«Наша партия раскололась, мы стали похожи на армию – потерпевшую поражение, разочарованную и безутешную».
Теперь, чтобы вернуться на мыс Эванс, Скотту надо было дождаться, пока замерзнет море. До этого ему пришлось жить в хижине «Дискавери». Вынужденный ждать, он стал настолько угрюмым, нервным и возбудимым, что сделал невыносимой жизнь остальных людей. Положение еще больше усугубилось, когда 14 марта прибыла геологическая партия Гриффита Тейлора. Теперь в тесном пространстве дома собралось шестнадцать человек. Тейлору хватило смелости заявить Скотту, что картографическая съемка «Дискавери» была настоящим «позором», и сейчас за шесть недель работы он сделал больше, чем его предшественники за два года. Давление на слабую психику Скотта возрастало – новости об Амундсене, горькая истина, открытая ему Тейлором, всеобщее бездействие… Под влиянием происходящего 17 марта он снова потерял контроль над собой и устроил Грану публичную порку, обвинив его в том, что он – ленивый симулянт. Скотт так рассвирепел, что посвятил этой теме целых две страницы своего дневника. А закончил такими словами: «Остается одно – как можно скорее избавиться от его надоедливого присутствия».
По словам Грана, Скотт «был настроен не по-отечески». Конечно, бедный Гран подозревал, что лежало в основе вспышки капитана, но боялся высказать это прямо даже в своем дневнике. Как и большинство членов экспедиции, в трудной ситуации он обратился за помощью к дядюшке Биллу, как прозвали Уилсона. Они отошли подальше от дома 22 марта, сели бок о бок на валуне и, невзирая на сильный ветер, долго и серьезно разговаривали.
–
–
Уилсон знал, о чем говорит. Он был рядом, когда у Скотта случился изнурительный приступ меланхолической депрессии. Никто даже не представлял, скольким Скотт – и вся экспедиция в целом – обязаны Уилсону.
Три недели, которые провели в Хат-Пойнте эти шестнадцать человек, оказались настоящим заключением. Бессистемную доставку грузов в Конер-Кэмп с использованием людей в качестве тягловой силы вынуждены были прекратить в конце марта, когда температура упала до минус 40 °C, сделав работу на открытом воздухе совершенно невозможной.
Через три недели Скотт дошел до предела и, не слушая ничьих советов, настоял на своем решении перейти на мыс Эванс по тонкому осеннему льду. Его спутникам риск был очевиден, они понимали ненужность такого иррационального поступка. Местами лед был тоньше четырех дюймов. Он еще не стал по-настоящему крепким. Во время шторма его могло унести в море. И снова неуправляемые эмоции Скотта затмили доводы разума. Скотт пошел напролом. И оказался на волосок от гибели.
Глава 24
Подготовка к покорению полюса
В соответствии с приказом Скотта, Пеннелл, возвращаясь в Новую Зеландию, должен был исследовать неизвестные воды к западу от мыса Адэр. Поэтому, высадив на берег партию Кэмпбелла, он тут же приступил к выполнению задания.
22 февраля стоявший на вахте Вилфред Брюс заметил покрытые снегом пики незнакомого берега. Позже его назвали Землей Оутса, в честь капитана Оутса.
Но это открытие едва не привело к гибели экспедиции. Плавание через паковый лед, особенно в местах, не нанесенных на карту, требует особых навыков. На «Терра Нова» не было ледового штурмана, и весь опыт команды сводился к прохождению через льды по дороге к мысу Эванс.
Корабль практически попал в западню. По словам Брюса, они «метались, словно крыса в ловушке», но все же вырвались на свободу, хотя и с большим трудом. Море за кормой замерзало мгновенно, прямо на глазах.
По пути в Новую Зеландию «Терра Нова» еще раз оказался на волосок от гибели. Он попал в шторм, помпа забилась, что едва не стало причиной катастрофы, как и по дороге в Антарктику. К счастью, на борту был корабельный плотник Дэвис. Скотт хотел, чтобы он остался на юге, но Пеннелл наотрез отказался плыть без него. Ведь плотник был единственным человеком, понимавшим, как работают помпы. В результате Дэвис снова спас корабль. В какой-то момент «Терра Нова» остался на плаву только благодаря импровизированному фильтру из эмалированной кастрюли, в которой пробили отверстия, вручную прижав ее к входным трубам трюмной помпы. 31 марта корабль пришел в Литтлтон, и неприятности Пеннелла закончились. Всю зиму он провел в заботливой и щедрой Новой Зеландии.
«Фрам» тоже начал свое возвращение с открытия новой земли. Принявший командование кораблем Нильсен повел его на восток к мысу Колбек, намереваясь изучить Землю Эдуарда VII, но столкнулся с теми же препятствиями. Встретившись с паковым льдом, он вовремя ушел в сторону. Теперь ему нужно было двигаться без экспериментов и риска. «Фрам» медленно развернулся и отправился в спокойные, давно нанесенные на карту воды.
Прежде чем уйти из Китового залива, Нильсен сделал вылазку в самый глубокий внутренний пролив, чтобы обойти «Терра Нова» и сохранить за «Фрамом» рекорд «крайней северной и крайней южной отметки».
Для решения этой задачи ему пришлось пройти в два раза большее расстояние, чем Пеннеллу на «Терра Нова». «Фрам» обогнул мыс Горн и проделал путь вдоль побережья Южной Америки до Буэнос-Айреса. При этом он попал в ураган, но, к счастью, не пострадал. По словам Нильсена, «“Фрам” показал себя во всей красе, это лучший в мире корабль».
17 апреля Нильсен бросил якорь в Буэнос-Айресе с чувством искреннего удовлетворения от такого яркого путешествия на отличном корабле. При этом он был совершенным банкротом. Все монеты у него изъяли в Китовом заливе – они пошли на пайку и запечатывание баков для керосина. Теперь у Нильсена не было денег для оплаты катера, чтобы переправиться на берег-.
Он шел в Буэнос-Айрес, надеясь, что там его будут ждать деньги, но оказался в положении нищего матроса, находящегося в крайней нужде. Посольство Норвегии оплатило его телеграмму на родину, и из полученного ответа Нильсен с ужасом узнал, что никто никаких денег не посылал, на счете тоже было пусто. Соотечественники бросили экспедицию на произвол судьбы. Частных меценатов не нашлось, а ввиду неоднозначной оценки поведения Амундсена правительство не решалось обращаться за грантом в Стортинг.