ценностных систем россиян, показавший, что главным, что зависит в ценностных системах населения именно от межстрановых различий культуры, а не от социально-демографической структуры населения разных стран, выступает отношение к двум альтернативным блокам ценностей. В рамках данной методики эти блоки идентифицируются как блок «Самоутверждение», отражающий ориентацию на успех и благополучие, и блок «Выход за пределы собственного Я», включающий ценности толерантности, сохранения природы, благополучия других людей и т. п. Проведенная представителями этой исследовательской группы работа показала, что в России достаточно высокая по отношению к другим странам доля нетипичных для страны в целом ценностей, и ни один из выделенных ими кластеров не составляет большинства населения[127].

Однако минус методики Шварца, при массе ее несомненных плюсов, в том, что она ориентирована на измерение лишь значимых для индивида в процессе межличностных отношений установок, и не затрагивает норм макромира, которые считаются автоматически следующими из ценностей микромира. Частично этот недостаток пыталась преодолеть группа, работающая под руководством автора данного доклада и М. Горшкова. Эмпирической базой ее деятельности выступают общероссийские опросы, а методологической — нормативистский подход, учитывающий специфику ценностей и норм, традиционно описываемых в литературе как характерных для modern man. Этой группой были разработаны такие идеальные конструкты, как «классический традиционалист» и «классический модернист» (по аналогии, например, с «идеальным газом»), ключевые признаки которых были операционализированы и затем на основе их комбинаций были построены многомерные индексы, позволяющие выделять носителей определенного типа сознания. Значимость результатов, полученных в рамках данного направления исследований, связана не только с тем, что был сформулирован ряд выводов о динамике численности и зоне локализации «модернистов» и «традиционалистов» в тех или иных социальных группах. Важно и то, что особый акцент при этом делается на нормы, отражающие механизм регуляции взаимоотношений личности, общества и государства, чем никто другой из исследователей, углубленно работающих с этой проблематикой в России, систематически не занимается.

Однако постулат о применимости для России концепции, отождествляющей прогрессивное развитие с движением от домодерна к классическому (т. е., по сути, западному) модерну, сам по себе не очевиден. Поэтому автором данного доклада была предпринята попытка выделить сначала объективно существующие в России типы нормативно-ценностных систем, и лишь затем обратиться к анализу их носителей. При этом особый акцент делался в первую очередь именно на взглядах россиян, касающихся принципов взаимоотношений в системе «личность — общество — государство».

Для реализации этой более чем непростой задачи сначала из общего массива данных были выделены 65 переменных, характеризующих различные аспекты представлений населения о должном, желаемом или эмоционально значимом во взаимоотношениях личности, общества и государства. Вопросы, связанные с нормативно-ценностными аспектами взаимодействий в семейных, соседских, родственных, дружеских, производственных отношениях при этом не рассматривались. Затем эти 65 переменных были запущены на кластеризацию для выделения относительно гомогенных по своему составу групп респондентов, что позволило «отбраковать» ряд переменных, не значимых для деления на кластеры[128]. Факторный анализ, примененный к оставшимся 40 переменным, выделил 12 факторов[129], которые, комбинируясь в разных вариациях, формируют многообразие реальных представлений россиян.

Часть этих мировоззренческих блоков интерпретировалась достаточно легко. С учетом содержательного наполнения, они были названы мной «Модернистские установки», «Толерантность к „не- мы“», «Уверенность в возможности себя обеспечить», «Постмодернистские установки», «Индивидуалистические установки», «Либеральные установки», «Нормы этакратических обществ», «Гражданская пассивность по убеждению», «Постсоциалистические установки». Другая часть потребовала большой дополнительной работы для их более точной интерпретации. В числе блоков, потребовавших такой работы, были три, получившие в итоге названия: «Правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“», «Позитивное отношение к жизни в условиях плюрализма, риска и конкуренции» и «Российская модель демократии».

Чтобы было яснее, что стоит, например, за совокупностью переменных, объединившихся в фактор «Российская модель демократии», опишу, отталкиваясь от них, внутреннюю логику, которой руководствуются сторонники данной модели. Согласно этой логике, интересы и взгляды у людей очень разные, а значит заведомо невозможно сделать так, чтобы все были довольны. В таких условиях государство должно принять на себя миссию согласования интересов и действий в интересах большинства, а политическая оппозиция должна помогать государству в решении этой сложной задачи. Учитывая специфику данной модели и ее отличие от западных моделей взаимоотношений государства и его граждан, понятно, что характерные для этих моделей индивидуализм, либерализм и западная демократия для России не годятся; для нее важны чувство общности, коллективизм и жестко управляемое государство. Учитывая же, как сложно организовать эффективную работу такой модели взаимоотношений государства и его граждан, все и всегда должны соблюдать букву закона, иначе наступит общий хаос. Лучше всего, принимая во внимание характерную для сторонников этих взглядов убежденность в том, что демократия в России должна все-таки быть, хотя и в заметно отличающейся от ее классических канонов форме, этот мировоззренческий блок, на наш взгляд, как раз и отражает название «Российская модель демократии».

Фактор, названный мной «Правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“», включал в первую очередь согласие респондента со следующими суждениями: «Не так важно, соответствует что-либо закону или нет — главное, чтобы это было справедливо»; «каждый человек должен иметь право отстаивать свое мнение даже в том случае, если большинство придерживается иного мнения»; «законы, конечно, надо соблюдать, даже если они устарели, но только если это делают и сами представители органов власти»; «правительство должно иметь возможность прямого влияния на правосудие, если этого требуют интересы государства»; «каждый гражданин в любой ситуации имеет право отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций»; «государство всегда должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельной личности»; «если пресса нарушает интересы государства, ее свободу следует ограничить»; «всегда и во всем следует соблюдать букву закона, даже если закон уже устарел или не вполне соответствует сегодняшним реальностям».

Конечно, эти нормы — отнюдь не нормы общества классического модерна, для которого не характерно ни пренебрежение законом во имя справедливости, ни допущение давления на правосудие или прессу со стороны правительства, ни убеждение в том, что государство призвано отстаивать интересы народа, а не права человека. Эти нормы являются своего рода «родимыми пятнами» нормативной системы этакратических обществ. Однако они соседствуют внутри данного блока взглядов с убеждением в необходимости равенства перед законом представителей власти и рядовых граждан, признанием за каждым человеком права отстаивать свое мнение в противовес большинству и права отстаивать свои интересы при помощи забастовок и демонстраций. Иначе говоря, соседствуют с тем, что в классическую модель нормативной системы этакратических обществ не вписываются.

Вошедший в этот фактор набор норм свидетельствует не только о разложении характерных для позднеэтакратических обществ нормативных систем, отражающих существующие на микроуровне представления об основах «общественного договора» между рядовыми гражданами и властью. Он свидетельствует и о разной степени прочности, укорененности в общественном сознании тех или иных норм, представляя одновременно наиболее типичные для данного общества нормы. Их внутренняя неоднозначность — свидетельство переходного характера этой системы воззрений. Они уже не свидетельствуют о легитимности и почти сакральности власти государства, имеющего права требовать бесспорной жертвенности со стороны своих граждан (подданных), и фиксируют постепенный переход к консенсусной модели взаимоотношений с ним. Но они все еще сохраняют за государством — при условии и в рамках соблюдения этого консенсуса, т. е. своего рода негласного «общественного договора» — право действовать вне правового поля во имя «общих интересов». Исходя из этих соображений, я очень условно и не вполне удачно и назвала данный фактор «Правовые основы взаимоотношений в системе „личность — общество — государство“».

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату