– Все в порядке, – благосклонно приняла извинения женщина. Она улыбнулась и подмигнула Елизавете.
– Я пропала. Она убьет меня! – прошептала девушка.
– Хватит! – рявкнула Верста. – Я еще Регине говорила, что ты засланная. Не знаю, с чего вдруг она воспылала к тебе такой любовью. Но со мной такой номер не пройдет. Убирайся с глаз долой! Я не позволю мутить здесь воду, тем более с моей помощью.
Что оставалось делать Елизавете? Конечно, подчиниться. Она ушла на свое место и долго сидела там, не шевелясь.
Может, и не бывает в жизни безвыходных ситуаций, но Лизе казалось, что наступил конец света. На помощь ей рассчитывать глупо. Верста и Марта были заодно.
Елизавета вяло собиралась в баню. Предчувствие близкого несчастья томило ее, все мысли были заняты только этим. Она вновь и вновь переживала свою смерть. Понятно, что Марта, осознав, что препятствий для осуществления ее дьявольского плана не будет, постарается не тянуть время.
Смиренно идти на собственную казнь Дубровская не желала. Что она могла предпринять? Искать влиятельного покровителя в своей камере было бесполезно. В этом она уже успела убедиться.
Вариант второй: обратиться за помощью к администрации следственного изолятора. Решение разумное, тем более что они обязаны следить за безопасностью заключенных. Но Лиза понимала, что за вмешательство служители закона наверняка потребуют небольших услуг. Например, сообщать интересные подробности из жизни узниц, то есть, выражаясь по понятиям, «стучать». Долго ли продлится такая жизнь – неизвестно. Но финал все равно будет трагическим. Ее расшифруют заключенные, а потом она «случайно» упадет ночью с нар, сломав при этом шею. Администрация по этому поводу убиваться не станет: проведет формальную проверку и закроет дело. Предателей нигде не уважают.
А может, попробовать попасть в больницу? Вдруг с ней приключится приступ аппендицита или почечная колика. Ее отправят в лазарет, а когда она вернется, Регина будет уже в камере. Загвоздка лишь в одном: серьезных заболеваний у нее нет, а для симуляции нужен артистический дар, который катастрофически отсутствует…
– Эй! О чем задумалась? – Марта, уже не прячась, присела к ней на нары. – Соображаешь, как отсюда смыться? Не выйдет, детка. Теперь ты полностью в моей власти.
Похоже, она умела читать мысли!
– Пора собираться. Кстати, ты не одолжишь мне свой шампунь?
Женщина сладко потянулась, разминая суставы. Потом, наклонившись к Дубровской, она прошептала:
– Послушай, а как ты догадалась про заточку?
Лиза обвела взглядом камеру. В последний раз! Если план Марты удастся, то сюда она больше не вернется. Впрочем, если что-то сорвется, то причин для радости тоже будет немного. Не днем, так ночью, не в бане, так в камере – эта умалишенная доберется до нее.
Громко лязгнула металлическая дверь. Сейчас дадут команду на выход, и она направится навстречу своей смерти.
– Дубровская! – раздался голос надзирателя. – На выход, с вещами!
Обалдевшая Лиза застыла, словно каменное изваяние. Она существовала вне времени, вне этой душной камеры, она была сама по себе!
Последние мгновения сложились в черно-белые слайды.
Щелк!
Щелк! Щелк!
Щелк! Щелк! Щелк!
Последний кадр. Перекошенное злобой лицо Марты.
– Я все равно тебя достану, сука! – кричит она.
Конец. Музыкальные пальцы Елизаветы складываются в выразительный кукиш. Чао!
– Вас освобождают под залог! – сообщил ей Воронин.
Лиза смотрела непонимающе. Признаться, она решила, что по какой-то неведомой причине небеса вняли ее мольбам и ее переводят в другую камеру. А может, ее вслед за Региной отправляют в стационар на психиатрическую экспертизу. Как-никак ее считают убийцей двух человек. Но такое она и предположить не могла!
– Простите, меня оправдали? – пролепетала она.
Следователь оторвался от кипы бумаг и в недоумении воззрился на девушку.
– Вы что, плохо слышите? Вас освобождают под залог. Если вы растеряли в тюрьме все свои знания, напоминаю, что залог – это мера пресечения, избираемая по отношению к обвиняемым. Так что никто вас не собирается оправдывать.
К Лизе вернулась способность соображать:
– Но я не помню в практике случая, чтобы к обвиняемым в двойном убийстве применялась такая мягкая мера.
– Вы что, возражаете?
– Нет, конечно. Но все-таки…
– Прочитайте бумаги и распишитесь.
