Каролина слезала с лошади, держась за ее шею, чтобы не упасть. Ноги ее подгибались, спина разламывалась, руки не слушались.
– Мама? – Эмили вопросительно заглядывала ей в глаза.
– Все в порядке, доченька. Я просто не привыкла целый день находиться в седле.
Девочка внимательно посмотрела на мать, затем решила, что ничего серьезного не произошло.
– Я тоже не привыкла, – призналась она. – Но я люблю кататься.
Эмили подбежала к Хокинсу. Адам же куда-то исчез, а через четверть часа вернулся с охапкой хвороста.
Каролина тем временем уже пришла в себя, расседлала лошадь и помогала Хокинсу и Эмили разгружать мула.
Через полчаса женщине уже казалось, что дом под открытым небом ничем не хуже хижины с земляным полом. Вокруг костра были разложены охапки лапника и одеяла, которые весь день вез на себе мул.
После наведения уюта на их стоянке, Хокинс принялся за приготовление ужина, и вскоре из котелка, подвешенного над огнем, разнесся аромат лука и соленого мяса. От одного только запаха у Каролины закружилась голова, тем более, что вот уже несколько недель она не пробовала ничего мясного.
Эмили была в восторге от прелестей походной жизни. Она бегала вокруг костра и бормотала себе под нос:
– Скоро будет ужин, скоро будет ужин!
Это было так забавно, что взрослые не могли на нее смотреть без смеха – все тоже просто умирали от голода.
Вечером стало холодать, и путешественники уселись к костру поближе. Они уминали невероятно вкусный суп, заправленный овсянкой, заедая его хлебом, выпеченным еще утром в Аскуэре. Ко всему прочему, на ужин было также и вино.
– Жаль, что я не мог попросить в деревне побольше, после того, как там похозяйничали французы, – вздохнул Адам. – Сегодня был длинный день. Нам с Хокинсом просто необходимо выпить…
– Мне тоже, – сказала Каролина, потянувшись к бутылке так поспешно, словно та могла исчезнуть у нее на глазах.
Адам засмеялся и плеснул немного в ее кружку. Она сделала несколько глотков, а затем дала отхлебнуть Эмили. В Аскуэре вино давали даже детям.
– Вот это да! – подивился Хокинс. – Я не знал, что ты такая взрослая девочка.
– В июне мне уже будет четыре, – с достоинством заявила малышка.
– Четыре – это солидный возраст, Эмили Раули.
– Когда-нибудь мне будет пять.
– Когда-нибудь ты станешь такой же взрослой, как и твоя мама.
Эмили покачала головой.
– Мама всегда будет взрослее, чем я.
– Пожалуй, в этом ты права, – со всей серьезностью согласился Хокинс, заставив, однако, девочку улыбнуться.
Каролина вдруг поймала на себе взгляд Адама, сидевшего по ту сторону костра. В его черных глазах, отражавших огненные сполохи, застыло удивление, словно его осенила неожиданная мысль. У женщины перехватило дыхание. Кажется, то, чего она больше всего опасалась, произошло. Рано или поздно это должно было случиться, рано или поздно Адам задал бы себе и ей этот вопрос, которого она так боялась. Этот страх преследовал ее с того самого момента, когда этот человек появился в ее хижине. Не в силах больше выдерживать его испытующий взгляд, она поднялась и взяла за руку Эмили.
– Уже поздно, дорогая, нам пора готовиться ко сну.
Адаму прежде не доводилось слышать, чтобы Каролина с такой резкостью в голосе обращалась к дочери. Он не отрываясь смотрел, как они шли вдоль берега реки, слышал, как Эмили что-то говорила матери. Но вскоре ее звонкий голосочек умолк, и обе они исчезли за кустарником.
Он положил на землю свою тарелку, обнял руками колени и уставился на огонь, мысленно считая годы и месяцы.
Малышке Эмили до четырехлетия не доставало шести месяцев. А ведь до сих пор у Адама даже сомнения не возникало, что она – дочь Джереда. Но девочка родилась в июне, а это значит, что зачата она была в сентябре. А год ее рождения – 1808.
Он резко встал и подбросил хвороста в огонь. Глядя, как вспыхнули ветки, он словно бы зримо увидел вспыхнувший ответ на свой вопрос: Эмили его дочь, а вовсе не Джереда! Но, Господи, если это правда, то почему Каролина ему ничего не сказала?!
Хокинс, чувствуя, что Адам не в настроении, поднялся и побрел к лошадям.
Оставшись один, Дьюард взял ведро и отправился к речке за водой, но, очутившись на берегу, он забыл зачем пришел сюда и уставился на темную воду, находившуюся в бесконечном движении, подобно языкам пламени. Ничто в этом мире не остается на месте. Если попытаться взять в руки эту живительную влагу, она выскользнет из ладоней и, пролившись сквозь пальцы, исчезнет.
И все-таки у него есть дочь! Между ним и Каролиной много недоразумений и лжи, но Эмили… Эмили просто чудо! Если она действительно его дочь… Адам почувствовал неожиданный приступ радости.
Тут он вспомнил, зачем пришел к реке и почему держит в своей руке ведро.
Он уже мыл тарелки, когда мать и дочь вернулись к костру.
– Хокинс пошел взглянуть на лошадей, – ответил Адам на немой вопрос Эмили. – Вам уже пора спать. Завтра на рассвете снова отправляемся в путь.
Девочка улеглась на лапник, собранный Адамом для подстилки, и Каролина укрыла ее черно-белым полосатым одеялом. Через минуту малышка уже спала. Некоторое время Дьюард смотрел на нее, наблюдая за ее мерным дыханием.
– Каролина, – тихо окликнул он.
Она подняла на него глаза и замерла в ожидании вопроса.
– Она моя?
Женщина опустила глаза и получше прикрыла дочь одеялом.
Ничего не сказать ему об Эмили – это одно, но солгать на прямой вопрос – совсем другое. Это было ниже ее достоинства. Но… существовали причины, из-за которых она не могла, не имела права сказать ему правду. Причины, подсказанные сердцем и разумом. Каролина не могла допустить, чтобы ее дочь росла с сознанием того, что она незаконнорожденная.
