– Леша! Алексей!
Епифанов обернулся. Сергей узнал бы его сразу, где угодно. Почему же Епифанов не узнает?
– Леша. Это же я, Голицын… Сергей…
– Ты?
Сергей видел, что его появление не вызвало никакой радости.
– Так как же, Леша… Не узнаешь?
Епифанов деликатно уверял, что узнал и помнит. Вскользь спросил, комсомолец ли.
– Буду, – сказал Сергей решительно. – Что было, то прошло. Газету читал?
– Это ты?
– Я.
– Ну, добре. Ну, здравствуй, приятель!
Паровозик подвел новые платформы. Сергей с опаской стал рядом с Епифановым. Ему интересно было взглянуть на Федьку Чумакова и на женскую бригаду. Но он никого не мог разглядеть в этих одинаковых неуклюжих фигурках, одетых в теплые комбинезоны, резиновые сапоги и широкие шляпы. Женщин он угадал лишь потому, что они были меньше и круглее.
– Нам давай, какого черта!.. – закричали из мужской бригады, и Сергей узнал Федьку Чумакова. Федька сердито жестикулировал, требуя к себе бадью. Но тут через край опалубки выглянула бригадирша женской бригады и закричала неистовым голосом:
– Это еще что такое? Почему вам? Чего лезешь не в очередь? Катись, голубчик, ничего не получишь! Давай бетон, живо, ну!
Епифанов, усмехаясь, двинул пальцами, и бадья мягко пошла к Чумакову. Савелова повернула к Епифанову покрасневшее от негодования лицо.
– А я что, стоять должна, что ли? Ты этому паршивцу не подыгрывай! Я до тебя тоже доберусь! Небось сговорились?! А ты, – обратилась она к Федьке, – не моргай, не корчи ангела, лукавый черт!
Федя Чумаков, беспомощно улыбаясь, ловко вскочил на бадью и стал колом отбивать приставший к стенке бетон.
Пораженный перепалкой знатных бетонщиков, Сергей спросил:
– Да что же это она? И чего Федька терпит?
Епифанов, усмехаясь, заботливо направлял работу крана. Савелова ругнулась еще раз и сердито, исподлобья, поглядела на Сергея. Она не узнала его и отвернулась. Но, увидев этот сердитый и одновременно добрый взгляд исподлобья, это пополневшее, но по-прежнему румяное, курносое миловидное лицо, Сергей мигом узнал ее и даже вскрикнул от удивления. Лилька!.. Была Лилька и Лилька, даже фамилии никто не знал, а теперь – пожалуйста, знатная бетонщица Савелова!..
Отправив бадью, Епифанов ответил:
– Да как не терпеть?.. Она ведь ему жена! А с женой да с радио, известно, не спорят.
И, поколдовав пальцами, отправил вторую бадью на участок женской бригады.
После работы в новом, только что отделанном клубе начиналась жизнь. Навстречу Сергею из всех дверей рвались звуки духовых и струнных инструментов, неуверенно пиликала скрипка, и над всеми этими звуками несся свободный и сильный женский голос, разучивавший упражнения: «А-а-а-а-а-а-а-а…» В физкультурном зале тренировались гимнасты. У модели планера занимались планеристы. Из стрелкового тира выскочила белокурая молоденькая женщина, крикнула Епифанову:
– Леша, тебя на репетицию ждут!
И, увидев Сергея, приветливо поклонилась:
– Здравствуйте, товарищ. Посмотреть пришли?
Сергей удивился ее приветливости, но вспомнил о своей красноармейской форме – это она открывала ему все двери.
– Лидинька, покажи ему клуб, – сказал Епифанов. – А я, браток, побежал… И я уже не Епифанов, а купец Восьмибратов… Пока!
Он скрылся за одной из дверей.
Сергей слушал женский голос, царивший над всеми звуками.
Лидинька охотно болтала, показывая клуб. И Сергей не стеснялся расспрашивать ее.
– А кто секретарь комсомола?
– Круглов Андрюша… Чудесный парень!
– А много осталось старых комсомольцев?
Она называла фамилии – почти все были известны ему. Конечно. Катя и Валька женаты. А Генька Калюжный в армии… Она не назвала Семы Альтшулера.
– А Сема Альтшулер?
Она вскинула на него удивленные и внимательные глаза:
– А вы откуда его знаете?
– Да так, приходилось…
Лидинька подозрительно оглядела его и сдержанно сказала:
– Он здесь. Он на лесозаводе был, а теперь на доках. Теперь лозунг: «Комсомольцы строят доки». Все старые комсомольцы там.
Женский голос запел за стеною:
На нивы желтые нисходит тишина…
