ветку.
На поляну выбежало огромное четвероногое животное. Длинные ветки росли у него из головы, а шкура была усеяна бурыми пятнами, похожими на камешки в ручье. Животное остановилось под деревом, нервно поводя головой. Оно стояло прямо под веткой, на которой сидела Луса, и она могла бы спрыгнуть ему прямо на спину, если бы захотела. Разумеется, у нее не было ни малейшего желания делать такую глупость. Она чувствовала страх животного, и этот страх заставлял ее еще сильнее вцепляться когтями в кору. Наконец, странный зверь бросился в сторону и скрылся за деревьями.
Луса не спешила слезать на землю. Здесь, на дереве, она чувствовала себя в безопасности. Она сорвала еще несколько ягод и съела их. Запах цветов, листьев и смолы приятно щекотал ее глотку. Луса потянулась за новой ягодкой, и вдруг замерла с протянутой лапой.
Черный медведь смотрел на нее со ствола дерева. Оцепенев от ужаса, Луса молча смотрела на него. Она не помнила, сколько времени они просидели так, глядя друг на друга. Наконец, Луса протянула дрожащую лапу и раздвинула листья, чтобы лучше разглядеть незнакомца. И тут же с облегчением расхохоталась. Верно говорят, что у страха глаза велики! То, что она приняла за медвежью морду, оказалось всего лишь причудливыми наростами и выступами коры!
— Здравствуйте, — прошептала Луса, прижимаясь щекой к стволу. — Наверное, вы раньше были черным медведем?
Выходит, Стелла все-таки была права. Лусе было приятно думать, что медвежий дух смотрит на нее и знает о ней. Так она чувствовала себя не такой одинокой.
Она еще немного посидела на дереве, с наслаждением подставляя бока припекающему солнышку. Потом вежливо попрощалась с духом и слезла на землю. «Может быть, я скоро повстречаю другого духа», — сказала она сама себе и насторожила уши, чтобы определить, откуда доносится журчание воды.
Вскоре она уже шлепала по мелководью, и гладкие, как яйца, камушки весело шуршали под ее шагами. Ледяная вода остудила и успокоила ее бедные лапы, содранные в кровь после долгого путешествия по твердым тропам плосколицых. Отдохнув и напившись, Луса решила идти следом за рекой. Она видела, что берега медленно поднимаются к отрогам медвежьей горы, а значит, река приведет ее в те места, о которых говорила Ока… Приведет-то приведет, но что она будет делать дальше? Луса уже сейчас видела, что лес оказался гораздо больше, чем она могла себе представить. Даже если она заберется на верхушку самого высокого дерева, она все равно не увидит, где он кончается. Как же она отыщет там Токло?
Остаток дня Луса провела на реке, а с утра снова отправилась в путь. Она шла целый день, прячась в прохладной тени деревьев. На третий день река вдруг перестала карабкаться на склон горы, а сделала широкий поворот и побежала в лес. Луса уселась на берегу, свесив лапы в воду. Что теперь делать? Выходит, напрасно она доверилась реке? Нужно было прямиком лезть на гору и искать Токло! Ей не хотелось покидать реку, веселое журчание которой скрашивало ее одиночество и вселяло надежду на то, что все закончится хорошо. Река была ее другом, и Лусе было тяжело с ней расстаться. Наконец, она со вздохом поднялась и побрела в лес, чувствуя себя совсем одинокой и несчастной.
Дни становились длиннее и жарче, земля под лапами все круче поднималась вверх. За время путешествия Луса еще сильнее полюбила деревья, ведь они укрывали ее от зноя днем и давали прибежище ночью. В лесу она чувствовала себя в безопасности, но всегда помнила об осторожности. Ночью она забиралась на деревья и спала в ветвях, где ей были не страшны ни волки, ни гризли, ни случайно забредшие в лес плосколицые.
На шестой день путешествия Луса взобралась на высокое плато, нависавшее над деревьями. Она подошла к самому краю и невольно ахнула.
Целый мир расстилался внизу под ее лапами. Луса села и стала смотреть. Вдали, там, где небо касалось земли, висели легкие розовые облака. Отсюда виден был даже край леса, только разве до него дойдешь? Луса покачала головой и печально вздохнула. Наверное, она будет идти туда до первого снега! Где-то там, где виднеются узкие полоски дорог и силуэты каменных берлог, лежал ее Медвежатник. Может быть, ее семья сейчас тоже смотрит на медвежью гору и думает о ней?
