сами имеют?» и далее: «В какой степени они тормозили или благоприятствовали развитию человека?»
Чтение книги Поля Ре о Происхождении моральных чувств (1877) породило в нем потребность высказаться по этому вопросу. Его позиция противоположна позиции д-ра Ре. Человеческое, слишком человеческое. Скиталец и Утренняя заря уже вписались в этот труд — размышление о морали. До того времени главным для Ницше был вопрос о ценности морали. Своим увлечением этой работой он обязан Шопенгауэру, о котором говорит, что писал о нем, думая как о современнике, даже если недоверчиво относился к значению «не эгоиста», жалости, отречения и самоотречения, которые Шопенгауэр слишком долго окружал ореолом.
Ницше считает, что надо поставить вопрос о ценности этих ценностей. А если эти ценности вовсе не являются ценностями, спрашивает он себя, а если они представляют собой опасность, соблазн, яд, наркотик, который позволит настоящему жить за счет будущего?
Как только вопрос ставится в таких понятиях, мы встаем перед выбором какой-то исторической тактики. Генеалогия морали еще никогда не составлялась. Да, моралисты предлагают для нее структуру, идею, но никогда не предлагали подход к ней, который, единственный, позволяет понять, откуда появляются мысли о морали.
I. Первое рассуждение: «доброе» и «злое», «хорошее» и «плохое»
Первое рассуждение включает вопрос двух моралей, изложенных в книге По ту сторону добра и зла. Понятие «хорошее» родилось в сознании могущественных и благородных людей, которые чувствовали себя «хорошими» в смысле «избранных душ» и «достойных» по отношению ко всему тощ что плохое (низкого качества), посредственное, низшее, простонародное и презренное. Эти достойные выражались языком утвердительных ценностей: сила, столкновение, танец…
Но такое обоснование благородной морали было разрушено. Это уничтожение связано с еврейским народом, ненавидевшим благородных завоевателей, которые его покорили. Он дал власть священнослужителям. У священника другие ценности, нежели у аристократа: он боится войны. Его бессилие для борьбы порождает в нем дикую, чудовищную ненависть, ненависть духовную и ядовитую против всего того, что сильно, ищет причину своего бытия в себе самом.
Еврейский народ, ведомый своими священниками, мстит за себя, опрокидывая положительные ценности благородных. Он перевернул формулу аристократической морали: «хороший = благородный = могущественный = счастливый = любимый богами», провозглашая, что хорошими являются только низшие и отверженные. Евреи утверждали:
«Только отверженные хорошие; только бедные, немощные, падшие люди хорошие; страждущие, нуждающиеся, больные, уроды — тоже лишь те единственные, кто верит в богов и освящены богами»,
Так на основе понятия о морали начался бунт рабов, который сегодня увенчался победой. Каким же образом? Из ненависти евреев, созидательницы ценностей, родилась новая любовь, которая воплотилась в Иисусе. Этот «спаситель», принесший высшее счастье всем бедным, больным, греховным, «не был ли он абсолютным соблазном в его самой волнующей и неотразимой форме, тем соблазном, который окольными путями вел непосредственно к тем ценностям, тем иудейским понятиям идеального?» Для мира это был неотразимый соблазн. Народ одержал верх. Теперь в этом вопросе было покончено с хозяевами. Мораль обычного человека победила. Даже если ныне, во времена, когда писал Ницше, у церкви уже не было столь большой силы соблазна, то это не особенно важно для нее, ибо его яд продолжает распространяться в обществе: «Нам внушает отвращение церковь, но не ее яд».
Затем Ницше переходит к анализу двух противоположных моралей. Благородная мораль, говорит он, — это Да: ее фундаментальное понятие — «доброе». «Аристократическая оценка… действует и верит непосредственно, она ищет свою антитезу лишь для того, чтобы сказать „да“ себе самой с еще большей радостью и признательностью». Благородный человек не знает своих врагов. Он не направляет на них свою ненависть. Он их забывает. Это не злопамятный человек, он довольствуется тем, что утверждается для себя самого.
Напротив, мораль рабов порождает ценности, связанные со злобой, «злоба этих существ, которым запрещена адекватная реакция, реакция действием, может быть удовлетворена только воображаемой местью». Мораль рабов — это Нет: ее фундаментальное понятие — это «злое», то «злое», которое является не чем иным как «добрым» в благородной морали. Такой терминологией слабые осуждают сильного, потому что он ведет себя как сильный, тогда как они прославляют себя за то, что ведут себя как слабые и превращают свои чувства слабых в добродетели.
Сегодня никто больше не предлагает идти вперед, создавать человека:
«Все идет понижаясь, понижаясь постоянно, становится более тонким, более мирным, более благоразумным, более посредственным, более незначительным, более китайским, более христианским — человек, и в этом нет сомнения, постоянно становится „лучше“… Такова зловещая судьба Европы».
Ницше прослеживает историю борьбы двух моралей. Он выделяет ее последовательные этапы, чтобы показать, что после ужасного столкновения, в которое вовлекли весь мир на тысячелетия две противоположные ценности — «хорошие и плохие» с одной стороны, и «добрые и злые» — с другой, исход не вызывает сомнения.
Ницше рассматривает три момента этой истории. Сначала противопоставление Рима и евреев:
«Римляне были сильными и благородными людьми в том смысле, что в мире еще никогда не было более сильных и благородных; любое свидетельство, которое доходит до нас от них, любая надпись восхищают, лишь бы узнать, кто это написал. Евреи, наоборот, были священническим, удивительно злопамятным народом».
Кто победил? Иуда, потому что сегодня во всем мире падают ниц перед Римом, центром христианства. Конечно, Возрождение было красивой реакцией, которая высоко подняла культуру и ценности классического идеала. Но оно было быстро задушено Реформой. Во время Французской революции разгром аристократического идеала завершается:
«Последняя политическая знать Европы XVII и французского XVIII века пала под натиском народных инстинктов злобы. Никогда еще на земле не было столь великого ликования и такого бьющего через край восторга».
Но окончательное ли это поражение? Это грандиозное противопоставление идеалов теперь навсегда предано забвению или только получило отсрочку? Ницше спрашивает себя, когда же проснется огонь, который тлеет так долго. «По ту сторону добра и зла» не означает «по ту сторону хорошего и плохого», уточняет он в заключение первого рассуждения.
II. второе рассуждение: «вина», «искаженное сознание» и что на них похоже
Второе рассуждение прослеживает происхождение идеи вины. У животных способность забывать является сильной чертой, признаком выносливости. Человеку же удалось утратить свойство забывать, которое обеспечивает спокойствие многих видов. Он даже приобрел противоположное качество — память, при помощи которой в определенных случаях забвение отсрочивается.
«Речь идет вовсе не о чисто пассивной невозможности освободиться от впечатления прошлого и об активной воле не освобождаться, о воле, которая упорно хочет того, что она уже один раз хотела, точнее говоря, о памяти воли».
Человек стал предусмотрительным, упорядоченным, необходимым до такой степени, что может сделать для себя предположения на будущее. Это долгая история ответственности:
«Знание этой редкой свободы, этой власти над собой и своей судьбой, оставило в нем такой глубокий след, что стало у него инстинктом, причем инстинктом доминирующим».
Этот инстинкт человек называет своим сознанием. Чтобы человек твердо помнил свое слово и выполнял свое обещание, нужно было, чтобы он закрепил это обязательство в голове, а именно цену
