– Вы не предполагали так быстро убить Морозова и разрабатывали план более замаскированного убийства, не так ли? Несчастный случай, авария машины – так? А потом вдруг вы дали Парамонову задание «покончить с Морозовым сегодня же вечером». Это правильно?
– Вполне.
– Отчего же вы так быстро переменили решение?
– Мне стало ясно, что Морозов… что-то заподозрил… напал на след… Надо было убрать его, пока он ни с кем не поделился своим подозрением.
– И вы же дали Парамонову директиву заявить, что он хотел убить и Вернера и вас?
– Да! – воскликнул Гранатов со злым смехом. – Да, да, я дал эту директиву, вот в этом самом кабинете, у вас на глазах. Вы были так любезны, что устроили очную ставку. Он понял меня с полуслова. Я вам очень благодарен.
– Это было бы очень забавно, если бы вам удалось обмануть меня до конца. Но смеяться последними будем мы, а не вы.
Гранатов втянул голову в плечи, поежился. Он быстро переходил от вспышки злобы к состоянию подавленности и страха. Он нервничал. Бывали дни, когда он замыкался в молчании, а потом в минуту раздражения выкладывал то, что старательно скрывал и отрицал. Только в одном он был сдержан до конца: он утверждал, что действовал сам по себе, что ни с кем не был связан, ни от кого не получал директив. Андронников особенно не настаивал. Его интересовала пока главным образом деятельность Гранатова в Новом городе.
– Убийство Морозова было единственным убийством, которое вы замышляли?
– Да, единственным.
– Вернер вам не мешал?
– Почти… Во всяком случае, до смерти Морозова он не мешал. Вы знаете, он был честолюбив и властен. Через него мне было легко проводить свою линию…
– Линию, которую вам поручили проводить?
– Я уже сказал, что никто мне ничего не поручал!
– Хорошо. Пусть будет так. Какова же эта ваша линия?
– Необоснованные темпы, сокращение правительственного срока почти вдвое, а в результате – отсутствие снабжения, резервов, стройматериалов, кадров… Ну, и, конечно, как основной результат – провал, срыв даже правительственного срока.
– Понятно. Значит, вы утверждаете, что убийство Морозова – единственное, которое вы замышляли?
– Да.
– А разве ваша провокационная работа в снабжении, в жилищном строительстве, ваша агитация «хоть на костях, да построим» – разве это не было широко задуманной системой массового уничтожения кадров? Вы получили задание сорвать строительство путем деморализации и даже физического истребления кадров. Правильно?
– Я ни от кого не получал никаких заданий.
– Ладно. Запишем, что вы сами наметили себе такое задание и с этим приехали на строительство. Верно?
– Верно. – Он помолчал, дернулся вперед. – Нет, это неверно. Это не совсем так. Видите ли, во мне шла борьба. Я колебался. Я начал сомневаться… Я старался уменьшить зло. Я сам отдал под суд вредителей из отдела снабжения.
– Когда вам грозило разоблачение, не правда ли?
– Да, но…
– Мы условились не лгать. Когда вам грозило разоблачение и когда снабжение на зиму было уже сорвано. Не виляйте. Правильно я сформулировал?
– Да.
– Итак, вы имели задание преступными мероприятиями создать такие условия, при которых неминуемы болезни, гибель людей, дезертирство. Выступая перед комсомольцами с горячими речами, вы сознательно и провокационно вели к тому, чтобы запугать их, чтобы неустойчивые, слабые люди заколебались, дезертировали.
– Ну что ж! Да. И я кое-чего достиг!
– Но сорвать строительство вам все-таки не удалось!
Молчание.
– Вы знаете, корабль будет спущен в срок. Ваше задание не выполнено. Почему?
Молчание.
– Что же вы не отвечаете?
– Вы сами знаете – почему. Несознательные бежали, но вся масса парализовала действие дезертирства своим необычайным упорством.
– Тем самым энтузиазмом, который вы так ненавидите?
– Ах, поверьте мне, в глубине души я восхищался им и радовался. Я – раздвоенный человек. Ведь я все-таки коммунист и…
– Вы смеете говорить это мне, сейчас, здесь!
Глубокое молчание.
Близорукие глаза Андронникова хорошо видели. Они улавливали каждое изменение, каждую судорогу в лице Гранатова. Зачем он так виляет? К чему эти вздохи, эти слова о раздвоенности, о «глубине души»? Что он пытается скрыть во что бы то ни стало?
– Как видите, ваше задание было составлено без учета людей нашей страны. Очевидно, составители его плохо знают нашу страну, а может быть, и наш язык, а?
– Я не знаю, о ком вы говорите.
– Вы знаете, о ком я говорю.
Но Гранатов не хотел знать. От этого последнего, основного признания он уклонялся с упорным ожесточением.