Луса виновато понурила голову, и одиночество всколыхнулось в ней, как вода в реке. Она надеялась, что ее семья не очень тоскует о ней. Наверное, они догадались, что она не умерла, а просто сбежала. Луса вспомнила, как она сходила с ума от тревоги, когда плосколицые забрали с собой заболевшую Ашу… Но ведь медведи могут подслушать разговоры плосколицых кормильцев и догадаться, что случилось с Лусой. Они ведь знали, что она давно задумала уйти на волю! Интересно, сильно ли сердится на нее Кинг? Неужели он никогда ее не простит?
Луса снова вздохнула и вдруг услышала какой-то странный шум, раздававшийся совсем рядом с тем местом, где она сидела. Это было похоже на жужжание целой кучи мух. Луса встала и как следует принюхалась. Пахло чем-то сладким… таким сладким, что у Лусы слюнки потекли. Может быть, здесь растет Жужжащее Дерево, о котором рассказывала Стелла?
Луса торопливо бросилась на звук и в недоумении остановилась перед самым обычным деревом, на первый взгляд ничем не отличавшимся от всех остальных деревьев. В стволе дерева, примерно на высоте головы Лусы, виднелось глубокое дупло. Какие-то мохнатые жуки стаями влетали и вылетали из этого дупла, ползали по коре. Это были пчелы, Луса видела их в Медвежатнике, они любили садиться на мятые фрукты. Ну что ж, пчелы — это всего лишь пчелы! Луса встала на задние лапы, уцепилась когтями за низко растущую ветку, подтянулась — и сунула морду в черное дупло. Потом вытянула язык и лизнула что-то теплое, липкое… и сладкое, ох, до чего же сладкое!
Жужжание стало громче, и Луса на миг испугалась, уж не разозлилось ли на нее дерево. И тут целая туча пчел вылетела из дупла и ринулась на Лусу. «Ой, ой-ой!» Только теперь Луса поняла, что Стелла ошибалась — это совсем не дерево жужжало и больно жалило тех, кто лазает в него за медом! Это были пчелы. Они жужжали, как разъяренные огнезвери и больно кололи Лусу своими острыми жалами.
— Ой! — завопила Луса, размахивая лапами. — Ой, перестаньте! Хватит, слышите?
Но вкус меда был сильнее боли, и Луса снова засунула морду в дупло. Она ела, ела и ела, не обращая внимания на боль укусов и жужжание разгневанных пчел, и оторвалась только тогда, когда почувствовала, что больше в нее не влезет.
Она тяжело оторвалась от дерева и вразвалку пошла прочь. Морда у нее горела от укусов, но живот был полон до отказа. До конца дня она чувствовала во рту липкую золотистую сладость, и в конце концов решила, что ради меда можно и потерпеть.
Вечером, когда легкий туман стал расползаться с предгорий в долину, Луса заметила на одном из деревьев глубокие отметины когтей. Она встала на задние лапы и тщательно осмотрела царапины, нанесенные чьей-то огромной лапой высоко-высоко над ее головой. Луса попыталась вспомнить, что Кинг рассказывал про такие отметины, но ее отвлек сильный запах черники, доносившийся из-под дерева. Луса опустилась на землю, подбежала к кустику и быстро объела его дочиста.
Рядом рос еще один кустик, а за ним еще один, и Луса принялась с урчанием набивать живот ягодами. В лесу быстро темнело, первые звезды уже зажглись на небе, а значит, скоро нужно будет искать место для ночлега…
Луса остановилась перед кустом с острыми колючками на ветках. Куст был усеян очень заманчивыми черными ягодками, вот только как достать их, чтобы не поцарапать искусанную пчелами морду? Может быть, подтянуть ветку лапой, а уж потом объесть….
Сердитое рычание прервало ее мысли. Луса подпрыгнула от неожиданности, обернулась — и очутилась нос к носу с огромным гризли. Ужас пронзил ее, лапы приросли к земле.
— Воруешь на МОЕЙ территории?! — заревел медведь и с такой силой пихнул Лусу, что она кубарем покатилась по земле. Но этого гризли показалось мало. Он поднялся во весь свой чудовищный рост и навис над распростертой на земле Лусой. Она увидела распахнутую красную пасть, острые длинные зубы и злобные маленькие глазки, сверкающие из-под спутанной бурой шерсти.
— П-простите, — пролепетала Луса, вскакивая с земли. — Я не хотела…
Медведь с ревом опрокинул ее и с силой прижал лапой к земле. Острые когти ужасного зверя глубоко