсе (Oakwoods), которые ничем не отличались от обычных гостиничных номеров по всему миру. Еще для всевозможных переездов он взял на прокат микроавтобус. По неясным для меня причинам водителем назначили меня.
