Вернувшись в 1903 году из Антарктики, Эрнест Шеклтон, видимо, с облегчением забыл обо всех раздорах на «Дискавери». Он был слишком горячим и чувствительным человеком, чтобы пестовать неприязнь к кому-то и хладнокровно планировать свои действия. Но выход книги «Путешествие на “Дискавери”» в октябре 1905 года все изменил. В Шеклтоне пробудились негодование и жажда мести. С этого момента он задумал организовать новую экспедицию. Его целью стал Южный полюс.
Шеклтон знал, в каком месте своей книги Скотт как бы невзначай исказил факты. Он был рассержен и оскорблен тем, что его изобразили как слабака и неудачника. Он был возмущен тем, что Скотт в книге сделал его – наравне с собаками – ответственным за провал похода на юг. Он заявил протест – Скотт выпустил исправленную версию, в которой тем не менее остался намек на слабость Шеклтона. Но не были исправлены искаженные факты. Душу Шеклтона жгло ощущение несправедливости, но на публике он отрицал дальнейшее стремление добиваться восстановления истины. «Путешествие на “Дискавери”» вызвало в нем настоящую неприязнь к своему бывшему капитану, их отношения были испорчены навсегда.
Но и без «Путешествия на “Дискавери”» Шеклтон рано или поздно мог бы снова отправиться на юг. Книга просто повлияла на настрой и время этого предприятия, побуждая Шеклтона показать себя в лучшем виде, опровергнуть слова Скотта и получить адекватную компенсацию за позор быть списанным по болезни. В нем заговорил ангел мщения.
Шеклтон оставил море и попытался найти удачу на берегу. Испробовав разные варианты, он, наконец, устроился на работу к Уильяму Бёрдмору (позднее ставшему лордом Инвернэйрном), промышленнику из Глазго. С помощью этого удивительно участливого человека к началу 1907 года Шеклтон нашел деньги для реализации своих антарктических планов – и 1 февраля объявил о подготовке к экспедиции. Он хотел достичь Северного полюса со старой базы «Дискавери» в проливе Макмёрдо.
Все в данном письме было самообманом. Шеклтон попал на «Дискавери» благодаря протекции Ллевелина Лонгстаффа. Скотта же мучила ревность, снедали подозрения, возможно, не давала покоя нечистая совесть. И в одном красноречивом отрывке он раскрывает суть своей обиды:
Обобщение «каждый исследователь» вряд ли оправданно: Нансен, Свердруп, Амундсен придерживались совершенно иных взглядов. А вот упоминание Пири говорит о многом. Тот действительно был убежден, что маршрут, однажды открытый исследователем, является
Скотт заявил свои права на место зимовки «Дискавери» в проливе Макмёрдо. Он написал Скотту Келти:
За данной тирадой скрывался страх, что Шеклтон не оставит ему возможности покорить полюс. Поэтому Скотт начал бомбардировать Келти эмоциональными письмами. Он хотел, чтобы Королевское географическое общество закрепило его права на пролив Макмёрдо и остановило Шеклтона, заодно предложив американцам и прочим иностранцам держаться подальше от земель, права на исследование которых должны принадлежать исключительно Скотту.
Шеклтона в 1907 году вряд ли можно было обвинить в присвоении идеи Скотта, поскольку он понятия не имел о его антарктических планах. Намерения Скотта к тому моменту оказались известными лишь немногим посвященным. В Адмиралтействе все еще чувствовалось раздражение после истории с «Дискавери», и потому особенно важно было сохранять секретность.
Одним из немногих, к кому Скотт испытывал доверие, был Келти, которому очень нравилось находиться в центре событий. Будучи секретарем Королевского географического общества, он первым узнал о планах Шеклтона, после чего Скотт обрушился на него с упреками за то, что он не остановил этого самозванца. Но в ответ на обвинения Келти мягко напомнил ему о необходимости хранить их намерения в тайне. Здесь Скотту возразить было нечего.
На самом деле Скотт Келти был вовлечен в эту историю гораздо глубже, чем хотел показать. Он привычно пользовался всеми привилегиями своей двойной роли – секретаря Королевского географического общества и специального корреспондента «Таймс». Общество было уникальным местом для детального анализа всей истории изнутри, а какой журналист откажется от этого? Ссора исследователей – слишком хорошая тема, чтобы ее упустить. Вероятно, именно Скотт Келти и стал автором того первого сообщения в «Таймс» о планах Шеклтона, из которого Скотт узнал эту новость. Там же он прочел и ту ужасную, опозорившую его фразу о том, что «первый санный поход экспедиции “Дискавери” мог бы достичь гораздо более высоких широт, окажись он лучше подготовлен».
Скотт был взбешен и немедленно попытался остановить Шеклтона. Это выглядело как попытка наложить дисциплинарное взыскание на младшего офицера. Шеклтон сдержал эмоции – и просто отказался подчиняться. Он напомнил Скотту, как однажды в Антарктике тот заявил, что больше не оставит службу в военно-морском флоте и не вернется на юг. Не имея рычагов влияния на Шеклтона, Скотт попросил Уилсона о содействии.
Тот действительно мог помочь. Тем более что Шеклтон относился к Уилсону с большим уважением и был искренне привязан к нему, пытаясь, хотя и безуспешно, уговорить его присоединиться к своей экспедиции. Уилсон считал, что Шеклтону следовало «отказаться от всей этой затеи». Сам Уилсон на его месте, несомненно, поступил бы именно так в силу своей склонности к самопожертвованию. Но Шеклтон упорно стоял на своем, невзирая на советы Уилсона, который понял это и сменил тактику. Теперь он настойчиво советовал при разработке плана экспедиции отказаться от идеи использовать старую базу Скотта.
Непреклонность и порядочность Уилсона в итоге одержали верх. Понимая, что в публичной перебранке с офицером военно-морского флота он непременно проиграет, Шеклтон неохотно сдался. В начале марта он приехал домой к Уилсону, который жил неподалеку от