формализованных этикеток создает превратное представление о том, что же такое литература.
Но обратимся к проблеме предельно важной вообще и сегодня в особенности.
В 1918 году П. В. Блонский писал в своей книге «Трудовая школа»:
«Очень часто под видом демократизации культуры и школы проходит тенденция к упрощению культуры и понижение культурного уровня школы и стремление приобщать народ к низшим формам культуры и дать ему “популярные” суррогаты науки и культуры. Против подобной демократизации надо бороться всеми силами во имя принципа высшей культуры: речь должна идти о том, чтобы сделать демократию аристократией духа в лучшем смысле этого слова, т. е. сделать ее наследницей и производительницей самых высших культурных ценностей» [35] .
Проработав в школе 59 лет, я могу свидетельствовать: именно эта идея вдохновляла и сейчас вдохновляет поколения учителей нашей школы. Другое дело, что часто не всегда понимая, как именно нужно реализовать эту идею. Но времена меняются. Лет десять тому назад один известный в Москве директор школы, страстный борец за идеи гуманизации и гуманитаризации народного образования, спросил меня, в какой школе я работаю. Узнав, что в обычной школе, он мне сказал: «И охота вам учить кого не лень». Теперь этот гуманист толкает вперед педагогическую науку.
Но то были только цветочки. А скоро наступит время ягодок. В 2006 году я прочитал в одном из педагогических журналов статью «Литература для избранных, литература для всех». Автор ее утверждает, что идея Раскольникова о разделении людей на обычных и необыкновенных – верная идея. И должна быть сегодня взята на вооружение:
«Отношение к знанию школьника, стремящегося войти в элиту, и “обычного”, “рядового” школьника должны принципиально различаться. В этом суть проблемы».
И преподавание литературы должно руководствоваться этой философией: будущая элита будет учиться в школе постигать литературу. «Для тех же, кто не претендует на эту роль, нужно предложить минимальный объем сведений, которые следует просто усвоить… “Войну и мир” написал Толстой, Великая Отечественная война завершилась победой в сорок пятом, Волга впадает в Каспийское море».
Это, так сказать, теория. А вот мониторинг 2009 года в Москве – это попытка провести подобные идейки на практике. Хотел бы быть правильно понятым. Когда к ученикам, которые пойдут в технический вуз, предъявляют одни требования, а к тем, кто не будет в жизни иметь с ней профессиональных отношений, другие, это правильно и разумно. Никто не спорит и с идеей профильного изучения литературы.
Но вместе с тем нельзя забывать и другое. Литература – предмет не узкоспециальный, узкопрофессиональный, она утверждает некие общие, фундаментальные ценности человека и, что очень важно, формирует будущих родителей. И минимум литературного образования не может быть ниже плинтуса.
Преподавать сегодня литературу в старших классах очень трудно, не побоюсь сказать, мучительно. Другой фон жизни. По самым последним данным «программы поддержки развития чтения», число постоянно читающих в нашей стране – 16%, читают от случая к случаю – 36%, не читает практический каждый второй. Не говоря уже о том, ЧТО именно читают читающие. А это ведь родители наших учеников.
С каждым годом все больше наших учеников не читают программные произведения по литературе. К тому же, преломившись через господствующие сегодня ценности, классика часто деформируется. И самые главные вопросы, на которые обязана сегодня ответить методика, все те, кто в той или иной мере руководит преподаванием литературы в стране: что делать, чтобы вернуть литературу в школу, как пробудить интерес к ней?
1 декабря мы получили ответы на эти вопросы. Смысл их понятен, понятен и тот курс, на который направили учителя литературы: забудьте о всех ваших «быть или не быть», не думайте о том, «как слово наше отзовется», не мучайтесь, не нервничайте. Будут ваши ученики знать, что Кутейкин учил по «Псалтыри», смогут в строчке найти эпитет – и все в порядке. А рассуждать и думать предоставим профильным классам. Чего стоят эти рассуждения на экзаменах, мы уже говорили.
Речь идет не о проблемах чисто методических.
