– Могу я познакомиться с ней? – спросила Мария, которой хотелось встретиться хотя бы с одним из хозяев дома, где ей предстояло работать.
– Нет, синьора Мария, – ответил слуга, – это надлежит сделать синьору Чезаре. «Амброджино, – сказал он мне, – пусть моя сестра не знает, что я нанял помощницу для нее. Я сам постараюсь объяснить ей все». Видите ли, у синьорины Джузеппины больное сердце, и она не может больше присматривать за домом. Но она все равно беспокоится, переживает за все. Такой уж у нее характер, у синьорины Джузеппины. Вы ее узнаете. Но с такой болезнью она недолго проживет. Бедняжка! – с искренним огорчением покачал он головой. – Ну, да вы скоро с ней познакомитесь. С вашего разрешения я сейчас пойду к ней.
Мария удовлетворенно огляделась кругом: этот дом, хоть и не такой роскошный и изысканный, как она ожидала, похоже, был для нее в самом деле хорошим местом. В нем был разительный контраст между великолепием фасада и скромностью внутренних помещений и меблировки, казалось, хозяева дома делали все, чтобы избежать нарочитой пышности. Но, как бы то ни было, а место ей нравилось, хотя она и не строила особых иллюзий относительно того, что уже окончательно принята. От Элизабет Лемонье она знала, что ей предстоит испытательный срок – месяц. И поскольку этот месяц будет решающим, ей следует быстрее приниматься за дело. Она осмотрела деревянную сушилку, на которой были подвешены кастрюли, сковородки и медные котелки, и обнаружила, что они не натерты до блеска. Надо будет сказать Амброджино, чтобы их помыли водой с уксусом.
Она сняла крышку с кастрюли, стоявшей на плите: в ней среди зелени кипело мясо. Мария вдохнула приятный аппетитный запах его и уловила, что не хватает сельдерея; нужно было добавить его сейчас же, иначе мясо не впитает аромат. Она нашла его в корзине, стоявшей в большом леднике, очистила от листьев, хорошенько помыла и положила в кастрюлю. Так будет вкуснее.
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появилось странное создание женского пола неопределенного возраста, где-то между сорока и шестьюдесятью.
– О господи! – застонала она. – Руки отваливаются, а спина не разгибается…
Тут она заметила Марию и уставилась на нее с разинутым ртом своими косыми бесцветными глазками.
– Я новая экономка, – представилась Мария, чтобы успокоить ее.
– О господи, наконец-то! – женщина отпустила сумки, которые грохнулись на пол, и всплеснула руками. – Но когда же вы пришли? – спросила она.
– Сегодня утром, – ответила Мария, – несколько минут назад.
– А я Чеккина, служанка.
Она направилась к Марии, то ли для того, чтобы пожать ей руку, то ли затем, чтобы сделать поклон. Несмотря на свое ужасное косоглазие, на большой и красный, как вишня, нос, на темные усики и заметные волоски на подбородке, в ней было что-то симпатичное, какая-то незлобивая народная простота.
– Значит, теперь мы будем работать вместе, – сказала Мария, протягивая ей руку.
– Да, синьора… – Чеккина почтительно коснулась кончиками пальцев ее руки.
– Мария, – подсказала она, – меня зовут Мария.
– Да, синьора Мария, – сказала та, довольная этой подсказкой. – Я сделаю все, что вы скажете. Мне теперь будет легче. А то, поскольку Амброджино ждал вас, мне пришлось идти за покупками. – Она отодвинула от стола стул и свалилась на него, испустив облегченный вздох. – С моими ногами, которые так болят, ходить из лавки в лавку – удовольствие небольшое, знаете ли. – И, как-то сразу забыв о себе, она посмотрела на Марию с восхищением. – Такая молодая – и уже экономка. – Для нее должность экономки равнялась чину генерала. – Как времена меняются. Уже девятнадцать лет, как я служу в доме синьора Больдрани.
– Девятнадцать лет в этом доме? – спросила Мария, стараясь скрыть любопытство.
– Вам разве Амброджино не сказал? – удивилась Чеккина.
