выжить, — глухо донеслось с кровати. Драко волнение почувствовал тоже, поэтому решил сгладить момент и добавил: — Надо же ещё у Поттера кровушки попить...
Взмахом трости Малфой снял все заклятия и вышел из комнаты, плотно закрыв дверь. Только сейчас настоящий страх парализовал меня, потому что я понял, что он знал. О Мерлин! Он знал и оставил меня жить! За всё, что я ему сделал! У меня это в голове не укладывалось.
Но что это ещё за дела такие, по которым Люциус отправился ночью гулять по Норе? Только бы никого не убил... Да нет, он же сказал... Хотя мало ли что он сказал!
Я бросил взгляд на кровать и сделал осторожный шаг к двери. Потом ещё и ещё. Дверь скрипнула, но белобрысый гад, видимо, умучился за день и просто отрубился, ничего не слыша. Я выскользнул из комнаты, прокрался по коридору. Мерлинова борода! Что Люциусу могло понадобиться в Норе? У нас нет ничего ценного, ничего, что... Подлить яд в еду?! Кусая ногти от волнения, я выглянул на лестницу. А если я сейчас на него наткнусь? Придётся поздороваться...
Я свесился через перила лестницы, вглядываясь в царящую внизу темноту, и не мог различить в ней ни звука. Внезапно на третьем этаже послышались неторопливые шаги, и я бесшумно взлетел по лестнице, держась ближе к стене. Уже не пытаясь сдерживать дыхание, я крался по коридору, пытаясь ориентироваться на...
Я с размаху налетел на кого-то, стоящего в темноте коридора, и тут нервов моих больше не хватило.
— Ступефай!!!
Раздался грохот упавшего на пол тела.
— Люмос! — весь дрожа, воскликнул я.
Некоторое время я потрясённо созерцал поверженного, потом выдохнул:
— Фините. Извини, Рон...
— Твою мать, Гарри! — заорал тот, поднимаясь с пола. — У тебя что, совсем крышу снесло — Ступефаем в кого ни попадя швыряться?! А я слышу: крадётся кто-то, стою и думаю...
— Извини, Рон, извини, нервы сдали! — прохрипел я. — Показалось!
— Что тебе показалось? — проворчал он уже спокойнее. Я закусил губу. Если я сейчас скажу: «Показалось, что я наткнулся на Люциуса Малфоя», — меня в психическое отделение Мунго сразу сдадут или чуть погодя? Или Рон ещё чаще будет от меня шарахаться?
— Да так, ничего.
— Ну ты тоже... В туалет сходить нельзя... — снова буркнул Рон, скрываясь за заветной дверью. Я спустился вниз, в свою комнату. Этим шумом мы наверняка его спугнули бродящего по Норе Пожирателя, и теперь останется лишь с утра предупредить Молли, чтобы она проверила всю еду на...
Окно в моей комнате было распахнуто настежь, штора колыхалась, выдуваемая наружу. Мысленно ругаясь, я подбежал, втянул её обратно, захлопнул окно, обессилено присел на подоконник.
И тут моего сознания коснулась ещё одна мысль.
Я открыл верхний ящик стола, тот самый, куда я сегодня спрятал недописанное письмо Снейпа к моей матери. Письма не было.
13. ГП. Размышления
Уснуть я так и не смог. Сначала мерил комнату шагами, потом присел к столу, достал перо и пергамент. На клочке черкнул записку Гермионе: «Герм, мне нужны книги по маггловской психологии. Особенно меня интересуют случаи психических отклонений вследствие перенесённого шока. Объясню, когда приедешь. Гарри».
Отправив Буклю с письмом, я достал лист побольше, откопав его из-под черновиков заданных на лето эссе, и первым делом поставил на него кляксу. Убрав её, я откинулся на спинку стула и взъерошил волосы. Так-так, дело приняло неожиданный оборот...
Я поставил цифру один и написал: «Снейп любил Лили». Перечитал, и фраза тут же показалась бредовой. Ну не могла эта сволочь кого-то любить! Значит, это ловушка для меня, чтобы я заколебался, когда придёт время прикончить мерзавца. Письмо было написано нарочно, признание в любви — сопливые излияния плохого актёра.
Я посмотрел на огонёк свечи на столе и вздохнул. Язычок пламени вздрогнул от моего дыхания, заметался. Нет, за прошлый год я слишком привык доверять летящему почерку...
Сцена в соседней комнате была разыграна с тем, чтобы подорвать моё доверие к покойному директору. Тёмная сторона делает всё, чтобы посеять сомнения в моей душе...
И тут мои мысли натолкнулись на непреодолимое препятствие. Ведь над Драко надругались по-настоящему. И Малфой меня не тронул, хотя, казалось бы, нет ничего легче, чем одним махом приблизить развязку войны. Я записал и это, потом снова задумался. Параллель выстраивалась неутешительная. Если допустить, что Дамблдор действительно попросил Снейпа его убить... Мысли завязли. Думать о том, что в таком случае ненавистный профессор невиновен, не хотелось категорически.