Дубровская взяла в руки папку и начала листать, но по причине волнения так и не смогла уловить суть. Строчки не прыгали перед глазами, буквы ничем не напоминали китайские иероглифы, но значение знакомых слов доходило до нее с большим трудом. Она покорно расписалась рядом с галочкой и опять уставилась на Воронина.
– В вашем деле появились кое-какие новые обстоятельства. Я думаю, вам лучше их обсудить с защитником.
Следователь хмурился, словно приятные новости для Лизы были для него самого горше пилюли.
– Сумма, под которую вас отпускают на свободу, приличная. Вы, как адвокат, должны знать, что если у вас возникнет искушение навострить лыжи в Турцию, то залогодатель будет очень огорчен. Деньги обратят в пользу государства, а вас при первой же возможности отправят в тюрьму. Оттуда вам будет не выйти даже по ходатайству папы римского.
Дубровская, конечно, хотела спросить, при чем здесь Турция и лыжи, а также отец католической церкви. Но Воронин не был расположен шутить.
– А о какой сумме идет речь? – осведомилась она.
– Вы что, не читали бумаги? – Следователь сунул ей под нос заполненный бланк.
– О боже! – воскликнула она.
Неужели эту сумму внесла за нее мама? Но откуда она раздобыла деньги? Может, взяла в долг?
– Вам помог друг. – Воронин предвосхитил ее вопрос.
– Друг?! – Она задумалась только на мгновенье. – Это Андрей!
Следователь только укоризненно покачал головой.
Конечно, это Андрей! Как она сразу не догадалась? Он вернулся домой, узнал о том, что приключилось с Елизаветой, и сразу поспешил ей на помощь. Он не стал слушать возражения родителей, которые наверняка метали огненные стрелы. Что ему их отповеди, он же знает Лизу. Уж ему точно не придет в голову идея о возможной причастности его подруги к двум убийствам. Он любит ее!
– Вы свободны, – сказал ей Воронин. – Кстати, там вас уже ждут.
Свобода! Какое сладкое слово! Она уже и не надеялась ощутить его вкус. Сейчас она вдохнет воздух городских улиц и впервые за долгое время увидит небо, какое оно есть. Белое, от ноябрьской непогоды, затянутое облаками, но настоящее. Не в клеточку!
Кстати, какая это ерунда по сравнению с главным. Ее ждет Андрей, а это для нее самая лучшая новость!
Щелкнули засовы, и Лиза оказалась на улице. Она оглянулась по сторонам в поисках Андрея, но так и не заметила знакомой фигуры. Улыбка сползла с ее лица.
– Лиза! – окликнули ее. Она обернулась.
Из припаркованного неподалеку автомобиля вышел мужчина. Дубровская даже вытянула вперед шею, чтобы проверить, не обманывает ли ее зрение. Может, от долгого пребывания в неволе у нее начались галлюцинации? Перед ней был Сергей Аркадьевич Мерцалов, собственной персоной.
– А где Андрей? – спросила она, забыв даже поздороваться. Уж кого она меньше всего ожидала встретить у ворот следственного изолятора, так это отца Андрея. Неужели в последнем разговоре они не расставили все точки по своим местам? Он приехал читать ей нотации?
Но Сергей Аркадьевич, взяв из ее рук сумку, отправился к машине. Он уложил вещи в багажник и распахнул перед ней дверцу. Дубровская заглянула в салон. Там было пусто!
– А где Андрей? – повторила она вопрос.
– А где ему быть? За границей. Он возвращается в начале следующей недели.
Лиза остановилась в замешательстве.
– Подождите, Сергей Аркадьевич, я ничего не понимаю. Я решила, что он уже в курсе моих проблем, что он внес залог…
– Залог внес я, – просто ответил мужчина.
– Вы?! – еле ворочая языком, произнесла Дубровская. Какая нелепица! О чем они тут говорят?
– Садитесь, я отвезу вас домой, – предложил Мерцалов.
Она села в салон, ничего не понимающая, оглушенная потоком странных событий, случившихся с ней за один день. Отец Андрея вел машину не оборачиваясь, не спрашивая адреса. Похоже, он знал, куда ехать.
– Я так понимаю, мое участие в вашей судьбе вас разочаровало, – заговорил он наконец.
Лиза встрепенулась.
– Простите, это было так неожиданно для меня. Судя по тону нашего последнего с вами разговора, я считала, что вы не захотите обо мне ничего слышать. Разве могла я надеяться, что…
– Мы с вами не разговаривали.
– Простите?
– Я говорю, что вы вели ту оживленную беседу с моей женой, но не со мной. Видите ли, дорогая, мнения супругов в различных вопросах могут расходиться. Это нормально. Я тогда хотел вам это сказать. Вы же бросили трубку! Это, в конце концов, обидно.