– Он мне объяснял многое другое, – ответила Мария.
– Ну еще бы, – проворчала она, – он как дуршлаг: не может удержать даже пипи. – Спохватившись, она быстро прикрыла рот рукой, как бы пытаясь остановить грубое слово, но тщетно – слово уже вылетело. – Вы уж извините, если я себе позволила лишнее, – пробормотала она просительно, – но Амброджино никогда не молчит, из него слова так и сыплются. Ну, если он не сказал, так я сама скажу. Прежде мы жили на корсо Буэнос-Айрес, но потом переехали сюда, на Форо Бонапарте. Дом, понятно, большой, так что синьорина Джузеппина наняла Амброджино, который незадолго до этого остался вдовцом. Но это он, наверное, вам сказал. Или я ошибаюсь? Он золотой человек, но больно любит поговорить.
– Да, конечно, он мне рассказал. – Мария уже видела, что в этом доме, за исключением хозяев, с которыми она еще не познакомилась, все остальные завзятые говоруны. Сама она не любила много говорить, но болтовня других развлекала ее.
– Вы уже видели синьора Чезаре? – снова начала неугомонная женщина. – Нет? – продолжала она, не давая ей времени ответить. – Он в это время обычно в кабинете, как привязанный к своему дьявольскому телефону. Вчера вечером, когда я ужинала, он велел позвать меня и Амброджино и сказал нам: «Имейте в виду: завтра придет экономка. Слушайтесь ее и живите в согласии». Так что Чеккина теперь здесь, чтобы служить вам. Приказывайте, синьора.
И, выказывая таким образом свою готовность, Чеккина откинулась на спинку стула, издав еще один долгий вздох облегчения. Тут же, охая и стеная, она поднялась на ноги и начала опустошать сумки, выкладывая на стол пакеты с покупками.
Звонок опять задребезжал, и на панели зажегся другой красный огонек.
– О, мамма миа, – встревожилась Чеккина, – это синьор Чезаре зовет, а Амброджино нет. – И, переходя от отчаяния к надежде, спросила: – А может, вы, а?
– Конечно, я, – уверенно сказала Мария, которая только этого и ждала. – А ты покажи мне дорогу.
Чеккина повела ее по длинному полутемному коридору и, указав пальцем в направлении закрытой двери, но сама держась из предосторожности подальше, сказала:
– Он там. – И ушла.
Мария сдержанно стукнула два раза и, не дожидаясь ответа, тихо приоткрыла дверь. Хозяин кабинета сидел за просторным письменным столом, настолько необычным, что в первое мгновение она засмотрелась не на него, а на стол, отделанный палисандром с полосками розового дерева и инкрустированный античными вазами в обрамлении классических дубовых венков. Множество искусно выложенных мелких деталей из драгоценных пород древесины и создавали причудливую светотень. Отделка из золоченого металла разделяла стол на панели.
– Можете смотреть мне в лицо, – сказал Чезаре Больдрани ровным тоном человека, который не может терять время. – Не знаю, что вам наговорили уже на мой счет, но уверяю вас, я совершенно безвреден. – Спокойным взглядом он смотрел на Марию, застывшую в проеме двери. Возможно, новая экономка оказалась моложе и красивее, чем он ожидал, но это было не так уж и важно. Он все равно должен был уделить ей время, так почему же не сделать это теперь?
– Я смотрю на вас, – сказала Мария, осторожно ему улыбнувшись. Не могла же она признаться, что на нее такое впечатление произвел стол, что она не сразу заметила сидящего за ним хозяина. – Синьор звонил? – добавила она вежливым и сдержанным тоном.
– Да, я звонил, – ответил он, – но я не ожидал, что вы уже здесь. Я думал, что придет Амброджино.
– Он у синьорины Джузеппины, – сообщила она. Кабинет Чезаре Больдрани представлял собой квадратную комнату, самую большую в доме, со стенами, полностью закрытыми книжными полками и шкафами из светлого дерева, на которых теснились книги в дорогих переплетах. Огромный мягкий ковер с густым
