приобретенного ощущения.
Люди приходили и говорили:
— Знаешь, ты была совсем не дурна. Ты заставила нас плакать.
И постепенно ко мне вернулась моя былая уверенность. Боже, как замечательно! Как здорово, что мы способны создавать себя, если только очень постараемся. Ко мне вернулось чувство собственного достоинства. Я перестала рассыпаться в извинениях. И уже пыталась смотреть на себя как на лидера группы, а не как на горемыку, которая пыжится и тужится, а ею только помыкают.
Как замечательно. Никакой другой роли я не разучивала. Главное — максимально хорошо сыграть эту роль. Только ее. Сьюзен приходила в театр на все дневные и вечерние спектакли. Потом мы шли с нею ко мне домой и обсуждали, где я держалась на уровне, а где нет. Мы работали над голосом. Над тем, как надо расслабляться. Джед больше не возвращался на место преступления. Насколько мне известно, актеры были за меня, — даже несмотря на то, что в ответственный момент я подвела их своей дурной игрой. Тем не менее все были на моей стороне. Такие добросердечные — актеры.
Зрители, смотревшие премьеру, приходили вновь и не жалели, что пришли. Я, разумеется, тоже была довольна.
Училась играть.
Училась быть звездой.
Примерно через три недели ко мне в костюмерную зашел менеджер нашей труппы Джо Глик и сказал:
— Мы едем в Чикаго.
Я не могла поверить своим ушам.
— Что?
— Джед переносит спектакли в Чикаго.
— Но пьеса им не нравится. Им не нравлюсь я — это уж как пить дать. Да и режиссерский стиль Джеда им тоже не нравится. К тому же мы окупили затраты. Зачем?
Джо пожал плечами.
— Деньги.
— Вот как?
Джо вышел из костюмерной. Он сказал все, что хотел сказать. Равно, как и я.
Я поехала домой. А как иначе? Я опростоволосилась в Нью-Йорке, так зачем усугублять это дело гастролями?
Некий доброжелатель прислал мне вырезку из какой-то чикагской газеты: «Чикагская публика будет иметь удовольствие наблюдать за игрой Кэтрин Хепберн в — 'Озере'».
Я пребывала в беспокойстве в течение недели или около того. Потом ночью, часа в три, позвонила домой Джеду. Мы ни разу не виделись после премьеры.
— Джед?
— Да.
— Это Кейт.
— О!
Молчание.
— Я знаю, что ты собираешься послать нас на гастроли. В Чикаго.
— Да.
— Но почему, Джед? Я сорвалась. Но если смотреть правде в глаза, ты — тоже. Зачем же выходить на…
Он прервал меня:
— Моя дорогая, единственный интерес, который я к тебе имею, — это деньги, которые из тебя можно выжать.
«Откровенно», — подумала я.
— Сколько?
— А сколько у тебя есть?
Я достала из книжного шкафа, стоявшего рядом с моей кроватью, свою банковскую книжку.
— У меня тринадцать тысяч шестьсот семьдесят пять долларов и семьдесят пять центов в Чейз Нейшенэл Бэнк.
— Беру их.
— Утром пришлю тебе чек.
Так оно и было. Я послала ему чек. Когда же кассовые сборы упали до самого низкого уровня, мы закрыли спектакль.
После этого я долгие годы не видела Джеда. Однажды вечером я пошла в театр.
— Привет, Кейт.
— Кто это?
— Джед Харрис.
— Привет, Джед.
Спустя несколько лет он приехал в Голливуд и попросил Мирона Селзника помочь ему получить работу. «Вы обратились не по адресу. Я агент Кейт Хепберн».
— Ах так, — удивился Джед.
— Вы не пользуетесь ее благосклонностью.
— Отчего же? — спросил Джед.
— Вы забрали все ее деньги, чтобы закрыть «Озеро».
— Да? А я и не знал, что она огорчилась по этому поводу.
— Она огорчилась.
— Я пошлю ей чек.
— Я возьму его сейчас, — сказал Мирон.
Так мои деньги вернулись обратно. Но я не сняла их со счета. Я разорвала чек. Грустные деньги.
Я многому научилась. И питала надежды, что больше никто не узнает, что мной владеет страх. Следующий раз рука на румпеле будет твердой как сталь. Даже если корабль тонет, капитан идет ко дну вместе с кораблем. Он не поднимает писка по этому поводу. А просто хладнокровно делает то, что ему положено.
Вот, собственно, и все, что мне хотелось рассказать в связи с «Озером».
Ах, что же это я… Произошло еще кое-что… Спустя годы. Леланд Хейвард, мой агент — да, конечно, он был к тому же моим поклонником, — так вот спустя годы Леланд встретил Джеда в Филадельфии, не в театре.
Джед остановил его, посмотрел в глаза и сказал:
— Знаете, Леланд, я пытался уничтожить Кэтрин Хепберн.
Леланд выдержал его взгляд:
— И проиграли, так ведь, Джед? Всего хорошего.
И зашагал прочь.
III
Джордж Кьюкор
«Сегодня вечером никаких дел, Джоанна, я иду к Джорджу. Ты знаешь: Джордж Кьюкор, кинорежиссер».
