Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

на прочитанной им пятнадцать лет назад для студентов Христиании лекции об экспедиции Пири на ледяную шапку Гренландии. Руаль Амундсен ничего не забыл и не смог простить Пири смерть Аструпа.

Амундсен также оспаривал заявление Пири о том, что он имеет преимущественное право на любую территорию, выбранную им для изучения. Пропитанный верой моряка – и пирата – в свободу морей, Амундсен считал, что волны и ветер принадлежат всем – и никому. Он не признавал ничьих исключительных прав и верил, что в полярных областях – как и любой другой человек – имеет право идти куда захочет и когда захочет.

На следующий день после отплытия Кука в Нью-Йорк Амундсен направил Даугаард-Йенсену телеграмму с просьбой продать ему сто, а не пятьдесят собак. Возможно, разговор с Куком и собственный опыт путешествия на «Йоа» внушили ему новые соображения о требованиях к безопасности.

На следующий день, 13 сентября, лондонская «Таймс» объявила, что «капитан Скотт известил общественность об организации новой экспедиции… которая, как он надеется, стартует в августе следующего года».

Это был первый намек Амундсену о появлении соперника. Его экспедиция превращалась в гонку. Если он думал именно так, то мог спросить себя: кто кому теперь переходит дорогу?

На следующий день после заявления Скотта Амундсен сообщил, что его собственное отплытие откладывается на шесть месяцев, до 1 июля 1910 года. В качестве причины он назвал всеобщую забастовку в Швеции, повлекшую за собой задержку прибытия дизельного двигателя для «Фрама». Это была скорее отговорка. Амундсену требовалось найти убедительный повод для того, чтобы выиграть время, необходимое для дополнительной работы, связанной с изменением планов. Он хотел отправиться в путь в правильный момент, оказавшись на юге летом, и не вызвать при этом ничьих подозрений.

Появление на сцене Скотта усилило необходимость секретности. Амундсен к тому моменту прекрасно знал, что море Росса, откуда он изначально решил атаковать полюс, было во всеуслышание провозглашено британцами (по крайней мере сэром Клементсом Маркхэмом и Скоттом) своей вотчиной. Как показывает язвительное замечание Амундсена по поводу Пири, на него это не произвело никакого впечатления. Видимо, ему совсем не нравился Скотт – то ли из-за его претензий на обладание абсолютной истиной, то ли из-за тональности книги «Путешествие на “Дискавери”», ярко выраженное сочетание самодовольства и невежества которой могло быть противно ему. Стоило попытаться скрыть свой маневр от богатой и могущественной империи – это доказало бы миру, что Бог не всегда на стороне самого крупного войска.

Были и более убедительные причины для такой секретности. В то время норвежское правительство стремилось любыми способами сохранить хорошие отношения с Британией, ведь именно от ее поддержки зависели независимость и нейтралитет Норвегии. Амундсен подозревал, что правительство в случае возникновения малейшего подозрения о его истинных планах сделает все, чтобы остановить его, и принесет экспедицию в жертву Минотавру национальных интересов.

Благоразумие было необходимо как никогда. Примерно в то же время лейтенант немецкой армии Вильгельм Фильхнер также готовил экспедицию в Антарктику. По его словам, британцы

обвинили меня в нечестной конкуренции. Все могли прочитать [в прессе], что я готовил экспедицию в Антарктику в тот самый момент, когда капитан Скотт объявил о своем намерении отправиться в давно запланированное плавание… Мне было заявлено, что приоритет в этом предприятии принадлежит британской экспедиции и данный факт неоспорим… Мне показалось, что правильное решение… это взять быка за рога. Я отправился в Лондон. Капитан Скотт принял меня в своем кабинете. У нас состоялся честный разговор, мы пришли к полному взаимопониманию.

Скотт хотел отправиться вглубь материка с моря Росса, а я – с другой стороны, с моря Уэдделла, следовательно, наши пути были разделены самой природой… и на этой почве мы договорились о «сотрудничестве британской и немецкой антарктических экспедиций при проведении исследовательской работы»! Мы скрепили наш пакт рукопожатием, а Скотт определенно высказался о том, что британская пресса немедленно сообщит в благоприятном свете своим читателям о полном взаимопонимании, достигнутом Скоттом и Фильхнером.

Если компромисс в этом вопросе был так важен для двух великих держав – причем наверняка с официального согласия обоих правительств, – легко понять, что гражданину небольшой страны приходилось действовать с еще большей осмотрительностью.

Даже на родине у него имелись все основания соблюдать секретность. Амундсен боялся Нансена, в жизни которого с 1907 года произошли значительные перемены. Он больше не был послом Норвегии в Лондоне. Его жена Ева умерла. Он не пытался организовать новую экспедицию, но и не делал ничего, чтобы сдержать свое обещание по передаче «Фрама» Амундсену. Он ужасно устал от жизни. Амундсен опасался, что новость об экспедиции к Южному полюсу может вызвать непредсказуемую реакцию у Нансена и он добьется отмены экспедиции. Поэтому его приходилось держать в неведении, как и всех остальных. Зная, от чего отказался Нансен, Амундсен испытывал чувство вины, хотя в глубине души подозревал, что все планы Нансена изначально были иллюзиями.

Амундсен был убежден – причем совершенно обоснованно, – что Стортинг и частные меценаты найдут основания для прекращения подготовки к плаванию. Но была и другая тактическая причина.

Для Скотта такой известный соперник стал бы манной небесной. Угроза иностранной конкуренции легко раскрыла бы британские кошельки. Скотт получил бы все необходимые средства и снаряжение. Сейчас же, в отсутствие такой угрозы, его ослепляло самодовольство.

Три недели спустя после объявления о британской экспедиции Амундсен написал Даугаард-Йенсену следующее: «Если Вы получите еще чей-то заказ на собак, надеюсь, Вы вспомните, что я был первым». Он явно хотел предвосхитить просьбу Скотта. Необходимости в этом не было. Министр внутренних дел Дании выпустил приказ о том, что «при выделении… собак следует принимать во внимание сохранение их поголовья в Гренландии», поэтому в любом случае никто другой больше не получил бы их. Амундсен хотел быть уверенным в своем максимальном преимуществе. Лишить оппонента лучших собак означало победить его в первом же раунде.

Он не испытывал угрызений совести по поводу собственной хитрости, по крайней мере в отношении Скотта, чьи планы, как он писал позднее,

полностью отличались от моих… Задачи английской экспедиции лежали исключительно в области научных исследований. Полюс был второстепенным предметом, в то время как в моих новых планах он являлся главной целью.

Что касается Скотта, то его цели были озвучены в первом же сообщении об экспедиции и в дальнейшем последовательно поддерживались. Амундсен мог лукавить, но едва ли следует винить его за то, что он поймал Скотта на слове. В конце концов, Амундсен мог обоснованно сказать, что у британцев был шанс. Теперь ход перешел к нему – или к кому-то еще.

Глава 16 Территориальные воды