иранских племен (так называемая андроновская культура, на восток простиралась за Енисей). —
Заратустра вышел из глубин иранских патриархальных пастушеских крестьянских масс. Своим успехом он явно обязан покровительству знатного землевладельца Виштаспа. Его учение стало основой богатой государственной церкви с новым духовенством и новыми обрядами. (В VI в. до н. э. стало официальной религией империи Ахеменидов, позже в Парфянском царстве и Сасанидском Иране, павшем под ударами арабов в 651–661 гг. —
И еврейские пророки — Амос, Осия, Исаия, и их преемники апеллировали к откровениям племенного бога Яхве и осуждали политеизм, идолопоклонство и магию. Их Яхве не нуждался в плоти козлов и крови быков, предлагавшихся в качестве жертвы.
«Что требует Господь от нас, кроме как быть справедливым, проявлять милосердие и идти за ним?» В то же самое время движение пророков отражает реакцию свободного крестьянства против экономического и политического абсолютизма еврейских правителей, которые, начиная с Соломона, пытались подражать египетским и ассирийским монархам (в соответствующем масштабе — как областной начальник подражает столичному. Соломон пользовался покровительством фараона Египта).
Пророки стремились возродить почитание старых богов и исправить существующие культы. Божество персонифицировалось лишь в духовном смысле, не имеющее право быть воплощенным в дереве и камне, хотя и искусно и богато украшенных. Оно больше не было одним из множества богов, вместе с которыми являлось объектом поклонения, наподобие Амона Ра, Мардука или прежнего Яхве, но превратилось в исключительное божество, бога богов, став богом всех людей, а не только ассирийцев или египтян.
Совершение обрядов за плату сохранилось и в религии пророков во многом потому, что ее приверженцам обещали вознаграждение в загробном, а не в реальном мире. Однако совершение обрядов с подношением пива, как это происходило в Шумере, или опьяняющей сомы, как в ведической Индии, не являлись залогом будущего спасения и милости Бога. Путь к спасению лежал через совершение добродетельных поступков. Следовало поступать по справедливости, не говорить неправду, не воровать и не убивать, то есть поступать по отношению к другим так же, как и в древних сообществах бронзового века, у которых и были заимствованы эти представления.
Конечно, как и всякое учение, обещавшее спасение в качестве награды за праведность, христианство также допускало осуждение на вечные муки как наказание за дурные поступки. В боговдохновенном видении пророка отрицательный мотив затемняется положительным посланием. Поскольку религия становилась все более и более структурированной и зависящей от священников, страдания осужденных на вечные муки определялись с особым наслаждением. Скажем, как и на египетском папирусе, относящемся ко 2-му тысячелетию до н. э., а позже на буддийских и зороастрийских скульптурах и изображениях, на христианских иконах красочно изображены ад и претерпеваемые грешниками мучения.
Наконец, поскольку Господь стал создателем всех людей, человечество, очевидно, превратилось в единое сообщество. Теперь для его соплеменников или горожан истовая набожная благочестивость человека связывалась со справедливостью, правдивостью и милосердием, даже если не для всех людей, то, по крайней мере, для сообщества преданных, в которое должны были входить все люди, независимо от их происхождения или политического союза.
Подобные плодотворные идеи явно свойственны учениям Сиддхартхи Гаутамы, Заратуштры, Амоса и прочих пророков. В буддизме, митраизме и других религиях они особенно проявились после 300 года до н. э. Представление о человечестве как о едином сообществе, всем членам которого присущи общие моральные обязательства, представляет собой идеологический аналог международной экономики, основанной на обмене товарами между всеми ее членами, сложившейся во второй период железного века.
В Греции во время бронзового века певцы, которых радостно принимали во дворах героев вместо жрецов, изображали богов как подобие военных покровителей, признававших первенство олимпийского Зевса, — так же вели себя своевольные военачальники ахейцев по отношению к правителю Микен.
В железном веке совершались публичные жертвоприношения олимпийским богам, для чего в каждом городе были построены специальные храмы. Однако когда смертные правители покинули микенские дворцы, боги Гомера также оставили земной Олимп и исчезли в небе. Природа, оставленная богами, таким образом, стала свободной для науки, однако наполовину, поскольку и старое крестьянство, и новые варварские племена придерживались архаических магических культов.
Именно из древних магических обрядов они заимствовали «мистические религии», культ Диониса, или Вакха, бога вина, пришел из Фракии, орфики и элевсинские мистерии, а также и философы вплоть до Пифагора и Платона обращались к личности (и бессмертию души), а не к обществу как к организованному целому. Мистические религии служили идеологией для масс, угнетаемых крестьян, рудокопов и даже для рабов, обещая им спасение и становясь духовным бальзамом в их материальных и экономических проблемах.
Вакх предлагал союз с божеством через божественное безумие, орфики, как и Будда, освобождали от колеса рождений и смертей, то есть даровали бессмертие. Все же пути к спасению в основном представляли собой магические ритуалы, инициацию и очищение непосредственно заимствовали из древних репродуктивных культов, таких как приобретение бессмертия сначала для фараона и затем для всех египтян, кто мог заплатить за них.
Естественно, что нечистым, непосвященным, угрожали адом. К V веку до н. э. страх перед преисподней стал существенным фактором в жизни греков, хотя и редко упоминался в классической литературе. Из итальянских и сицилийских греческих колоний учение дошло до этрусков, чьи гробницы иногда украшались изображениями пыток проклятых. Все же целью мистерий было не «научить своих приверженцев догмам, а довести до определенного эмоционального состояния».
В свою очередь, философы-мистики обращались к более искушенным клиентам с утонченной магией. В частности, Пифагор из Самоса (ок. 580–500 до н. э.) помимо традиционных запретов и архаических ритуалов призывал к занятиям науками и искусством. Его ученики образовали братства, которые больше напоминают древние тайные общества и орфическую церковь, чем научные школы. Сказанное справедливо и в отношении брахманских философских школ Индии железного века.
Все же пифагорейцы, рассматривая созерцательную жизнь как величайшее очищение, изучали в связи с этим арифметику, геометрию и астрономию как сопутствующие средства, правда без практических результатов. Тем временем другие философы, происходившие из Ионии, учили, непосредственно опираясь на естественные науки.
Основатели так называемой естественной философии — Фалес (ок. 625–540 до н. э.) и Анаксимандр (ок. 600–530 до н. э.) из Милета, Гераклит (ок. 550–475 до н. э.) из Эфеса — на самом деле были в основном озабочены социальными проблемами, нежели торговыми связями с Востоком и новыми средствами денежного обращения, необходимыми теперь в Ионии.
Философы наконец перестали ограничиваться абстрактной «природой», не связанной с человеческим обществом, подобно теологам Шумера и Египта. Как писал Корнфорд: «Главным предметом размышлений греков является не внешняя природа, обнаруживаемая чувственно, но представление о реальности как о сверхчувствительной протяженной субстанции, которая вначале была живой и божественной…» «Их целью являлось создание нового инструмента, концептуальной модели реальности». Точно такой же, возможно, была и цель у шумеров.
Как и в Месопотамии, модель обеспечивалась порядком в обществе, однако по мере того, как общество переходило к цивилизации железного, а вовсе не бронзового века. Греческое обозначение