Вот что говорила на встрече писателей с Владимиром Владимировичем Путиным Олеся Николаева, поэт, прозаик, эссеист, профессор литературного института имени А. М. Горького:
«А ведь происходит явное одичание и варваризация русского века наших дней… И беда в том, что в сознании юного гражданина России на месте эстетических, нравственных, духовных парадигм, которые закладываются в душе русской литературой, на месте национальных архетипов образуется черная дыра невежества, в которую тут же устремляются мутные потоки агрессивной массовой культуры. Они навязывают свои слоганы, укореняют свои стереотипы, подавляя творческую волю не защищенного никаким культурным слоем молодого человека и заполняя мир своей беспросветной пошлостью.
Но если так будет продолжаться и далее, спросим себя: зачем тогда нам нужна будет эта огромная бесхозная территория, эта сама себя не осознающая, плывущая в никуда страна, по которой будут рыскать варвары – люди с коротенькими мыслями, низкими сумеречными душонками и алчным огоньком бесчисленных глаз?» [36]
С Николаевой можно соглашаться и не соглашаться, но она права в определении точки отсчета. Речь действительно идет о судьбах русской культуры, о судьбах нашего отечества. И вопросы преподавания литературы в школе не сводятся к методике в узком смысле этого слова и уже тем более к проблеме знаний по литературе, понятых к тому же упрощенно. И я полностью принимаю именно такую систему координат.
Но что же нам делать? И читатель резонно меня спросит: «А у вас есть не только критические, но и позитивные идеи, которые помогут нам выйти из тупика?» Да, есть. И они выработаны не только мной, но и многими и многими учителями, которые, несмотря ни на что, стремились преподавать литературу как литературу.
часть четвертая ВОЗМОЖНОСТЬ СПАСЕНИЯ
1. ЧТО
Что самое главное на уроке литературы? Бесспорно, она сама, литература. И пробудить интерес к ней, желание думать над страницами прочитанных книг, научить сопереживать их героям, а главное – получать удовольствие от чтения – вот та основная задача, решить которую призван учитель словесности.
Сегодня вчера еще литературоцентристская культура наша стала телецентристской. Входя в темную комнату, три четверти наших современников включают свет и тут же – телевизор. Вот недавно я прочитал в сочинении десятиклассницы:
«Телевизор иногда объединяет семью, а иногда наоборот. Например, когда показывают по телевизору футбол, мы с сестрой смотрим его с папой. А с мамой мы смотрим индийские фильмы каждую пятницу. Это нас объединяет. А иногда телевизор разъединяет. Например, когда мы иногда должны сесть за стол и поужинать всей семьей, но мы все берем свои тарелки и расходимся по комнатам смотреть телевизор».
Телевизор стал точкой отсчета, он определяет систему культурных координат. Уроки литературы и призваны утвердить литературу, если даже и не как главную доминанту культуры, то хотя бы как одну из определяющих ее доминант. Если ученик в школе не прочитает «Преступление и наказание», то скорее всего он никогда в жизни его не прочитает. Как сказал кто-то из учителей, судьба русской классики в современном мире зависит от уроков литературы в школе.
Но литература станет для нашего ученика чем-то важным и значимым только в том случае, если он в книге, написанной давно, увидит что-то ему сегодня близкое, важное и дорогое. Если она станет для него не только учебным заданием, а пусть частичкой его собственной жизни.
В этой связи хочу обратить внимание на одну очень интересную и плодотворную тенденцию, мимо которой, к сожалению, прошла наша методика преподавания литературы в школе.
В предисловии к своей книге «Русская литература от Фонвизина до Бродского» Станислав Рассадин, обосновывая принцип своего подхода к изучению русской литературы, обратился к нехитрой аналогии с музеем, к работе экскурсовода:
«все-таки роль экскурсовода заманчива хотя бы тем, что у нее есть необременительный минимум свободы воли… так как в его естественном праве не скрывать от “экскурсантов” своих мнений, своих предпочтений.
Но ведь тот же подход возможен в отношении к литературе: “литературная группировка”, “школа”, “течение” (даже такое объемистое, как “реализм”) – все это по-своему интересно для…ведов (искусствоведов, литературоведов). Автор же в этой “книге” хочет быть…водом» [37] .
И Игорь Виноградов в своей последней книге пишет:
«Духовные искания русской литературы всегда интересовали меня… не только в сугубо профессиональном, историкокультурном плане, но прежде всего в их живом, насущном для нас значении. А свое живое содержание творчество любого писателя раскрывает перед нами с наибольшей полнотой только тогда, когда именно так, в его живой