Младший Малфой в этих играх оказался пешкой, поэтому так пострадал, ведь пешек не щадят. Знать бы, кто гроссмейстер — директор или Том? Директор, скорее. А белобрысую язву надо вытаскивать, это даже обсуждению не подлежит. Каким бы засранцем он ни был, как бы яростно мы ни сцеплялись в школе, я никогда не хотел ему смерти, понимая, что в нашей ненависти есть грань, которую переходить нельзя. Интересно, понимал ли это он...
«Вылечить Малфоя, — записал я. — Главное, чтобы не загрыз никого». На слове «загрыз» у меня внутри что-то сладко ёкнуло: я вспомнил горячее дыхание на своём горле, острое колено, упирающееся мне в живот, хрупкие ключицы в вороте рубашки... Я потряс головой, и, решив быть честным, записал, хотя каждая буква давалась с трудом: «А ещё я его хочу».
И, когда я сегодня нёс его на руках, он с силой вцепился в меня, пытаясь скрыть дрожь, — ну конечно, ему теперь невыносимы прикосновения чужих... Но я это исправлю.
Прежде чем писать сумбурные мысли дальше, я боязливо оглянулся на окно, за которым уже был непроглядный ночной мрак. «Старший, судя по всему, послал хозяина подальше. Мотивы ясны. Никого в Норе не убил, что странно».
Я разгладил пергамент и опять стал глядеть в одну точку. Потом поднёс к бумаге перо.
«Дамблдор — старый интриган». Однако стоит ли верить пристрастному Малфою, который — я не знал, но чувствовал — давно и неявно был с директором на ножах? Что плохого сделал мне Дамблдор? Он позаботился обо мне, заставив тётю взять меня под кровную защиту. Да, это были не лучшие мои годы, но всё-таки он попытался как-то меня устроить. А потом что? Его ли вина, что он отлучился из школы как раз тогда, когда мы вычислили, кому понадобился философский камень? И откуда он мог знать, кто открывал Тайную комнату? И откуда он мог знать, что Сириус...
Я замер, как громом поражённый. Чтобы Дамблдор, верящий в любовь, читающий души как открытую книгу, — чтобы он поверил в виновность Сириуса?! Всё складывалось так, что в его вине никто не усомнился, а потому не возникло необходимости в Веритасеруме, крёстный оказался в Азкабане, и я встретил его только через тринадцать лет.
А если бы всё было не так? Если бы его признали невиновным, то...
— Я бы жил с ним и с детства знал о магии, — прошептал я в пустоту тёмной комнаты. Пламя свечи снова дрогнуло от моего дыхания. — Но старик решил подстраховаться, ведь Сириус из темномагического рода и кто знает, чему бы он меня научил. Магический мир должен был стать для меня сказкой, чтобы потом я жизнь положил за него.
Не было сил даже вскочить и забегать по комнате, как я обычно делал, когда волновался.
Волдеморт был у него под носом, василиск был у него под носом, Крауч целый год вёл меня к Кубку Огня, Амбридж совала всюду свой нос, Драко замышлял козни и чуть не убил двоих учеников — а он не видел?! Величайший маг столетия не разбирался в политике, не распознал Оборотное зелье, забыл то, чему полвека назад сам был свидетелем?
Я неожиданно вспомнил задыхающегося от боли старика, которого поил в пещере ядом, и то, как он умолял меня, но нужно было закончить начатое. И то, как через несколько часов он так же умолял Снейпа... Неужели его дни и вправду были сочтены, и он решил использовать свою смерть? Повесив её на человека, который служил ему верой и правдой, и отчасти — на меня?
Я поймал себя на мысли, что начинаю сочувствовать своему бывшему профессору...
Разбудил меня крик. Я подпрыгнул на стуле, открывая слипшиеся веки. Свеча давно погасла, было темно, и я понял, что за невыносимыми размышлениями уснул.
Крик повторился.
На этаже мы с Драко были одни. Нашарив на столе палочку, я бегом ворвался в соседнюю комнату. Малфой, не просыпаясь, метался на кровати, и я присел в изножье.
— Уйди, уйди, — явственно пробормотал он и вдруг снова застонал, протяжно и безнадёжно. Не выдержав, я коснулся его лба, покрытого холодным потом, и он мотнул головой, стряхивая мою руку.
— Не надо!
Я потряс его за плечо: сам прекрасно помню, как пугал соседей по спальне своими кошмарами. Он испуганно вскочил, но запутался в простыне и изо всех сил ударил кулаком меня по руке. Я охнул.
— Ты чего, очнись, это же я, Поттер!
Не сдержавшись и рискуя получить ещё и в нос, я прижал Хорька к кровати, держа за плечи. Он задёргался спросонья, но потом затих, глядя на меня блестящими в темноте глазами.
— Отпусти, тварь, — прохрипел он наконец, и я понял, что он уже в состоянии соображать. — Отпусти, уйди и не показывайся мне никогда. Иначе я тебя угроблю, не пожалею. И прикасаться ко мне не смей, понял? И рыжему своему тоже скажи.
Я отпустил его, поднялся с кровати, чувствуя, как предательское тепло внизу живота начинает отпускать.
— Зелье хочешь от кошмаров?
— Захлебнись своим зельем.
— Спасибо, понял.
Больше я криков не
