«Кыси», молодежи с Манежки не адекватна. А мы дали им адекватную программу? Ведь эти культурные типы несут в себе протестный момент. И должны нас услышать. Но они нашу грамотно прописанную и такую очевидную программу не слышат. Почему? Может быть она не адекватна? В чем ее неадекватность? В чем ее оторванность от народа? Мы задавали себе этот вопрос?
Игорь Клямкин:
Такой программы, если понимать под ней конкретный проект институционального устройства государства, альтернативного «Русской системе», не было и нет. А потому и выяснить степень адекватности либо неадеватности этой программы мы не сможем.
Ну а в том, что ее отсутствие можно компенсировать углубленным изучением русской классической литературы, я, извините, не уверен. В том числе и потому, что литература эта, как и вся русская культура, питалась идеей абстрактного Должного, потенциал которой сегодня исчерпан. Скандал же в современной литературе, о котором вы написали, — это своего рода хмельной праздник освобождения от ее диктата. А идеи конкретного должного в культуре не возникло, и в данном отношении культурная революция у нас еще даже не начиналась. Об этом, кстати, свидетельствует и то, что вы, говоря о ней, отсылаете нас к опыту большевистских агитаторов и религиозных миссионеров.
Что же касается претензий коллег к Татьяне Толстой по поводу отсутствия в ее романе героев типа Рахметова или Павла Власова, то вы эти претензии, по-моему, придумали. Просто никто из присутствующих не нашел в этом романе того, что обнаружили в нем вы. А именно — симптомов культурной революции.
Алексей Давыдов: Я все же предлагаю не забывать, что с точки зрения персонажей культовых фильмов, перечисленных в докладе, и реальных людей с Манежки либералы — это однозначно символ зла. А с точки зрения участников нашего семинара, проходящего на площадке «Либеральной миссии», эти персонажи — однозначно носители культурной деградации. Что же означает выстроенная нами стена? Это так, господа, если кто не знает, работает в русской культуре манихейско-гностический комплекс.
Игорь Клямкин: Похоже, что и в нашей среде диалог не всегда получается…
Алексей Давыдов: Похоже, что так. Но, чтобы он получался, надо пробовать его вести. Что, как понимаю, мы и делаем. Благодарю коллег за участие в обсуждении моего доклада.
Игорь Клямкин: Спасибо и вам. Ваш доклад стимулировал интересную дискуссию.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Кризис культуры и интеллектуальное наследие
«Русская идея» в европейском контексте
Обсуждение доклада Вадима Межуева «„Русская идея“ и универсальная цивилизация»
Игорь Клямкин:
В предыдущих докладах российская культура рассматривалась в основном в смысловом поле «власть — массовый человек». Доклад Вадима Михайловича Межуева «„Русская идея“ и универсальная цивилизация» переводит разговор в другую плоскость — в плоскость идей, выдвигавшихся в разное время отечественными мыслителями, в плоскость российских интеллектуальных традиций. В данном случае речь идет о русской религиозной философии и содержащемся в ней культурно-цивилизационном проекте «русской идеи», который докладчик считает нужным и важным актуализировать.
Напомню, что о «русской идее» Межуев заговорил еще на первом нашем семинаре. Тогда мы обсуждать его соображения о ней не имели возможности, и я предложил ему подготовить на эту тему доклад, что Вадим Михайлович и сделал. Думаю, предстоящий разговор обещает быть полезным уже потому, что в наших суждениях о культуре в ее более привычном для большинства участников семинара толковании мы так или иначе руководствуемся определенными интеллектуальными традициями. А раз так, то протестировать их — дело вовсе не лишнее. Сразу хочу сказать, что доклад Межуева не будет в данном отношении единственным: на следующем нашем собрании Алексей Кара-Мурза предоставит нам возможность поразмышлять о другой традиции, равно как и о том, как разные традиции в нашем культурном пространстве сосуществуют и взаимодействуют.
При этом не хотелось бы забывать и о том, что общая тематическая рамка семинара — кризис культуры. Желательно, чтобы этот угол зрения присутствовал во всех наших дискуссиях, независимо от конкретного содержания того или иного доклада. Вот и в данном случае я надеюсь, что мы обсудим не только содержание «русской идеи» в ее интерпретации докладчиком, но и ее познавательный и проектный потенциал. Обсудим, говоря иначе, находится ли она сегодня в состоянии кризиса или ей удалось этого состояния избежать.
Предварительно хочу обратить ваше внимание и на то, что «русская идея» интерпретируется докладчиком не в почвенническом, а в его собственном оригинальном ключе…
Вадим Межуев: Это уж точно, что не в почвенническом.
Игорь Клямкин: Думаю, что все присутствующие это тоже понимают, и будут спорить, если захотят, не со своим представлением о «русской идее», а с вашим ее толкованием. Вот, пожалуй, и все мои соображения, которыми я хотел предварить обсуждение доклада Вадима Межуева, представленного сегодня на ваш интеллектуальный суд.
Вадим Межуев,
главный научный сотрудник Института философии РАН
Вопрос о «русской идее», прежде всего — академический вопрос. Ему принадлежит важное место в истории русской философской и общественно-политической мысли. Полемика вокруг того, что понимать под «русской идеей», шла на протяжении большей части XIX и ХХ веков, приводя к разным результатам. После снятия у нас запрета на изучение русской философии в ее полном объеме возродился и интерес к этой теме. Первоначально он выразился в переиздании ранее опубликованных текстов, после чего появился ряд монографий на ту же тему, написанных современными авторами. Сегодня необходимость обращения к ней в историко-философском плане ни у кого не вызывает сомнений.
Иное дело, когда тот же вопрос ставится применительно к нынешней России. В таком виде он вызывает к себе разное отношение, вплоть до резко негативного. Так, академик Д. С. Лихачев сказал как- то: «Общенациональная идея в качестве панацеи от всех бед — это не просто глупость, это крайне опасная глупость». В том же духе высказываются и некоторые другие деятели культуры, принадлежащие, как правило, к либерально-демократическому лагерю. «Русская идея» для них — синоним чуть ли не русского национализма, сталкивающего Россию с другими странами, прежде всего — со странами Запада. Но вот другое мнение: «Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация». Оно принадлежит Достоевскому, и было поддержано вслед за ним многими выдающимися русскими мыслителями и писателями, коих никак не заподозришь в узко понятом национализме. Кто здесь прав?
«Русскую идею» часто, действительно, трактуют как национальную. Но в каком смысле идея является национальной? Ее, видимо, не следует путать с национальным интересом, играющим важную роль в политической практике любого государства, особенно в области межгосударственных отношений. Каждое из них обладает своим национальным интересом, защита которого — преобладающий тип политики в современном мире. Россия здесь не исключение. Никто не станет отрицать наличия у нее национальных интересов — даже самые ярые противники национализма. Что же вызывает у них смущение при слове «идея»?
Различие между идеей и интересом трудно установить в границах существования одной нации, но оно становится очевидным с учетом принадлежности данной нации к более широкой общности — цивилизации. При всем несходстве своих интересов, нации, принадлежащие к одной цивилизации, выражают принадлежность к ней в общей для них идее. Идея, следовательно, это осознание разными нациями своей
