— Откуда ты взялся такой? — Она всплеснула руками.
— А! Прямо из командировки,— с напускной небрежностью ответил Пашка.— В районе был. Семь дней из конца в конец мотался. Два часа назад в Москву вернулся. Рванул прямо к тебе, туда. А ты уже кончила музыку. Ну, я сюда.— И неожиданно дрогнувшим голосом закончил: — Очень я, Галочка, тревожился за тебя.
— Нечего за меня тревожиться.
Но Галя неожиданно поймала себя на том, что ей приятна эта его тревога.
— Ну да, «нечего». Вот уехать собралась.
— Так ведь не уехала.
— Не дали уехать,— многозначительно поправил ее Пашка.— Нашелся такой человек.
— Уж не тот ли, который после тебя ко мне в палатку приходил? — усмехнулась Галя.
— Он самый. Это парень настоящий.
— Кто ж он такой?
— Из МУРа, вот кто. В общем, Галочка, чуть-чуть мы с тобой не влипли в историю.
— Кто не влип, а кто и влип,— задумчиво ответила Галя.— Тебя, конечно...
Но Пашка не дал ей договорить.
— Нет, нет! Виктор мне сказал, ты тут чистая.
— Много он знает, твой Виктор.
Галей снова овладело ощущение пустоты, одиночества и тревоги.
— Они все знают,— убежденно ответил Пашка.— Больше нас с тобой знают. Точно я тебе говорю.
И вдруг Галя вспомнила фразу, которую бросил на ходу этот самый Виктор: «Встречусь с ним я». Неужели встретился? И поэтому никто... Но тогда...
Она порывисто прижалась к Пашке, зарылась лицом в его старенькую, пахнущую бензином и маслом телогрейку и в отчаянии прошептала:
— Страшно мне, Паша... Страшно....
Пашка обнял ее, впервые, кажется, обнял, как друг, словно защищая от всех. И, следуя какому-то неведомому закону передачи мыслей, вдруг сказал:
— Если ты здесь, значит, они поймали его. Поняла? Значит, и бояться нечего, глупая.
Он еще крепче прижал ее к себе и внезапно почувствовал, что она вся дрожит.
— Да тебе холодно, Галочка!
— Не холодно... не холодно мне... Я подумала... Знаешь, Паша, мне надо повидать этого Виктора, надо вещи кое-какие ему отдать. Чтобы не жгли они мне руки больше, проклятые...
— Какие такие вещи?—удивился Пашка.
— Ну, в общем не мои вещи.
И Пашка, поняв ее с полуслова, уверенно кивнул головой.
— Это мы запросто. Телефончик у меня его есть.
...Сама того не зная, Галя в этот момент оказала Виктору такую помощь, без которой он и его товарищи ни на шаг не продвинулись бы вперед в решении головоломной задачи: что стало с Фирсовым.
Первым в то утро, кого, явившись на работу, встретил Виктор — хотя бюллетень требовал лежать дома по крайней мере еще дня три,— был Бескудин. Собственно говоря, этого следовало ожидать: так рано в Управление приходил он один.
Столкнулись они в коридоре, и Бескудин, оглядев Виктора, покачал головой.
— Да, брат,— и виновато добавил: — Все собирался тебя проведать, да вот...
— Знаю, Федор Михайлович, о всех неприятностях я уже знаю,— сказал Виктор.— Таскают еще?
Он с горечью всматривался в усталое лицо Бескудина, заметил новые продольные морщинки на впалых щеках, покрасневшие веки, мешки, вдруг обозначившиеся под глазами.
— Их дело такое,— коротко вздохнув, ответил Бескудин.— Но я вот все думаю, почему он этот номер выкинул. Что-то я, видно, задел такое невзначай. Чего-то он испугался, сильно испугался. И решил от меня отвязаться. Опытный, стервец.
— И своего, как видите, добился,— заметил Виктор.
— Ну, ну, поглядим еще. Поглядим, говорю,— возразил Бескудин и деловито спросил: — Чем думаешь заняться?
— Есть у меня тут одна мысль. Насчет Фирсова.
— А! Ну, пошли ко мне в кабинет. Потолкуем.
Разговор был недолгим. Бескудин все одобрил и под конец сказал:
— Машину возьми. Рано тебе еще по троллейбусам скакать.
...Когда Виктор приехал в почтовое отделение; утренний разнос почты давно кончился и почтальоны собирались в большой, светлой комнате при отделе доставки, готовясь к новому обходу своих участков.
Через пять минут Виктор уже весело разговаривал с шустрой черноглазой девушкой в синем ватнике и пестрой косынке, сидевшей возле массивного, со специальными отделениями стола для сортировки писем.
— Десятая квартира, Фирсовы? — переспросила девушка, ловко сортируя письма.— Помню я это письмо. Она его как взяла...
— Она разве дома была? — удивился Виктор.
— Только пришла. Вся заплаканная...
Выйдя из почтового отделения, Виктор нерешительно остановился возле поджидавшей его машины, потом, нагнувшись, сказал шоферу:
— Давай, Степа, езжай. Я тут задержусь, пожалуй.
— Сам велел тебя ждать,— ответил шофер.
— Езжай, езжай, долго ждать придется.
— Ну, как знаешь.— И шофер завел мотор/—Счастливо тогда.
Машина уехала.
Виктор с минуту еще постоял у края тротуара, соображая, в какую сторону идти. Дом, в котором жили Фирсовы, был где-то совсем рядом.
Дверь открыла высокая худая женщина.
— Можно видеть Анну Ивановну? — спросил Виктор.
— Я это,— сухо ответила женщина.— Чего вам?
— Поговорить с вами надо. Разрешите?
На худом, утомленном лице ее отразилось недовольство.
— Некогда мне разговоры разговаривать.
— Я из милиции. И разговор у меня серьезный.
— Только и знаете, что разговаривать,— хмуро ответила она и, насторожившись, добавила: — Проходите уж.
Виктора не удивила такая встреча, он был готов к этому и молча проследовал за женщиной по длинному, заставленному коридору с вешалками у каждой из дверей.
В небольшой, скромно обставленной комнате было чисто и даже уютно. Вокруг стола видны были четыре спинки вплотную придвинутых стульев.
Анна Ивановна отодвинула один из них и сдержанно сказала:
— Садитесь, раз так.
— Як вам насчет Гены,— сказал Виктор и, оглядевшись, спросил: — У вас закурить можно?
— Курите.
— Дело вот в чем, Анна Ивановна,— начал Виктор.— Мы арестовали одного человека. Очень опасного человека. Он знает, что случилось с Геной.
На хмуром лице женщины что-то дрогнуло, но она. поджав губы, смолчала, только крепче сцепила руки на коленях.
— Знает,— повторил Виктор.— Но не хочет говорить.
Он вдруг почувствовал усталость от этого первого напряженного дня, даже ощутил легкое
